Страница 11 из 16
– Кто здесь проживает?
– Койфман Сруль с женой.
– Верно. Собирайтесь, даю вам десять минут, – нагнулся почти к самому уху и добавил: – Берите все, что нужно, жду на улице, надо торопиться.
Они вышли, и он снова заорал:
– Гайда, жиды пархати, на подводу. – Он сел возле кучера, велев им прилечь. Из соседних еврейских домов выглядывали испуганные лица будущих жителей гетто. Упитанные, вовремя напоенные и накормленные лошади по первому окрику сидящего рядом со Славиком молодого хлопца рванули с места и быстро зацокали копытами по древней дороге, идущей мимо больших поселений через речушки и леса. Вечером, заехав в лес, остановились, Славик достал из мешка крестьянскую одежду и велел им переодеться, они молча взяли одежду и удалились в ближайшие кусты, а когда вернулись, внимательно оглядел их в еще не наступившей темноте и, довольный видом обычных селян, улыбнулся. Он достал из плетеной корзины хлеб, лук, соль, куски вареной курицы, яйца и два куска сала, один из которых отдал напарнику, а другой оставил в правой руке.
– Дядько Срулик, титка Молка, повечеряйте, – сказал и, взяв в свободную руку хлеб, принялся аппетитно кусать сало.
Целую ночь ехали полями и лесами, а только утром, когда первые лучи солнца пробовали сжечь появившийся в долине туман, въехали в небольшое село, где им навстречу гнали мелкое стадо коров и босоногие пастушки суетились, разгоняя их для проезда подводы. Славик прилег и не очень громким голосом пытался петь, изображая пьяного еще с вечера мужика. В полдень они ехали через лес, остановились у протекающего здесь ручья, решив дать лошадям отдых, покормить их и напоить да самим перекусить. Вечером, когда хозяйки кончили доить коров и на кухнях ужинали теплым молоком, въехали в маленький хуторок с небольшими, спрятанными за вишнями, беленькими хатками под соломенными крышами, разбросанными по невысоких холмах. Возле одного из таких домиков остановились, быстро разгрузились. Ожидавшая гостей хозяйка спешно накрыла стол, подала горячие, жаренные в печи караси с икрой, хлеб, яичницу, малосольные огурчики и бутылку самогона. Славик налил водку в граненый стакан чуть больше половины, кивнул Срулю, выпил, откусил кусок огурчика, снова наполнив стакан, передал ему. Все по чуть-чуть выпили, поужинали и улеглись спать. На рассвете Славик пришел к старикам, спавшим в другой половине хаты, и сказал:
– Мне пора, здесь вас никто не тронет, хутор полностью наш, он не знал ни польской, ни советской власти, да и немецкой не узнает. На всякий случай в хате есть потайной ход, через него сможете выйти в гущу леса, где схрон с большим запасом еды и воды, там возможно пересидеть. Хозяин воюет у нас, хозяйка бездетная, подкину ей пару нетипичных еврейских детей, мальчика и девочку, будет и вам веселее…
И стали жить они в этом крохотном, забытом богом хуторке, где обитали очень свободолюбивые украинцы-труженики в двадцати одинаковых хатах, не прячась и особо не разгуливая. Лес, находившийся рядом, снабжал хуторян дровами, ягодами, грибами и дичью, а быстро текущая чистая речушка – рыбой. В ней водились форель, сазан, карась, судак и окунь. Кругом в достаточном количестве росли дикие травы, на которых с ранней весны до поздней осени выпасали скот и косили их на сено. Полей для посевов почти не было, сеяли в основном рожь, ее мололи на жорнах и пекли хлеб, добавляя в муку молотые дубовые желуди. От урожая до урожая зерна не хватало. На домашних огородах выращивали картофель и другие овощи. Свиней не держали, на желудях и овощах в год выкармливали по одному поросенку, которых резали на Пасху или Рождество. Хуторяне, заботясь о своем и домашних животных здоровье, собирали лекарственные травы, сушили их в навесах и прятали на зиму. Был в хуторке свой лекарь, человек, прослуживший много лет в военном госпитале и усвоивший приемы оказания первой помощи, но большой знаток лекарственных трав. Он имел календарь сбора, и по его команде хуторяне в одно и то же время приступали к их заготовке. Перед большими праздниками хуторяне организовывали две-три подводы, загружали их продуктами, сушеными грибами, травами и отправляли для реализации на рынок большого города, где, выручив деньги, покупали праздничную одежду и олию, повседневное одеяние шили сами из домотканого полотна.
Срулик, прожив на хуторе больше двух месяцев, начал потихоньку выходить задворками на улицу. Однажды он обратил внимание на подводу с недвижимо лежащими молодыми хлопцами, которая остановилась у большого дома по соседству. Из него вышли двое подростков и вместе с ездовым начали вносить их в дом. Он сообразил, что раненых повстанцев несут в госпиталь, и, наблюдая за ним, заметил, что нередко из него выходят мужчина и женщина, быстро делают из бумаги и самосада закрутки, он выбивает крепнем огонь, дает ей прикурить и сам прикуривает, затем молча курят, глубоко затягиваясь и оставляя малюсенькие бычки в небольшой дырявой металлической кастрюльке. Нередко созерцая их с расстояния, убедился в чисто семитских чертах озабоченных лиц. В этом его особо убеждали удлиненные носы на смуглых лицах и черные вьющиеся на головах волосы. Любопытство с каждым днем все больше разгоралось и в конце концов взяло верх над осторожностью, он максимально приблизился к ним и спросил по-еврейски:
– Вы евреи?
Они взглянули на еще не старого мужчину в домотканых штанах и вышитой сорочке, ответили:
– Да. – И не ожидая последующих вопросов, женщина продолжала: – Нас вывезли из гетто друзья накануне массовой акции, немцы потом всех уничтожили. – Она тихо заплакала.
– Есть еще евреи в этой армии?
– Есть, к нам в госпиталь попал один парень, убежавший от немцев к ним, рассказывал, не все отряды принимают, но боевые берут, а в госпиталях евреи-врачи встречаются.
– Наша трагедия в том, что немцы нас хотят сейчас уничтожить, а Советы, когда вернутся, в лагерях сгноят, – подключился к разговору мужчина. Срулик промолчал.
Через месяц после взятия Берлина Йоська вызвали в штаб дивизии. Седой полковник, не медля, приступил к делу:
– Мы вас рекомендуем командиром отряда сопровождения ценных грузов из Германии на родину. В отряде двадцать студебеккеров, двадцать пять водителей и сорок бойцов-охранников, два автомеханика, один солдат – повар и старшина. Все бумаги у писаря. Можете идти. Получив бумаги на руки, отправился в расположение команды, выслушал там доклад старшины и принялся за дело, а через неделю загруженные оборудованием демонтированного химзавода студебеккеры мчались в Украину через Львов. Здесь он узнал подробности трагедии евреев города и боялся даже приблизиться к родному дому, но старшина отряда, пожилой еврей, винничанин, рассказал ему, что даже в Виннице, вблизи ставки Гитлера, при помощи украинцев несколько десятков евреев спаслись. Взяв его с собой, Йоська отправился к родному дому… Воспоминания, воспоминания… они не дают ему нормально работать, он поднялся, пошел на кухню, умылся прохладной водой, вернулся на рабочее место, начал шить, но они снова овладели им полностью, и он не стал сопротивляться. Демобилизация, приезд из Саратова жены с сыном, которого впервые увидел. С супругой познакомился на краткосрочных курсах подготовки младших офицеров, где она работала медсестрой. За месяц до окончания курсов призналась, что беременна. Утром следующего дня он с ней расписался. «Если погибну, – подумал, – будет наследник, а выживу, на одного сироту будет меньше».
Первый год после войны пролетел незаметно – многочисленные встречи, свадьбы. Привезенные из Германии шмотки шли на толкучке по высоким ценам, правда, продавать приходилось самому, надевал форму со всеми боевыми наградами, менты не трогали. Однажды пожилой мужчина-покупатель, вертя в руках и тщательно разглядывая тонкие и блестящие немецкие брюки, спросил, нет ли у него чего-нибудь на маленькую девочку лет трех-четырех, затем броским взглядом осмотрел окружающих Йоськи людей, взял его правую руку, вывернув ладонью вверх, стал своей правой легонько бить по ней, как бы торгуясь, и заговорил быстро-быстро по-украински: