Страница 10 из 16
Его отец Срулик работал в артельной олийне на окраине Львова. Крестьяне из окружающих сел возили и носили сюда семена подсолнуха в обмен на мерчук государству на алею и макуху. Его место работы было в жаровне, где после жарки облущенных, отвеянных от шелухи и раздавленных семян (кашки) выжимали алею и макуху механическим прессом, привлекательный запах которых раздавался на всю округу. Изредка отец приносил домой чекушку или пол-литра еще теплой олии. Это совпадало с выпечкой хлеба, и все домочадцы садились за стол, как в дни праздника. Мать наливала в миску с тертым чесноком олию, доставала из горячей печи тоненькие хлебцы – пидпалки – и все ели с большим удовольствием, быстро макая хлеб волию. Часто в такой трапезе принимал активное участие друг Йоськеле Ярослав, сосед, одноклассник и боевой соратник в боях с ребятами с соседней улицы, война с которыми заканчивалась контрибуцией с побежденных. При очередной боевой встрече два их боевых товарища по неизвестным причинам не явились в назначенные часы сражения и командир хотел перенести бой на другое время, но соперники не соглашались, требуя боя либо признания поражения. Пацаны приняли неравный бой, но проиграли с обязанностями выплатить огромную контрибуцию: пять медных царских монет, сто разных пуговиц, полный карман жареных кашек и чекушку олии, все это представить не позже трех дней. Пуговицы и монеты собрали у пацанов со своей улицы, а кашки и олию практически достать не представлялось возможным, что означало конец их престижу на всех ближайших улицах и во дворах домов, постоянные насмешки, издевательства, а то и побои. Йоська с Ярославом прикидывали разные варианты добычи нужных продуктов, перебрав их множество, остановились на олийне, где часто крутились, а иногда и подрабатывали при случавшихся там завалах, когда подсолнух поступал массово, брать временных рабочих невыгодно. На дворе свирепствовал жаркий июль, подсолнуха поступало мало, и мечтать о работе, они понимали, смешно. Оставался единственный выход – украсть. На следующий день они покрутились волийне, затем обошли ее со всех сторон, остановились на возвышенности с тыльной стороны. Решили форточку в окне жаровни оставить открытой с вечера. Открывается она постоянно с утра и до конца рабочего дня остается открытой. Ночью, став на плечи другому, одному из них, удастся пробраться через форточку в жаровню.
На следующий день Йоська пришел за папой под конец работы, покрутился в жаровне, а когда все собрались домой и закрыли форточку, незаметно вытянул защелку. Вечером, как договорились, оба пришли к алейне, обошли ее с тыла, куда доносился голос сторожа, охранявшего алейню и соседний магазин.
– Стой, кто идет, я все слышу, все вижу, не сплю, стоять на месте! – кричал сквозь сон.
Эту особенность охранника Ицыка-брен знали многие, но мало кто знал, что бывший воин – разведчик польской армии горячий Ицык не одного поймал вора, в том числе вооруженного. Внимательно прислушавшись к голосу охранника и убедившись в его дремоте, худенький Славик выскочил на сомкнутые замочком спереди руки друга, затем на плечики, открыл форточку, сунул туда руки и голову, нагнулся, слегка подпрыгнул и полетел вниз, выставив руки вперед. Йоська услыхал глухой звук падения и понял неладное. Он пытался взобраться на подоконник и через форточку открыть окно, но добраться до защелки окна не смог. Повторив попытку несколько раз, обессиленный, опустился на землю и тихонько заплакал от бессилия помочь другу. Размазав кулаком слезы по лицу, он вспомнил, что рядом на этой же стене находится дверь в паровишню, где стоит старенький двигатель, работающий на дровяном газе, а закрывается она изнутри накидной лямкой. Старая деревянная дверь высохла и между ней и дверной рамой, такой же дряхлой, образовалась щель, куда, всунув проволоку или нетолстую железку, можно поднять лямку и дверь открыть. Он нагнулся и начал шарить руками по земле вдоль стены, пальцы натыкались на колючки, но он не чувствовал боли и продолжал искать, решив не прекращать поиски до утра. Когда тыльная стена олейни закончилась, руки наткнулись на железяку, он осторожно ее ощупал и, шаря правой рукой по стене, дабы не свалиться, почти побежал, остановился у заветной щели, понял, что в руках у него штык от винтовки, радостно всунул его в щель. Подложив под штык левый локоть у самой двери, правой рукой со всей силой нажал на свободный конец штыка и обрадовался звуку стукнувшей о дверь лямки. Теперь, открыв дверь, он уверенно двигался по знакомой олийне в жаровню к Славику и нашел его лежащим на полу у окна, нагнулся и тот зашептал:
– Ты где взялся?
