Страница 9 из 16
А стажеру:
– Если план готов на английском, дай, эта формальность нужна для совета института.
Саша положил на стол план работы на английском и иврите.
– А это от Алексея Ивановича, – протянул продуктовую посылочку.
– Родной запах давно учуял, спасибо ему, поедим коллективом.
В кабинет вошел молодой мужчина с солидными русыми усами, умным взглядом серых очей и встал у входа.
– Знакомьтесь, тезки, и можете идти.
Саша Вёдро, москвич, показывал лабораторию киевлянину Саше Кузыку, который внимательно осматривал новейшее оборудование и приборы, слушал содержательную информацию о них. Почти одного возраста, они быстро нашли взаимопонимание, даже общие знакомые оказались среди ученых Москвы и Киева: первый оппонент при защите кандидатской у Кузыка был из Москвы, хорошо знакомый Вёдру профессор Дмитриев. Вспомнили Всесоюзную конференцию в столице, где оба еще аспирантами делали научные сообщения. Этот день их чем-то объединил и в последующем они стали друзьями. Вёдро обратил его внимание на подбор среднего персонала, лаборантов, только по большому конкурсу. Именно на них возложен весь груз исследовательских изысканий, поэтому подбирают опытных и грамотных, хорошо знакомых с основами и методиками определенных научных исследований и экспериментов, их участие в научном процессе составляет почти семьдесят процентов. Он погладил свои ухоженные усы и лукаво улыбнулся:
– Посчитай, пожалуйста, сколько ты сделал бы или оба мы, имея у себя таких помощников.
Саша вздохнул, он потратил в своей научной работе основную массу времени на поиск нужных реактивов и места проведения экспериментов. Через неделю он убедился в эффективности творческой работы благодаря не только высококачественным средствам работы, но и целесообразной научно обоснованной организации самого процесса и четкому распределению обязанностей между сотрудниками. За этот короткий период он выполнил существенную частицу запланированных научных исследований, соизмеримых с двухмесячным циклом дома, но рывок ослаб за отсутствием приемника и математического вычислителя энергии делящихся клеток зиготы. Саша рассчитывал найти у них что-то подобное, зная об интенсивных исследованиях злокачественных опухолей, где изменения величины энергии могли бы свидетельствовать о начале злокачественного процесса и стать показателем ранней диагностики. Он знал еще со студенческих лет, увлеченный научной работой тогда на кафедре у шефа, нюансы в этом серьезном деле упускать нельзя. Увлекшись изучением на пятом курсе ранней диагностики пузырного заноса, использовал для этих целей явление сжимательного рефлекса у самцов-лягушек при введении им в клоаку мочи беременных женщин, возился с лягушками целыми днями и стал предметом шуток со стороны друзей, но не обижался и дело успешно продолжал. Однажды ему сообщила медсестра, что больную с подозрением на пузырный занос, у которой он еще не взял пробу мочи, срочно переводят в одну из больниц Москвы. В это время возился с лягушкой и, в спешке сунув ее в карман пиджака, помчался к ближайшей остановке троллейбуса. Уже находясь у постели больной и собирая анамнез, машинально сунул руку в карман, где оставил лягушку, и почувствовал сжатие пальцев ее лапками. Удивленный Саша вытянул руку и продолжил беседу, однако через пару минут снова повторил движение руки и эффект с лягушкой повторился. Такой эксперимент он повторял пять раз, а результат получил идентичный. Взяв пробу мочи, умчался в лабораторию, доложил шефу. Тот сказал:
– Явление в принципе известное, но не раскрытое. Закончишь институт – и карты тебе в руки, ищи, исследуй, а пока повтори этот опыт с другими аналогично больными женщинами до получения математически достоверных данных.
Такие данные Саша получил, но вернулся к ними спустя длительное время, успев защитить кандидатскую диссертацию и приступить к докторской. Он и шеф понимали прекрасно, что само по себе явление должно стать объектом изучения возможностей ранней диагностики патологического размножения клеток, уловив их выделяемую при этом энергию в общепринятых величинах. Зная количество выделяемой энергии участвующих в процессе нормального размножения клеток, удалось бы установить определенную величину – константу. Ее повышение могло бы характеризовать самое начало патологии и стать серьезным тестом ранней диагностики рака. Для этого необходим способ точного измерения клеточной энергии в любой период развития опухоли, но Саша замахнулся выше: он хотел ее собирать и концентрировать, а затем при помощи специальных транспортеров доставлять в очаги для уничтожения патологических клеток. Для этих целей необходим был точный прибор – измеритель выделяемой энергии. Об этом информировал шефа – академика Гурфинкеля, незамедлительно поставившего вопрос на заседании совета лаборатории. После шефа первым слово взял Саша Вёдро:
– Вопрос может решить только один человек.
