Исполнитель Желаний

великое добро вы ни сделали для них, какой бы подвиг ни совершили, они будут вас благодарить в глаза, но

на душе у них будет одно – презрение к вам, бесконечное презрение в детям Тёмного Неба, к вашим мерзким

обычаям, поощряющим насилие над животными, чревоугодие и неразборчивый блуд…

Старик снова замолчал. Скрипучий рвущий нутро кашель согнул его. Но он нашёл в себе мужество

говорить дальше. Билл и Кира чувствовали с каким трудом даётся ему каждое слово.

– Мне тогда было только семнадцать лет. Впереди у меня была вся жизнь – длинная жизнь в любом

случае без неё. И единственный шанс на счастье. То, что ждало меня впереди, было не важно. Существовал

только миг – непостижимый в своей остроте и насыщенности – единственный миг, в котором я по-

настоящему жил… И я подарил ей себя не задумываясь, не рассуждая, не заглядывая вперёд. Мы провели

божественные сутки в маленьком домике лесника на берегу реки. А потом она исчезла. Так, как всегда

исчезают, чтобы ничего не объяснять и не прощаться – ушла, пока я спал. …Элайза забыла остричь мои

длинные волосы. Так я и проходил с ними всю жизнь.

В подтверждение своим словам он слегка качнул головой. Серебристо-седые пряди ниспадали до

самого пола словно пенистые струи водопада, обволакивая всё дряхлое, высохшее, измученное

непосильным трудом тело старика.

– Мой народ был жесток ко мне – меня наказали обетом молчания, и в моей жизни не промелькнуло

больше ни единого радостного мгновения… Но я ни разу, слышите, ни разу, не пожалел о том, что был с

ней… На свете возможно такое великое, невыразимое, ослепительное счастье, что испытав его всего на

мгновение, можно оправдать сколь угодно долгий срок ожидания или расплаты.

Старик замолчал, и все поняли, что больше он не скажет ни слова. Кирочка шагнула вперёд. В руках

у неё сверкнул в свете множества ламп нож, подаренный Лучезаром.

– То, что когда-то было так красиво начато, должно быть достойно завершено.

Она подошла к старику, собрала в пучок его поредевшие, белёсые волосы и одним легким

движением отсекла их. Длинные, тонкие, невесомые – они остались у неё в руке – серебряные нити,

паутинки, их кончики слегка колыхались, захватываемые воздушными потоками.

– Пусть теперь вместе с волосами с этого человека будет снят весь позор, пусть заботой и

уважением окупятся все его мучения – это единственный подарок, который я хочу получить от вашего

Щедрого Солнца, – проговорила Кирочка, с трудом подавляя негодование, – Не нужны мне ваши фенечки.

Всё это фальшь, невыносимая фальшь, если вы способны на такую бессмысленную жестокость. И

здоровым, и больным, и красивым, и кривым, и чистым, и блудным – солнце с неба светит всем одинаково.

Вам ли не знать о этом…

– Звезду на погон, чёрт подери, – пробормотал себе под нос Крайст, глядя на Кирочку с искренним

восхищением.

Верховный Шаман, привыкший ко всеобщему почтению и никогда раньше не сталкивавшийся с

подобной дерзостью, просто не знал, как себя вести. Он растерялся.

Кирочка подошла и, присев на корточки, аккуратно положила хлебный нож перед ним на пол.

– Не ради вас, а только ради него, – сказала она, указав взглядом на Лучезара, потом, не дожидаясь

ответа, отвернулась и обратилась к Крайсту так, словно кроме него вокруг больше никого не было, – идём к

машине, всё, хватит…

Билл кивнул, и они вместе покинули залу. Никто больше не заговаривал с ними и не навязывался в

провожатые. Когда они очутились на улице, одна половина неба уже золотилась рассветом. Оглянувшись,

Кирочка увидела несколько силуэтов на крыше замка – они замерли, молитвенно приложив руки к груди,

прозрачные одежды шаманов слегка трепетали на прохладном утреннем ветру.

– Встречают рассвет, – ехидно констатировал Крайст, – каждый рассвет может стать последним.

