Страница 8 из 20
— Отель «Черный Принц» на Вальядомедской улице.
— Сейчас же пошлю туда кого-нибудь. Но не удивлюсь, если адрес окажется вымышленным. Мне очень хотелось бы видеть этого субъекта.
Нунец улыбнулся.
— Он как раз выразил желание пройтись со мной, по улице «Трех Деревьев» и сейчас будет здесь. Хотя я не буду удивлен, если он и надует.
— Вот еще что... Родериго, по-видимому, замешан и во втором деле. Говоря откровенно, по моему мнению, он убил и Грегорио, и Тейа.
— Пигот, вы с ума сошли!
— Вот факты. Родериго сегодня ночью опять спускался на берег. Доменико видел, как он возвращался на борт в четверть седьмого, значит, через четверть часа после убийства Грегорио.
— Какое неприятное совпадение! — прошептал Нунец. — Но слушайте, Пигот! Сколько времени нужно для того, чтобы пройти от улицы «Трех Деревьев» до набережной?
— Полчаса, даже тридцать пять минуть. Если бежать, то можно преодолеть, расстояние в двадцать минут.
— Слава Богу! Родериго не мог быть в шесть часов на улице «Трех Деревьев», если в четверть седьмого его видали в шлюпке...
На губах инспектора играла неприятная улыбка.
— Но на велосипеде можно покрыть расстояние в 8 минут. В шесть часов утра на улицах нет никого, и можно двигаться полным ходом.
— Ну?
— Дело в том, что полицейский Бартоломео сегодня в семь часов утра подобрал велосипед, брошенный в переулке вблизи от набережной.
Нунец задумался, но Пигот безжалостно продолжал:
— Знаете ли что, синьор Нунец, мы до сих пор не обратили внимания на одно существенное обстоятельство — на полную перемену облика капитана. Помните, каким он был шесть месяцев назад, когда бросил у нас якорь? Это был весельчак, проводившей время на берегу в веселой компании.
Через 3 недели наступила полная перемена. Родериго, все время только и говоривший, что о своем скором отплытии, застревает у нас. Экипаж подчиняется строжайшей дисциплине, на яхте устанавливается порядок, не отвечающий обстановке. Все это совершенно не объяснимо.
— Признаюсь, что и я не раз задумывался над этим вопросом и не находил ответа.
— А я нашел. Допустите, что в жизни Родериго есть тайна, какая-либо страшная тайна, что у него есть враги, стремящиеся его погубить. Может быть, обиженные сообщники, по какому либо делу, или люди, которым капитан нанес сильный ущерб.
Нунец пожал плечами. Рассуждения инспектора казались ему совершенно не вероятными. Но Пигот продолжал.
— Предположим, что Родериго стремился сбить своих врагов с толку и в этих видах и прибыл в Сантандер. Через три недели он узнает, что они напали на его след, что они здесь, в Сантандере. Кто эти враги: Тейа и Грегорио, или этот таинственный Транкиль? Не знаю.
Но что было делать капитану Родериго? Еще раз попытаться исчезнуть? Это показалось ему невозможными Он решил остаться и приготовиться к борьбе. Он перестал сходить на берег: признак того, что он опасается за свою жизнь. Отсюда и железная дисциплина на яхте, чтобы не оказаться застигнутым врасплох.
Тем временем, капитан влюбился в синьору Тейа. В этом не может быть никаких сомнений. Тейа, по-видимому, что-то пронюхал из тайны капитана. Побуждаемый ревностью, он отправился на яхту, чтобы использовать свое открытие. Он угрожает — и немедленно находить смерть.
— Пигот, — прервал Нунец, — вы раб навязчивой мысли!
Пигот покраснел, что случалось с ним крайне редко. И подняв руку к небу, угрожающе, продолжал:
— Кто оказывается на «Альдебаране» единственным бодрствующим человеком в ночь перед убийством? Родериго! Кто совершает в эту ночь таинственную поездку на берег, и отказался дать какие-либо объяснения? Родериго! Кто приготовил коктейль, один глоток которого стоил жизни Тейа? Родериго! Кто, незадолго до драмы в баре произнес таинственные слова? Родериго!
