Страница 26 из 33
Да, но о чем тогда бы стал писать
Я в пьесах? Жаль... Так что же, что же? К черту!
Сорвать ли маску с подлеца игрой,
Или игрой навеки пригвоздить
К позорному столбу? Иль с трона сбросить
Кровавого злодея, как собаку?
Что делать? Ну, а если, скажем, я
О мести лишь болтаю? Если стать
Хочу актером, только чтобы маску
Слепить с проклятого лица? Уж если и играть,
Так для того, чтоб выразить все то,
Что в глубине души моей кипит,
Играть затем, что должен я играть,
Из самого себя ваять фигуры
И добрые, и злые. Но его бы
Сыграл всего охотней я. Вот роль!
Актером быть? Или писать? Но только
Не ради мести, ради счастья. В слово
Вдохнуть кусочек жизни. Да, писать...
Писать... Всего лишь? И не говорить?
Не зажигать? Не звать речами толпы?
Да, да. Героем быть, искать людей,
Свободным стать, как жаворонка пенье,
Чтобы и сам поверил я всему,
Что им скажу. Так решено! Быть чем-то,
Актером быть? Писать? Будить народ?
Быть иль не быть? Ах, да! Что делать мне?
Чем должен Гамлет стать? О, сколько, право,
Свершил бы я, когда бы стал хоть кем-то!
Но кем? Вот в чем вопрос!
1934
Ромео и Джульетта
Молодой английский дворянин Оливер Мендевилль, странствовавший по Италии с учебными целями, получил во Флоренции весть о том, что отец его, сэр Уильям, покинул этот мир. И вот сэр Оливер с тяжелым сердцем, проливая слезы, расстался с синьориной Маддаленой и, поклявшись вернуться как можно скорее, пустился со своим слугой в дорогу по направлению к Генуе.
На третий день пути, как раз когда они въезжали в какую-то деревеньку, их застиг сильный ливень. Сэр Оливер, не сходя с коня, укрылся под старым вязом.
― Паоло, ― сказал он слуге, ― взгляни, нет ли здесь какого-нибудь albergo[45] (45), где мы могли бы переждать дождь.
― Что касается слуги и коней, ― раздался голос над головой сэра Оливера, ― то albergo за углом; а вы, кавальере, окажете мне честь, укрывшись под скромной кровлей моего дома.
Сэр Оливер снял широкополую шляпу и обернулся к окну, откуда ему весело улыбался толстый старый патер.
― Vossignoria reverendissima[46] (46), ― учтиво ответил молодой англичанин, ― слишком любезны к чужестранцу, который покидает вашу прекрасную страну, отягощенный благодарностью за добро, столь щедро расточаемое ему.
― Bene[47] (47), любезный сын, ― заметил священник, ― но если вы продолжите ваши речи, то вымокнете до нитки. Потрудитесь же слезть с вашей кобылы, да не мешкайте, ибо льет как из ведра.
Сэр Оливер удивился, когда molto reverendo parocco[48] (49) вышел в сени: такого маленького патера он еще не видывал, и ему пришлось так низко поклониться, что к его лицу прилила кровь.
― Ах, оставьте это, ― сказал священник. ― Я всего лишь францисканец, кавальере. Зовут меня падре Ипполито. Эй, Мариэтта, принеси нам вина и колбасы! Сюда, синьор, ― здесь страшно темно. Вы ведь «инглезе»? Подумайте, с тех пор как вы, англичане, откололись от святой римской церкви, вас тут, в Италии, ― видимо-невидимо. Понятно, синьор. Вы, верно, скучаете. Погляди, Мариэтта, этот господин «инглезе»! Бедняжка, такой молодой, и уже англичанин! Отрежьте себе этой колбасы, кавальере, это настоящая веронская. Я говорю ― к вину нет ничего лучше веронской колбасы, пусть болонцы подавятся своей «mortadella»[49] (49). Всегда выбирайте веронскую колбасу и соленый миндаль, любезный сын. Вы не бывали в Вероне? Жаль. Божественный Веронезе оттуда родом. Я ― тоже из Вероны. Знаменитый город, сударь. Его называют городом Скалигеров. Нравится вам это винцо?
― Crazie[50] (50), падре, ― пробормотал сэр Оливер. ― У нас в Англии Верону называют городом Джульетты.
