Страница 29 из 33
― И кипрское, и всякое другое, — ответил пан Гинек. — Но скажу вам, пан тесть, нет лучше доброго чешского винца. И доброго чешского пива. У нас и не знают, сколько есть своего добра, покупают всякую дребедень, лишь бы заграничная была. А думаете, повезет нам кто из чужих краев дельный товар?
Старик кивнул:
― Да еще какие безбожные цены заламывают.
― Естественно, — процедил паи Раб. — Возьмите вы хоть эти пошлины. Его королевское величество карман себе набивает, а мы плати. — Пан Гинек возмущенно откашлялся. — Ему лишь бы свои сундуки деньгами набить!
― Подебраду?[62] (62)
― Ну да, этому коротышке... По виду-то скажешь — чистый мельник. Хорош у нас королек, а? Но долго так не протянется, пан тесть. Хотя бы по экономическим соображениям и тому подобное. А что, у вас в Янкове тоже так плохо?
― Плохо, мой мальчик. — Пан Янек потемнел лицом. — Ох, плохо. Мор на коров напал, сколько ни окуривай — не помогает. И, черт знает отчего, крестьянские хлеба головня пожрала. А прошлый год градом все выбило... Тяжко крестьянам. Подумай, пан Гинек, даже на посев семян у них не осталось, пришлось мне раздать из своего...
― Раздать? — удивился пан Раб. — Вот этого я не стал бы делать, пан тесть. Зачем баловать мужика? Кто не может себя прокормить, пусть подыхает. Пусть подыхает! — с энергией повторил пан Гинек. — В наше время, пан тесть, нужна железная рука. Никаких подачек да пожертвований! Не хватало еще изнеживать мужиков! А времена-то еще и похуже настанут. Пускай лучше эти нищие привыкают понемногу к нужде. Пускай жрут древесную кору и всякое такое. Я бы ничего не стал им давать, а сказал бы прямо: эй вы, голодранцы бесштанные, скотина тупая и так далее, неужели вы вообразили, что у нас нет забот поважнее, чем наполнить ваши желудки? Нынче, сказал бы я им, все вы должны приготовиться к тяжелым жертвам. Надо нам думать о защите нашего королевства и ни о чем более. Вот как я сказал бы им, сударь мой. Время серьезное, и у кого нет охоты сложить голову за родину, пускай с голоду подыхает. И дело с концом. — Пан Гинек порывисто хлебнул из чаши. — Пока на ногах держатся — муштровать, учить обращению с оружием, и никаких разговоров.
Старый пан Янек вытаращил на зятя выцветшие глаза.
— Что вы, что вы, — в смятении забормотал он, — это вы о том, что — упаси бог! ― война будет?
Пан Гинек усмехнулся.
― Как ей не быть! Должна быть: даром, что ли, у нас мир? Эх, пан тесть, ведь когда мир, то ясно же, — что-то готовится. Да это понял уже и... как бишь его называют-то?.. ах, да, князь мира, — презрительно скривил губу пан Гинек. — Князь мира! — фыркнул он. — Еще бы, за свой трон трясется. А его на троне и не видно было бы, не подкладывай он три подушки под зад.
― Это вы о Подебраде? — нерешительно спросил старик.
― О ком же еще? Эх, сударь, ну и монарх у нас, благодарю покорно! Только и заботы, что о мире... Только и дел, что разные посольства и всякое такое. А на это денежки нужны, не так ли? Вот недавно в самый Глогов потащился, к польскому королю, — мол, пакт против турка.[63] (63) Так целую милю пешком отмахал навстречу поляку, подумайте! Что вы на это скажете?
― Ну что ж, — осторожно ответил пан Янек. — Мало разве о турке говорят?
― Все это ерунда, — решительно оборвал его пап Гинек Раб. — Но разве подобает чешскому королю столько чести оказывать поляку? Просто срам! — вскричал он. — Подебрад должен был ждать, пока поляк придет к нему! Вот до чего мы докатились, пан Янек. Что сказал бы на это покойный император Карл или Сигизмунд? [64] (64) При них-то, уважаемый, мы еще имели кое-какой международный престиж... — Тут пан Гинек сплюнул. — Тьфу! Диву даюсь, как это мы, чехи, миримся с таким позором.
Ну и дела, досадливо думал пап Янек Хвал. И зачем он мне все это говорит? Будто у меня своих забот мало...
— Или вот, — продолжал разглагольствовать пан Раб, — отправляет он посольство в Рим, чтобы, значит, папа признал его и всякое такое. Милость выпрашивает, видите ли. Пусть мол, мир воцарится среди христианства и всякое такое.[65] (65) Ну, это уж чересчур! — Пан Раб так стукнул по столу, что едва не опрокинул чаши. — От этого отец наш Жижка[66] (66) в гробу перевернется! Господи боже ты мой — вступать в переговоры с папой! За то ли мы, чашники,[67] (67) кровь проливали? Чтоб теперь нас продали Риму за папскую туфлю?!
«Да ты-то что так разбушевался? — дивился про себя старик, растерянно моргая. — И где это ты проливал кровь? Твой папаша, царствие ему небесное, явился в нашу страну только с Сигизмундом... Правда, он потом женился на пражанке. А имя его писалось — Иоахим Ханнес Рааб. Хороший был человек, голубчик мой, я его знавал; вполне разумный немец».
― А он воображает, будто делает бог весть какую высокую политику! — все язвил короля пан Гинек. — Вон даже во Францию шутов своих послал, к французскому королю.[68] (68) Давайте, мол, создадим союз христианских государей и будем собираться на эдакий общеевропейский конгресс или как там его. Станем мирно решать споры и всякое такое.[69] (69) И против турка, мол, вместе, и за вечный мир и прочее. Скажите сами: слыхана ли подобная бессмыслица? Разве политику так делают? Слушайте, да кто же станет решать споры мирно, когда их можно разрешить войной? И какое государство допустит, чтоб его отговаривали, если оно желает воевать с другим? Э, глупости; весь мир над этим смеется. А как такие шаги, обличающие нашу слабость, компрометируют нас перед всем миром, пан Янек! Ведь, господи, впечатление такое, будто мы боимся, как бы и впрямь не нагрянула война...
― А что — нагрянет? — озабоченно спросил старый пан.
Пан Гинек тряхнул головой.
— Готов побиться об заклад. Смотрите, пан тесть: против нас и мадьяр, и немец, и папа, и Австрия. Все они против нас; хорошо, — значит, надо напасть на них, пока они не объединились. Воевать немедленно — и все. Вот как надо!
И пан Гинек решительным жестом взъерошил волосы.
— Стало быть, надо загодя подумать о припасах,— задумчиво пробормотал пан Янек. — Хорошо, когда припас есть.
Пан Гинек доверительно наклонился к нему через стол:
― А у меня, сударь, план получше. Объединиться с турком и татарином. Вот это будет политика, а? Татарину отдать Польшу и Германию, пускай там все выбьет да выжжет. Тем лучше для нас, понимаете? А турку оставить Венгрию, Австрию и папу.
― Слыхать, турок больно бесчеловечен, — буркнул старик.
― Вот именно! — радостно возразил пан Гинек. — Уж он бы, сударь мой, так их отделал! Только никаких оглядок да всяких там христианских чувств! Просто это вопрос власти. А наша нация, сударь... я говорю, нет такой жертвы, которой бы не стоила наша нация; только надо, чтоб эти жертвы приносили другие, понимаете? Никого не щадить, как говаривал наш Жижка. Против всех и всякое такое. Эх, побольше бы нас, настоящих, чистых чехов! Взмахнуть бы еще разок нашей славной старой чешской палицей!..
Пан Янек Хвал из Янкова все кивал головой. Надо думать о запасах, гвоздило у него в мозгу. Кто знает, что еще будет. Старый Рааб был умный человек, хотя и чистокровный немец. Из Тироля. Как знать, может, Гинек умом в отца пошел, осенило вдруг пана Янека. Да и вообще в Праге-то многое знают... Главное — сена насушить. Для войны много сена требуется.
Пан Гинек Раб из Куфштейна[70] (70) молодецки стукнул по столу:
― Мы еще доживем до этого, дорогой тестюшка! Ваше здоровье! Эй, малый, тащи сюда кувшин. Налей мне вина, не видишь, чаша моя пуста? И — за удачу нашего дела!
62
Подебрад Иржи (1420—1471) — в 1452—1458 гг. правитель Чешского королевства; в 1458—1471 гг. — чешский король; способствовал расцвету чешского государства. В 1462 г. Иржи из Подебрад выдвинул идею мирного союза европейских государств, направленного против всемогущества папы римского и угрозы турецкого нашествия. Современные ораторы называли Иржи из Подебрад «князем мира».
63
...в Глогов... к польскому королю... — В мае 1462 г. в польском городе Глогове состоялась встреча Иржи из Подебрад с польским королем Казимиром IV Ягеллончиком (1427—1492), где был заключен союз обоих государств против Турции.
64
Карл IV (1316—1378), император Священной Римской империи и король Чехии (1346—1378), много сделавший для политического, экономического и культурного процветания Чешского государства. Сигизмунд I (1361—1437), император Священной Римской империи (1411—1437), вдохновитель крестовых походов против антифеодального и национально-освободительного гуситского движения; проводник немецкого влияния в Чехии.
65
...отправляет он посольство в Рим, чтобы... папа признал его... — В марте 1462 г. Иржи из Подебрад послал посольство в Рим к папе Пию II (Энею Сильвию Пикколомини, 1405—1464) с целью добиться признания своих прав на королевский трон в Чехии; перед своей коронацией в 1458 г. он дал тайное обещание папской курии искоренить в Чехии ересь, имея в виду сторонников крайне левых, плебейских течений в гусизме; однако папа потребовал от чешского короля полного разрыва с гусизмом, и миссия оказалась безуспешной.
66
Жижка Ян (1378—1424) — выдающийся чешский полководец, возглавивший борьбу гуситов с феодально-католической коалицией.
67
Чашники — сторонники причащения из чаши с вином и хлебом, к которому в римско-католической церкви допускаются лишь священнослужители; впоследствии, когда внутри гусизма наметилось несколько религиозно-политических течений, чашниками называли представителей правого, бюргерско-дворянского крыла гусизма, приверженцев соглашения с католической церковью.
68
...к французскому королю. — В мае 1464 г. Иржи из Подебрад направил посольство к французскому королю Людовику XI (1423—1483) для переговоров о созыве сейма христианских королей и князей; переговоры завершились подписанием соглашения о дружественном союзе обоих королей, вопрос о созыве «сейма королей» был отложен на неопределенный срок.
69
Против всех и всякое такое. — В романе выдающегося чешского писателя Алоиса Ирасека (1851—1930) «Против всех» (1894) эти слова, ставшие позже крылатыми, произносит гуситский священник Вацлав Коранда старший; в устах чапековского героя звучат как иронический анахронизм.
70
Куфштейн — город в австрийской провинции Тироль, неподалеку от баварской границы (на протяжении своей истории нередко оказывался в баварских владениях). Чапек подчеркивает австро-немецкое происхождение своего героя.