Прибавьте к этому, что по наблюдениям опытного полицейского, Родериго сегодня в четверть седьмого утра отплыл с набережной на свою яхту, что на набережной найден брошенный велосипед и что, в шесть часов утра, в месте, отстоящем от набережной на десять минут велосипедной езды, найден убитым человек, который при таинственных условиях бежал с яхты вскоре после трагедии, и...
— Но почему вы связываете оба преступления?
— Они связываются единством лица — Родериго.
— Слушайте, Пигот, вы все таки ничего не доказали. Все факты допускают и другое объяснение. Прежде всего...
Но Пиготу не суждено было узнать взглядов своего начальника. Дверь кабинета открылась, и в ней показалась маленькая фигура архивариуса.
— Как я рад, что вы еще не ушли! — произнес он. — Я так боялся опоздать!
ГЛАВА 14.
Улица «Трех Деревьев».
Нунец, Пигот и Транкиль быстро зашагали по оживленным улицам.
— Улица «Трех Деревьев», — произнес, наконец, Нунец.
Это была, собственно говоря, не улица, а узкая щель между двумя рядами лавок, настолько узкая, что легко было перепрыгнуть с одной, стороны на другую. Население улицы состояло сплошь из торговцев и воров, причем почти невозможно было определить кто вор, а кто торговец. Скорее всего, каждый обитатель улицы был одновременно и тем и другим. В этом месте вор легко находил сбыт плодам своих преступлений, а блудный сын без затруднений сбывал сшитое ему родителями пальто или сюртук. Само собой разумеется, что никаких деревьев на улице не было.
Тут между лавкой цирюльника и лавчонкой, в которой были выставлены кажется все орудия запрещенной рыбной ловли, помещалось и заведение, над которым красовалась вывеска: «Грегорио. Торговля антикварными вещами».
Пигот и его спутники остановились у входа. Им навстречу из лавки вышел сержанта Путильо.
Он держал в руках записку, которая оказалась заключением эксперта по дактилоскопии. Она была крайне кратка:
«На дубине имеется только один, но зато крайне отчетливый отпечаток пальцев. Сравнение его с полицейской коллекцией не дало никаких результатов».
Еще на пороге Транкиль воскликнул:
— О-хо-хо! Борьба была жестока!
В самом деле, в лавчонке все было перевернуто вверх дном. В живописном беспорядке валялись стол, два стула, старинные часы, пара канделябров, три вазы.
При входе был низкий прилавок, за которым открывался люк, ведший в сводчатое помещение в подвальном этаже, — там антиквар хранил наиболее ценные из своих приобретений. Около самого люка и лежало распростертое на спине тело Грегорио.
Ему было лет под пятьдесят. Это был человек гигантского роста, с круглым морщинистым лицом, совершенно лысый. Вид его был страшен, так как морщины его лица были полны запекшейся крови. Череп его был буквально размозжен страшной силы ударом.
На расстоянии двух метров от трупа валялось орудие преступления, старинная палица, может быть, еще времен войны с маврами. Толстый конец ее был запачкан кровью и мозгом. На рукоятке была грубо вырезана фамилия Грегорио.
Нунец и Пигот тщательно осмотрели помещение, но не нашли никаких следов, которые могли бы помочь им в розысках. Было ясно, что в лавку вошел какой-то человек, вступил с антикваром в борьбу не на жизнь, а на смерть, а затем исчез так же таинственно, как явился.
Нужно сказать, что полицейские заранее предвидели этот результат, и потому в действительности интересовались не столько предметами, находившимися в комнате, сколько поведением Транкиля.
Странный старичок сначала медленно обошел комнату, затем сел на низенький стул, сложил руки на брюшке и стал внимательно следить за действиями своих спутников. Если он был как-то замешан в дело, то хладнокровие его было поразительно.
Пигот быстро сообразил, как изловить француза.
— Человек, который пришел сюда утром, чтобы убить...
Но тут произошла неожиданность: инспектора перебил Транкиль, который заговорил медовым голосом.
— Прошу прощения! В действительности нападавшим был не таинственный посетитель, а антиквар, и убийство совершено в состоянии самообороны.