Услышав шуршание ног по гравию за своей спиной, Кирочка обернулась. Их догонял Лучезар. Она

решила никак не реагировать и продолжила путь, даже слегка ускорив шаги. Парнишка, она поняла это по

более тревожному чем прежде шороху гравия, тоже пошёл быстрее.

– Стой… Послушай, пожалуйста…

Он взял её руку удивительным жестом: и решительность и робость сочетались в нём. Так могло

получиться только у очень юного, неискушённого, но весьма пылкого юноши.

Обернувшись, она увидела его глаза. Что-то яростное и зловещее плескалось в них.

– Он убъёт тебя! – сказал Лучезар очень тихо, но так твёрдо и страшно, что Кирочка вздрогнула, – у

меня есть дар предвидения, но о нём никто не знает, пожалуйста, поверь мне…

– Кто? – спросила она, машинально пытаясь высвободить свою руку.

– Не знаю… Он представляется мне чёрным облаком, смерчем, я не вижу его лица… Просто не

делай этого, не служи в Особом Подразделении, выйди замуж за хорошего человека, забудь всё… Тогда

ничего не будет.

– И ты дал мне этот нож потому что хотел спасти меня?

– Да, – сказал он и вспыхнул, пряча лицо в длинные волосы; Лучезар краснел совсем как Саш Астерс

– ярко, скоро и почти всей кожей сразу… – Я смотрел на тебя во время ужина, ты не замечала, а потом мне

всё это приснилось… Я вижу вещие сны, клянусь; когда он пришёл, чернота заволокла всё небо, в Городе

поднялся небывалый ветер, и фонарный столб упал на машину какого-то мужчины…

– Тебе не следует злоупотреблять настойкой, – осторожно произнесла Кирочка. Списать странные

слова юноши на непредсказуемое действие шаманского напитка было куда проще, чем попытаться

прислушаться к ним.

– Каждому предсказателю приходится делать этот выбор: говорить или молчать; предупредив тебя я

исполнил свой долг, – лицо Лучезара вдруг будто бы окаменело, разом утратив нежные краски. Он

развернулся и энергично зашагал прочь; полотно его шикарных волос мягко переливалось в лучах рассвета.

– Ну и как ты находишь этих красавцев? – спросил Крайст задумчиво, когда они уже выехали на

скоростную трассу.

Кирочка брезгливо повела плечами.

– В первый раз вижу, чтобы нечто, весьма благообразное внешне, имело настолько отвратительную

суть. Им жалко куриц, которых продают в супермаркетах, но при этом они даже особенно не задумываясь

могут так страшно мучить живого человека… Причём даже не преступника, нет, обыкновенного живого

человека…

– Так обычно и бывает. Добро и зло не существуют сами по себе, как два яблока разного цвета, в

реальности всё перемешано, границы стёрты, и зло – чаще всего оно есть просто неуместное преувеличение

чего-либо, иногда вполне благородного… Такая гипертрофия любого начала, самого доброго и светлого -

это зло – ведь в связи с неумеренным вниманием к чему-то одному неминуемо вырождается всё остальное…

Некоторое время ехали молча; вдалеке виднелись уже первые свалки санитарной зоны, утренняя

заря поднималась над ними, небо нежно розовело, а первые лучи солнца, отражаясь от битого стекла и

металла, делали гигантские мусорные кучи похожими на горы сокровищ; солнце действительно щедро и

милосердно, теперь Кирочка видела это воочию, оно даже свалку способно превратить в величественное,

достойное восхищения зрелище.

Кирочке некоторое время уже не давал покоя один вопрос, но она не решалась напрямую задать его

Крайсту. Девушка чувствовала потребность заранее составить представление о том, что она может

испытать, когда однажды ей самой придется соблюсти Правило Одной Ночи… Ей казалось, что спрашивать

об этом не только неприлично, но и бесполезно. Ведь каждый человек уникален, и впечатления Крайста,

даже если он согласится подробно их описать, вряд ли помогут ей встретить её собственные переживания во

всеоружии. Желание спросить, однако, только усиливалось от того, что Кирочка пыталась его в себе