– Взялся, взялся… Как ты?
– Дай руку, – он поднялся и, опираясь на нее, поскакал с Йоськой на выход, а когда друг начал приспособлять штык для закрытия двери, вспомнил:
– А олияи кашки?
Йоська помог Славику сесть на землю, а сам вернулся в жаровню, нашел в известном ему месте пол-литровую бутылку, набрал из бака олию, а с кучи – кашки и двинул к Славику, похвалив себя за предусмотрительность: дескать, взял олию целую бутылку, которую поделит на контрибуцию и врачу за лечение Славика. При помощи штыка быстро закрыл дверь и, взвалив его на плечи, пошел медленным шагом. Часто останавливался, садился на землю, отдыхал пару минут, вставал и с ношей на плечах двигался по бесконечному, как ему казалось, пути. Отдыхая в очередной раз, услыхал в ночной тиши фырканье лошади и стук колес, схватился и побежал на дорогу. При неярком свете появившегося на небе тонкого серпа молодой луны он увидел большую белую лошадь, медленно тащившую четырехколесную повозку, на которой балагула, сидя, дремал. Йоська хорошо знал лошадь и ее хозяина, менявшего в окрестных селах рыболовные крючки, поплавки, свисточки и другую мелочь на тряпье и негодную металлическую посуду. Он остановил лошадь и обратился к балагуле:
– Дядя Мехел, я сын Срулика, что в алейне работает, мы с товарищем заблудились, он ногу подвернул, подвезите нас.
– Мало вас отцы по жопе шлепают, так поздно гуляете. Подвезу, садитесь. Пока шел этот разговор, Славик на одной ноге уже доскакал до повозки, Йоська помог ему взобраться и сам сел. Лошадь тронулась.
Он слегка укололся шилом, очнулся от воспоминаний, оглядел ровный на халяве сапога шов, заселил новую дратву и принялся шить, но в голове мелькали все новые и новые картины прошлого. Он хорошо понимал, визит посланца от Славика был не случайным: сражающемуся в остатках повстанческой армии за свободную Украину с превосходящими силами войск НКВД, находясь с ними в постоянных кровавых стычках, вряд ли ему сейчас нужны элитные хромовые сапоги. Что-то Славику надобно другое, для Йоськи сейчас непонятное, но он уверен, явится сам, дорога проложена. Образ верного друга не исчезал. Вспомнил прощание возле военкомата, когда, простившись со всеми, отозвал в сторону друга, на шесть месяцев моложе его.
– Немцы скоро возьмут Львов, батьки остаются, помоги, если будешь на месте и сможешь.
Они еще раз обнялись, уже идя к машине, подумал: «Хорошо, что старший брат на фронте, а сестра уехала с семьей дяди Семы».
С первых дней прихода немцев во Львов начались стихийные еврейские погромы и грабежи. Видимо, кто-то хорошо знал политику Гитлера и к этому готовился, но вскоре в городе воцарилась относительная тишина, на улицах появились немецкие патрули, а чуть позже – украинские полицаи. По городу поползли слухи о поселении всех евреев в одно место, гетто. Сруль с женой поспешили все необходимое сложить в два небольших, легких мешочка и в удобный момент двинуть малоизвестными стежками к другу в село, а при его помощи в глухие места гор. Но этим планам не суждено было сбыться. На стук в окно хозяин открыл дверь и впустил в сени молодого высокого парня, которого в темных сенях не разглядел, а когда вошли с ним в комнату, ахнул от удивления: перед ним стоял Славик, одетый в незнакомую ему форму с белой повязкой на рукаве, где изображен какой-то паук. Тот посмотрел на Срулика добрыми глазами мальчишки Славика, моргнул и заорал: