Страница 30 из 33
― Wohl bekomm’s,[71] (71) — учтиво ответил старый пан Янек.
1933
Наполеон
Мадемуазель Клэр (из Комеди Франсез) даже дыхание сдерживала; знала — император иногда вот так углубляется в мысли и тогда не любит, чтоб ему мешали. Впрочем, между нами, о чем с ним и разговаривать? Что вы хотите, все-таки император; с ним себя не чувствуешь как дома, не правда ли? (И вообще, он все-таки иностранец, думает мадемуазель Клэр, pas très parisien.[72] (72) Однако, когда он сидит вот так у камина, лицо у него довольно приятное.) (Конечно, хотелось бы, чтоб он был не так коренаст.) (Ля-ля, у него и шеи-то нет, с'est drôle[73] (73)). (Между тем он мог бы быть и повежливей, знаете ли!)
На каминной доске тикают тяжелые мраморные часы. Завтра, думает император, надо принимать представителей городов — глупое занятие, но что делать; наверняка начнут жаловаться на налоги. После них австрийский посланник — вечно одно и то же! Потом явятся представляться новые председатели судов, придется заранее прочитать, кто из них где служил; людям приятно, когда я о них что-то знаю. Император считал по пальцам: что еще? Да, граф Вентура, опять притащится с доносом на папу... Наполеон подавил зевок. Господи, какая скука! Позвать, что ли, этого... как его? Того ловкого малого, что сейчас вернулся из Англии. Как же его зовут, porco,[74] (74) ведь это мой лучший разведчик!
— Sacrebleu,[75] (75) как же зовут этого малого? — вслух пробормотал император.
Мадемуазель Клэр шевельнулась в кресле, ее молчание приняло оттенок участия.
А, все равно, решил император, пусть себе зовется как хочет; зато его сведения превосходны. Нужный он человек, этот... да как же его, maledetto...[76] (76) И как это порой совершенно проваливается имя... глупо. У меня ведь хорошая память на имена, удивился себе император. Сколько тысяч имен ношу в голове, одних солдат сколько знаю по имени! Готов пойти на пари, я и сегодня еще могу вспомнить имена всех моих однокашников по кадетскому корпусу... и друзей детства. Постойте-ка, там был Тонио по прозванию Бильз Франчо или Ричинтелло, Тонио Зуфоло, Марио Барбабьетола, Лука — мы звали его Пето (император усмехнулся), и Андреа по прозвищу Пуццо или Тироне... Всех помню по именам, говорит себе император, а вот этого никак не вспомнить, to
― Мадам, — не выходя из задумчивости, заговорил он, — у вас тоже такая странная память? Помнишь имена мальчишек, товарищей детства, и не можешь вызвать в памяти имя человека, с которым разговаривал месяц назад.
― Совершенно верно, сир, — ответила мадемуазель Клэр. — Это так странно, не правда ли?
Мадемуазель попыталась вспомнить какое-нибудь имя времен своего детства; но ни одно не пришло ей на ум, всплыло только имя ее первого любовника. Некий Анри. Да, это был Анри.
― Странно, — бормотал император, уставившись на пламя в камине. — Всех могу представить себе. Гамба Зуфоло, Брикконе, Барбабьетола, маленький Пуццо, Билья, Маттачо, Маккасетте, Беккайо, Чондолоне, Панчуто... Была нас дюжина бездельников, мадам. Меня называли Полио, il capitano.[78] (78)
― Какая прелесть! — воскликнула мадемуазель. — И вы, сир, были их капитаном?
― Конечно, — задумчиво проговорил император. — Я был то предводителем разбойников, то капитаном полицейских, в зависимости от обстоятельств. Я ими командовал, знаете ли. Однажды даже приказал повесить Маттачо за неповиновение. Старый сторож Цоппо едва успел обрезать веревку. В те поры, мадам, командовали не так, как теперь. Capitano — это был полновластный господин над своими людьми... Была там и враждебная нам ватага мальчишек, их вожака звали Зани. Впоследствии он в самом деле стал главарем бандитов на Корсике. Три года назад я приказал его расстрелять.
