Мать (CИ)

- Ну что, готовы? - осклабившись, спросила завуч.

- Готовы, - серьёзно произнёс один из старшеклассников.

- Вместе сидеть нельзя. Луханина, Шарова - вы меня поняли? Я сейчас раздам листки. Потом буду задавать вопросы о Болгарии, а вы станете писать ответы. Кто не знает ответа, выбывает.

- А сколько всего вопросов, Ирина Леонидовна? - спросил Беляков.

- Пятнадцать.

- А если у нескольких человек окажется одинаковое количество правильных ответов?

- Тогда проведём дополнительный тур.

У Пахомова защемило в груди. Всего пятнадцать вопросов - и он в Болгарии. За границей! В другом мире!

На миг пригрезилось: вот он возвращается после болгарских каникул, загорелый, с кучей впечатлений, приходит в школу, и все пялятся на него как на знаменитого певца или футболиста; а потом - линейка, и он выступает там, рассказывая о поездке, и у каждого, даже у Карасёвых, в глазах - зависть и восхищение.

- Итак, первый вопрос... - объявила завуч. - Поставьте цифру один... "Назовите имя болгарского космонавта, летавшего по программе Интеркосмос".

Это было легко. У Пахомова дома имелся набор болгарских марок с космической тематикой, на одной из которых был изображён усатый человек в скафандре, а сбоку - надпись: "Майор Георги Иванов".

- Все написали? - завуч сделала паузу. - Следующий вопрос: назовите главу Коминтерна, чей мавзолей сейчас стоит в болгарской столице.

Это было ещё проще. Про Димитрова в "Сентябрятах" сообщали чуть не на каждой странице.

- Третий вопрос, - медленно произнесла завуч. - Назовите имена создателей славянской письменности, чей день отмечается в Болгарии двадцать четвёртого мая.

Пахомов оторопел. Несколько мгновений он тупо разглядывал свой листок, затем, чувствуя накатывающее отчаяние, покосился на Белякова: тот что-то старательно выводил синей ручкой. Завуч ласково озирала класс, ни на ком не задерживая взгляд.

- Все написали?

Голос завучихи прогремел как приговор. Володька поднял на неё глаза.

- А если нет ответа, то всё? - спросил он с робкой надеждой.

- К сожалению, - сочувственно улыбнулась та.

У Пахомова что-то оборвалось внутри. Не чувствуя под собой ног, он с грохотом выбрался из-за парты и ринулся к выходу. В носу щипало, на глаза наворачивались слёзы. Он срезался уже на третьем вопросе. На третьем! Где же справедливость? Зачем он ходил расспрашивал всех о Болгарии и мусолил эту нудятину про сентябрят? Три месяца подготовки - и всё коту под хвост. А самое обидное - он был единственным, кто не знал ответа на тот вопрос. Единственным! Беляков - и тот знал! А ведь он вообще сюда попал случайно. Как же так? Почему? А что, если Беляков сейчас выиграет? Нет, нет, невозможно! Так не бывает!

Ничего не видя перед собой, Володька вывалился на улицу и зашагал домой. Путь его пролегал мимо недостроенной трехэтажки, где он частенько играл с друзьями в казаков-разбойников и войнушку. Сейчас там копошился с приятелями Грищук - плавил свинец из притащенного откуда-то аккумулятора.

- А, Володяра! - приветствовал Грищук Пахомова. - Подь сюда.

- Чего тебе? - прогнусавил Володька, останавливаясь. Вот только Грищука ему сейчас не хватало!

- Ну подойди, - повторил Грищук, улыбаясь. - Бить не буду.

Пахомов приблизился. До недостройки было шагов двадцать, понизу она заросла кустами и молоденькими осинами. На маленькой полянке горел костёр, сложенный из ящиков для бутылок; трое каких-то пацанов выковыривали из аккумуляторной решётки свинцовые костяшки и бросали их в жестяную банку. Кругом валялись обломки шифера.

Грищук был в школьной форме, но весь расхристанный, грязный, без галстука; на нарукавной эмблеме его поверх раскрытой книги красовались череп и кости, нарисованные ручкой.

- Ну подойди сюда, - дружелюбно сказал он Пахомову.

Тот сошёл с дороги, протопал к нему меж луж, держась за лямки ранца.

- Чо, из школы чешешь? - спросил Грищук.

- Ну.

- Чо там, в школе?

Пахомов пожал плечами.

- Конкурс идёт, чтоб в Болгарию поехать.

- А ты чо?

- Проиграл.

Грищук заржал.

- Ты чо, думал, такому чухану как ты путёвку дадут?

