Мать (CИ)

До вечера он был как в тумане. Бессмысленно шатался по квартире, заглядывая в заросшие зеленью окна, смотрел на улицу, где вдоль выщербленных асфальтовых дорог бежали ручьи. Чтоб немного развеселиться, послушал пластинку "Бременских музыкантов", потом посмотрел "Детский час" по телевизору. Душевная боль понемногу сменилась отупением.

Когда с работы вернулась мать, Пахомов через силу начал было рассказывать ей о своём провале, но затянувшийся тонкой плёнкой нарыв вскрылся, и Володька, рыдая, вывалил всё, что ему довелось пережить. Мать обняла его, поцеловала в макушку.

- Ну не плачь, сынок, а то я тоже буду плакать. Хочешь, шоколадку куплю? Или жвачку. Какие ты любишь? "Турбо"? А с Грищуком этим я разберусь. Скажу вашей директриссе, чтобы взялась за него. Что это за ученики у неё в школе? Просто уголовники какие-то.

- Она з-знает, - икал Пахомов, глотая слёзы и сопли. - Маргарита Н-Николаевна ему д-даже бойкот об-бъявляла. Всем к-классом. А он - т-такой... в-всё равно в-всех достаёт...

- Значит, в спецшколу его! Для трудных подростков.

- Да, в спецшколу, - поддакнул Пахомов.

- А за галстук не беспокойся - отстираю, - говорила мать, гладя его по голове.

- А тетрадки?

- Тетрадки новые купим.

- Маргарита Николаевна будет сердиться.

- Ой, Вовка, что за школа у тебя? Ученики - хулиганы, учительница - стерва... Не волнуйся. В крайнем случае, перейдёшь в другой класс. Год уже почти закончился. А на Грищука я заявление в милицию напишу.

- Да он и так в детской комнате состоит, - всхлипнул Пахомов.

- Ну тогда тем более нянькаться не будут. Просто негодяй какой-то. У меня слов нет!

Пришёл с работы отец. Услыхав про сыновнее горе, впал в неистовство, принялся расточать угрозы Грищуку и всей его семье.

- Не боись, Володька, накатаем телегу на этого отморозка - и дело с концом.

В тот вечер родители даже не ругались друг с другом.

Глава восьмая

К концу апреля снег сошёл окончательно, стало припекать, ветер погнал по улицам мусор и пыль. Готовясь к празднику солидарности трудящихся, на столбах развешали красные флаги, возле поселкового совета над дорогой повесили растяжку: "Мир! Труд! Май!". Обелиск павшим бойцам отмыли от помёта, рядом высадили свежие цветы, а вокруг - маленькие ёлочки. Учеников согнали на субботник, заставили собирать хлам по периметру школы.

Пока девчонки граблями сгребали палые листья и прошлогоднюю траву, мальчишки таскали сломанные ветки, палки и железный лом. Пахомов с Беляковым и ещё тремя одноклассниками, радостно гогоча, приволокли остов от "Москвича", найденный в ближайшем дворе. Нудная обязаловка, какой поначалу представлялся всем субботник, быстро превратился в развлечение.

- Тут даже прикольней, чем на "Зарнице", - сказал Беляков.

- Точно, - согласился Пахомов, вспомнив единственную в своей жизни "Зарницу", когда класс пригнали в какой-то бор, а потом сразу велели возвращаться, потому что кто-то потерялся. Впрочем, один вражеский погон Пахомов тогда успел сорвать.

- А вы слыхали, пацаны, - сказал, слегка заикаясь, Игнатенко, - в среду Грищукского братана привезли. В гробу. Из Афгана. Мы теперь всем классом на похороны пойдём. Я слышал, Маргарита об этом с завучихой трепалась.

- Ни фига себе! - присвистнул Зимин. - А я-то думаю, чего это он в школу не ходит.

- Так ему и надо, - мстительно заметил Пахомов.

- Наших в Афгане давно нет, - усомнился Беляков.

- Ты чо, дурак? - сказал Зимин. - Это токо для америкосов показали, будто нет. Мой отец говорит, что мы оттуда не уйдём.

- А вы "Рэмбо - три" видели? - спросил Игнатенко. - На той неделе в видео-салоне показывали. Это - чума! Опупеть можно. Там Рэмбо в Афганистане.

- Оба-на! - всполошились все. - Расскажи!

Игнатенко начал рассказывать, и все притихли. Слушали до тех пор, пока Маргарита, облачённая в спортивные штаны и геологическую зелёную куртку, не прикрикнула на них:

- Вы сюда работать пришли или болтать? А ну быстро за дело!

- Маргарита Николаевна, да мы целую машину притащили, - обиженно возразил Зимин.