― Да ну? ― удивился падре Ипполито. ― А почему? Я что-то не припомню никакой княгини Джульетты. Правда, вот уже лет сорок с лишним я там не бывал ― о какой Джульетте вы говорите?
― О Джульетте Капулетти, ― пояснил сэр Оливер. ― У нас, видите ли, есть такая пьеса... некоего Шекспира. Превосходная пьеса. Вы ее знаете, падре?
― Нет, но постойте, Джульетта Капулетти, Джульетта Капулетти, ― забормотал падре Ипполито, ― ее-то я должен был знать. Я захаживал к Капулетти с отцом Лоренцо...
― Вы знали монаха Лоренцо? ― вскричал сэр Оливер.
― Еще бы! Ведь я, синьор, служил при нем министрантом. Погодите, не та ли это Джульетта, что вышла замуж за графа Париса? Эту я знал. Весьма набожная и превосходная госпожа была графиня Джульетта. Урожденная Капулетти, из тех Капулетти, что вели крупную торговлю бархатом.
― Это не она, ― сказал сэр Оливер. ― Та, настоящая Джульетта, умерла девушкой и самым прежалостным образом, какой только можно себе представить.
― Ах так, ― отозвался molto reverendo. ― Значит, не та. Джульетта, которую я знал, вышла за графа Париса и родила ему восемь детей. Примерная и добродетельная супруга, молодой синьор, дай вам бог такую. Правда, говорили, будто до этого она сходила с ума по какому-то юному crapulone.[51] (51) Эх, синьор, о ком не болтают люди? Молодость, известно, не рассуждает, и все-то у них сгоряча... Радуйтесь, кавальере, что вы молоды. Кстати, скажите ― англичане тоже бывают молодыми?
― Бывают, ― вздохнул сэр Оливер. ― Ах, отче, и нас пожирает пламя юного Ромео.
― Ромео? ― подхватил падре, отхлебнув вина. ― И его я должен был знать. Послушайте, не тот ли это молодой sciocco[52] (52), этот франт, этот бездельник Монтекки, который ранил графа Париса? И говорили ― будто бы из-за Джульетты. Ну да, так я есть. Джульетта должна была стать женой графа Париса ― хорошая партия, синьор, этот Парис был весьма богатый и славный молодой господин, но Ромео, говорят, вбил себе в голову, что сам женится на Джульетте... Какая глупость, сударь, ― ворчал падре. ― Разве богачи Капулетти могли отдать свою дочь за кого-то из разорившихся Монтекки! Тем более что Монтекки держали руку Мантуи, в то время как Капулетти были на стороне миланского герцога. Нет, нет. Я думаю, что это assalto assassinatico[53] (53) против Париса было обыкновенным политическим покушением. Нынче во всем ― политика и политика, сын мой. Ну, конечно, после этой выходки Ромео пришлось бежать в Мантую, и больше он не возвращался.
― Это неверно, ― воскликнул сэр Оливер. ― Простите, падре, все было не так. Джульетта любила Ромео, но родители принуждали ее выйти замуж за Париса...
― Они, однако же, знали, что делали, ― одобрил старый патер. ― Ромео был ribaldo[54] (54) и стоял за Мантую.
― Но накануне свадьбы с Парисом отец Лоренцо дал Джульетте порошок, от которого она заснула сном, похожим на смерть... ― продолжал сэр Оливер.
― Это ложь! ― возбужденно прервал его падре Ипполито. ― Отец Лоренцо никогда не сделал бы такой вещи. Вот правда: Ромео напал на Париса на улице и ранил его. Наверное, пьяный был.
― Простите, отче, все было совсем иначе, ― запротестовал сэр Оливер. ― На самом деле произошло так: Джульетту похоронили, Ромео над ее могилой заколол шпагой Париса...
― Постойте, ― перебил священник. ― Во-первых, это случилось не над могилой, а на улице, недалеко от памятника Скалигеров. А во-вторых, Ромео вовсе не заколол его, а только рассек плечо. Шпагой не всегда убьешь человека, приятель! Попробуйте-ка сами, молодой синьор!
45
трактира (ит.)
46
Ваше преполобие (ит.)
47
Хорошо (ит.)
48
достопочтенный пастырь(ит.)
49
мортаделла – ит., сорт колбасы.
50
Спасибо (ит.)
51
шалопаю (ит.)
52
сумасброд (ит.)
53
покушение на убийство ( ит.)
54
негодяем (ит.)