— Ваше величество родились вождем, — выдохнула мадемуазель Клэр.
Император покачал головой.
— Вы полагаете? Когда я был il capitano, я чувствовал свою власть куда сильнее. Править, мадам, это не то что командовать. Командовать без сомнений, без оглядок... не думая о возможных последствиях... Мадам, в том-то и заключалась вся полнота власти, что это была только игра, и в том, что я знал — это только игра.
Мадемуазель догадалась, что от нее не ждут никаких слов; да зачтется это в ее пользу.
— Но и теперь, и теперь... — продолжал император как бы про себя. — Теперь тоже мне часто вдруг приходит в голову: Полио, да ведь это только игра! Тебя называют «сир», тебе говорят «ваше величество», потому что мы в это играем, все мы. Эти солдаты навытяжку... Эти министры и посланники с их поклонами до полу — все игра. И никто не толкнет локтем соседа, никто не расхохочется... Детьми мы тоже играли так серьезно. Это входит в правила игры, мадам, — делать вид, будто все это взаправду...
На каминной доске тикали тяжелые мраморные часы. Странный какой-то император, несмело думала мадемуазель Клэр.
— Быть может, только за дверью подмигнут друг другу, — углубленный в свои мысли, продолжал император. — И, может быть, шепнут: молодец этот Полио, как играет в императора — глазом не моргнет; не будь это игрой, можно было бы сказать, он принимает это всерьез!
Император фыркнул, словно смеялся где-то там, внутри.
— Комично, не правда ли, мадам? А я все время начеку — чтобы, как только толкнут друг дружку локтем, рассмеяться первым. Но они — нет. Порой у меня такое чувство, что они сговорились поймать меня на удочку. Понимаете, чтоб я поверил, что это не игра, и потом высмеять меня: Полио, Полио, попался!
Он засмеялся тихонько...
— Нет, нет, меня им не провести. Я-то знаю, что знаю.
Полио, мысленно смаковала мадемуазель Клэр. Когда он перейдет к нежностям, я буду так его называть. Полио. Mon pétit Polio.[79] (79)
— Простите? — резко спросил император.
— Нет, ничего, сир, — опомнилась мадемуазель.
— Мне показалось, вы что-то сказали. — Он наклонился к огню. — Странно, у женщин я этого не наблюдал в такой мере; а у мужчин это часто бывает. В глубине души они никогда не перестают быть мальчишками. Потому-то и совершают столько всего, что, собственно, играют. Потому-то и вершат дела столь сосредоточенно и страстно, что все это, в сущности, игра... как вы думаете? Разве может кто бы то ни было быть императором всерьез, а? Я-то знаю — все это только шутка.
Наступила тишина.
— Нет, нет, — снова заговорил император глухим голосом. — Не верьте этому. Но иной раз, знаете ли, чувствуешь такую неуверенность... Иной раз вдруг делается страшно: ведь я еще маленький Полио, и все это — только так, правда? Mon Dieu[80] (80) вдруг когда-нибудь все обнаружится! Вот что не позволяет чувствовать себя уверенно...
Император поднял глаза и пристально посмотрел на мадемуазель Клэр.
— Только перед женщиной, мадам, только в любви бываешь уверен, что... что ты уже не ребенок; здесь-то уж знаешь, черт возьми, что ты мужчина!
Император вскочил:
— Allons, madame![81] (81)
Внезапно он сделался страстным и нетерпеливым.
— Ah, Sir, — томно пролепетала мадемуазель Клэр, — comme vous êtes grand![82] (82)
71
На здоровье (нем.)
72
не очень парижанин (фр.)
73
забавно (фр.)
74
свинья (ит.)
75
черт возьми (фр.)
76
проклятье (ит.)
77
разрази его гром (фр.)
78
капитан (ит.)
79
мой маленький Полио (фр.)
80
Боже мой (фр.)
81
Пойдемте, мадам! (фр.)
82
Ах, сир, как вы велики (фр.)