– Кто? – хором спросили сотрудники.
– Йоськеле – кривошея, он же рыжий бес, герой-одиночка, бендеровец, математик-талант.
Никто не засмеялся, все в ученом мире небольшого города под Иерусалимом знали рыжего чудаковатого симпатичного мужчину с ровной шеей, несущей большую кудрявую рыжую голову, постоянно занятой математическими расчетами, результаты которых нет необходимости проверять на компьютере. Инженер – механик по профессии, он со студенческой скамьи занимался математикой и достиг больших успехов, однако решал те задачи, которые ему нравились, исключая материальную заинтересованность. Иосиф Исаакович родился во Львове от смешанного брака еврея и украинки, единственной дочери бандеровцев, сражавшихся за вильну Украину. В 1946 году в одном из последних сражений отец и мать были тяжело ранены, после чего мать скончалась, а отец попал в плен и был осужден на 25 лет.
Глава пятая
В семье, где, кроме жены, были дочь, два сына и мать с отцом, он был единственным добытчиком. Стучал сапожным молотком нередко день и ночь, чтобы их прокормить и еще худо-бедно одеть, но в те времена это было большой проблемой. Гимнастерка составляла при покупке сумму, потраченную на трехмесячное питание всей семьи, магазины пустовали, покупали все на черном рынке, где цены постоянно росли. Хромовые сапоги, шитые Йоськой для базара, шли по хорошей цене и пользовались спросом, однако фининспекторы наглели, постоянно увеличивая сумму взяток и количество пар сапог для начальства. Его сапоги носили все большие начальники района, города и области, поэтому менты рынка на их продажу смотрели сквозь пальцы, по сравнению с другими он жил лучше и даже мог позволить себе в субботу на обед вкусный золотистый куриный бульон. Хорошо, что хромовая кожа была доступная и не очень дорогая, из не разрушенного немцами кожзавода ее воровали в достаточном количестве. Однажды поздним вечером кто-то постучал в окно комнаты, где шил сапоги при лампаде, свет которой не мог быть замечен в занавешенном темным одеялом окне. Йоська догадался, стучит человек, знакомый с планом дома, и пошел открывать. Старший лейтенант с двумя орденами Славы не был в числе трусливых людей, но, учитывая смутное время налетов и грабежей, все же спросил:
– Кто?
– Я с хутора, где батька был.
Открыв дверь, Йоська впустил в сени молодого здорового парня с мешком на плечах и, прикрыв рукой горящую лампаду, повел его в дом, где зажег керосиновую лампу по случаю гостя, усадил в единственное старое кресло. Тот заторопился:
– Спешу. Ярослав, которого в школе звали Прудкый, передав тоби дещо съестное и две хромови шкуры, просил сапоги пошить с одной, а вторую тебе за работу, размер 42, с высоким подъемом.
– Слава богу, что живой.
– Когда прийти?
– Завтра в это время будут готовы, а придешь, когда сможешь.
– Хорошо, – парень поднялся и пошел в сени.
Йоська, опередив его, тихонько открыл наружную дверь, высунул голову и, убедившись в отсутствии прохожих, легонько толкнул парня, тот выскользнул и растворился в темноте. Он достал из переднего маленького карманчика штанов трофейные немецкие часы и посмотрел на циферблат, стрелки показали 12.55. Привыкший работать до двух часов ночи и с шести утра, сегодня почувствовал себя уставшим и лег спать раньше. Утром, умывшись холодной водой из колодца, на свежую голову и руки приступил к сапогам для Ярослава. Часик спустя достал присланные им пахнущие детством олию и ржаной хлеб без примесей, налил олию в мисочку, добавил натертого чеснока, отломил кусок хлеба и, макая в эту пахучую смесь, стал аппетитно есть, слизывая с губ жирные крошки хлеба. Аппетитный запах разбудил всю семью, и они быстро собрались вокруг стола, не умытые, полуголые дети и в старом с заплатами халате жена – все жадно смотрели на еду. Йоська кивнул жене Фейге, она долила в мисочку чутьолии, раздала по маленькому кусочку хлеба детям, а сама, убрав остатки, ушла умываться. Он снова сел за рабочий стол, заселил в иглу дратву и принялся шить. Работа шла быстро и успешно, хотя мыслями он был далеко от сапог. В голову упорно лезли мысли о Ярославе и их детстве. Он не мог их отогнать, а они наступали и наступали, пока полностью не овладели им.