- Ты со мной пререкаться будешь, Зимин?

- Вот же корова, - пробурчал Пахомов, которому ужас как хотелось дослушать рассказ про фильм.

Тут он заметил братьев Карасёвых, бодро тащивших куда-то огрызки больших картонных коробок. Махнул им рукой:

- Привет! А у вас есть дома "Рэмбо - 3"?

Те посмотрел на него, и Ромка почему-то отвернулся, будто обиженный на что-то, а Мишка лишь сухо кивнул и ничего не ответил. "Ни фига себе!" - подумал ошарашенный Пахомов. Он подбежал к Карасёвым, спросил ещё раз:

- Так чо, есть у вас "Рэмбо-3", пацаны?

Ромка опустил на землю картонки, выпрямился.

- Нам мама запретила с тобой дружить, понял?

Пахомов отшатнулся.

- Чего?

- И не ходи к нам больше, - визгливо продолжил Ромка, краснея.

Пахомов перевёл растерянный взгляд на Мишку. Тот стоял, опустив взгляд.

- Что случилось-то?

- Да ничего! - рявкнул Ромка.

Мишка поднял глаза.

- Мама с папой поссорились из-за... твоей мамы.

- Как это?

Мишка пожал плечами. Ромка сказал брату:

- Пойдём. Фиг ли с ним разговаривать ещё!

Они поволокли коробки к одиноко стоявшей сосне, вокруг которой лежало четыре мешка с мусором. Неподалёку завхоз разводил костёр. Рядом с ним стояла завучиха в свитере и линялых тёмных шароварах, заправленных в короткие сапоги, и давала указания. Вдалеке девчонки-шестиклассницы, побросав грабли, играли в салки, носясь вокруг деревьев.

Пахомов растерянно посмотрел вслед удаляющимся Карасёвым. Крикнул им:

- Дураки, что ли?

Ромка бросил картонки и подскочил к Пахомову. Заговорил, издевательски кривляясь:

- Получил от Грищука, а? Получил? Ты теперь чмошный! Позорник! Чухан! С тобой водиться галимо! Ты говно лизал! Лизал, лизал! - он запрыгал, тыча в Пахомова пальцем. - Говно лизал!

- Врёшь ты всё, козёл! - заорал Володька, дрожа губами.

- Лизал, лизал!

- Сейчас вмажу тебе - будешь знать!

К ним подбежал Мишка, сказал, поморщившись:

- Не обращай внимания.

Пахомов, побледнев, глянул на него, потом опять перевёл взгляд на Ромку:

- Заткнись, сука!

Но Ромка не унимался. Его будто заклинило.

- Лизал, лизал, говно лизал! Говноед!

Пахомов развернулся и пошёл прочь, сунув руки в карманы.

"Вот же мразь, - думал он, чуть не плача. - Теперь вся школа узнает. Блин, что делать-то? Сволочь Грищукская, чтоб ты сдох".

Острое чувство унижения и горечи вновь, как и в тот ужасный день, затопило по самую макушку. "Гад, урод, - мысленно костерил он Ромку. - Не лучше Грищука".

- Ты чего, от Маргариты втык получил? - спросил его Беляков.

- Не, - с угрюмо ответил Володька. Он вздохнул, озираясь. В ушах всё ещё стоял противный Ромкин голос: "Лизал, лизал! Говноед!". - Слушай, мне тут надоело. Пошли отсюда, что ли.

- Как же пошли, если Маргарита нас не отпускала?

- Да чихать мне на Маргариту! - брякнул Пахомов.

- Оба-на! - удивился Беляков. - А куда ты хочешь двинуть?

- Да вот хоть... в видеосалон, что ли... Ты как?

- Пошли, - пожал плечами Беляков. - Только не сейчас. Куда спешить-то? Всё равно скоро отпустят.

Он был прав. Через полчаса Маргарита скомандовала отбой.

- Зимин, Свержин, отнесите грабли на склад. Малыгаева, приведи со спортплощадки Луханина с Петровым. Жердев, собери пустые мешки. Шарова, прекрати беситься! Сходи к Ирине Леонидовне, скажи, что мы закончили. Игнатенко, найди Григория Валерьевича, завхоза. Вот ключи от класса труда - отдашь ему. - Она помолчала, разглядывая четвёртый "В". - Ну что ж, молодцы. Беляков, не лови ворон, на меня смотри! В понедельник всем быть на демонстрации! Помните: это не просто выходной, а день солидарности трудящихся. Мы обязаны проявить нашу солидарность. Будет очень плохо, если все школьники придут, а четвёртый "В" - нет. Полагаюсь на вашу сознательность. Все свободны.