Пахомов опустил глаза.

- Ты ж - придурок, - продолжал Грищук.

- Сам ты - придурок, - тихо сказал Пахомов.

- Чё? Повтори!

- Ничё...

Грищук подступил к нему вплотную.

- Это ты Маргарите растрепал, что я директору про бомбу звонил?

- Ничего я не трепал.

- Из-за тебя, урода, меня отец чуть не убил.

"И правильно сделал", - подумал Пахомов.

- Я не говорил, - произнёс он, пряча глаза.

Грищук сделал шаг вперёд, и Пахомов попятился.

- Чего ссышь-то? - ухмыльнулся Грищук.

- Ничего я не ссу...

Грищук вдруг ухватил его за шею и попытался провести удушающий приём. У него не получилось, Володька сумел выскользнуть, но когда он развернулся, чтобы дать стрекача, Грищук поймал его за ранец и дёрнул на себя. Пахомов повалился навзничь, больно ударившись ладонями о мёрзлую землю.

- Дурак, что ли? - выкрикнул он, барахтаясь, как черепаха на панцире.

- Ща тебе, стукачу, плохо будет.

Кто-то из Грищукских дружков крикнул ему со смехом:

- Чо, помочь?

- Отвянь, - сказал Грищук, выдёргивая из-под Пахомова ранец.

- Отдай! - завопил Володька, вскакивая на ноги.

Грищук вытряхнул из ранца тетради и учебники, оттолкнул Пахомова.

- По роже получишь, козёл.

Он поднял одну тетрадку.

- Лови, пацаны!

Пахомову опалило нутро. Сейчас эти сволочи сожгут все тетради, а там, между прочим, домашние задания! Маргарита его прибьёт.

- Я... я родителям скажу! - завопил Володька.

- Да беги прям щас, плакса!

Но жечь его тетради не стали, придумали кое-что похуже: принялись малевать в них мерзопакостные рисунки. Грищук попытался сорвать с Володьки галстук, но Пахомов вцепился в галстук намертво.

- А ну снял быстро! - приказал Грищук, дёргая за колышущиеся алые концы.

- Не дам! - кричал Пахомов, вырываясь.

Сзади подбежал один из дружков Грищука, схватил Володьку за локти.

- Снимай, Серый!

Грищук быстро развязал Пахомовский галстук, сунул ему под нос:

- А ну плюй.

Володька, отшатнувшись, замотал головой.

- Плюй, козёл!

У Володька выступили слёзы. Герой из него был никудышный. Казалос бы вот - самое время для подвига: злодеи схватили пионера и пытают его. Сколько раз он читал об этом! А когда самого припёрло, раскис как девка.

- Плюй, сука, - процедил Грищук, возя галстуком ему по носу. - Будешь знать, как стучать, урод. Плюй, ну!

- Не буду! - взвизгнул Пахомов и заревел.

- Тьфу, баба, - с презрением произнёс Грищук. Он запихнул галстук Пахомову в карман брюк. - Свободен, стукач. Забирай своё барахло и вали отсюда. А заложишь ещё раз Маргарите - тебе не жить, понял?

Пахомов, пребывая в прострации, начал собирать раскиданные повсюду учебники и тетради.

- Вон, там ещё забыл! - потешались Грищуковские дружки.

"Ублюдки, сволочи! - мысленно ругался Володька. - Обязательно скажу Маргарите, чтоб тебя из школы выгнали, гниду. Думаешь, самый крутой здесь? Посадят в тюрьму - будешь знать".

На прощание Грищук дал ему хорошего пинка под зад.

- Двигай граблями, чушок!

Пахомов не помнил, как добрался до дома. Войдя в квартиру, он прошлёпал в детскую, упал на диван и громко разрыдался. Долго лежал, причитая вслух, потом всё же заставил себя подняться. Вытащил испоганенный галстук из кармана, развернул его, посмотрел на впитавшийся в алую материю плевок Грищука. Едва заметное тёмное пятнышко, никто и внимания не обратит. Но разве в этом дело? Мучило осквернение святыни, надругательство над неприкосновенным - будто кто-то взял и выдрал страницу из "Юного техника", где напечатали "Подземную лодку" Булычёва, чтоб подтереть себе зад. Непредставимо и мерзко! Как объяснить матери, что случилось с галстуком? Ведь тогда придётся рассказать и про своё унижение на стройке. Какой ужасный, тяжёлый, жуткий день! Самый худший день в его жизни. И поделиться не с кем. Как же всё плохо, как плохо! Да ещё этот проваленный конкурс... Хоть ложись и помирай.