Исполнитель Желаний

глазами болтающую и хохочущую компанию одноклассниц.

За окном лежал в тусклом свете промозглого дня ранней весны бульвар Плачущих Тополей. Почему

он так назывался, никто не знал. В гладкой поверхности круглого столика отражалась часть улицы. В вазочке

медленно таяло, оплывая словно свеча, шоколадное мороженое. Кирочка сидела, сложив руки перед собой и

задумчиво смотрела на тополя. Он стояли в мелком дожде точно в дымке, высокие, стрельчатые, серые, и

Кирочке казалось, будто они и в самом деле плачут…

Девочки в противоположном углу кафе, сгрудившись над столиком, разглядывали принесённый кем-

то дамский журнал; и с ними была Нетта, задорно порхала и покачивалась густая копна её рыжих вьющихся

волос; среди бесконечного количества дождливых оттенков серого она казалась яркой, солнечной, будто

тропический цветок… А Кирочка сидела одна. Шарики в вазочке уже совсем подтаяли, превратившись в

бесформенную, плачущую длинными струйками сиропа сладкую массу. И внезапно Кирочку охватил такой

отчаянный, удушающий порыв злости, что она не нашла в себе сил усидеть на месте. Девочка вскочила, и

сильно ударив двери выставленными вперед ладонями, опрометью выскочила на улицу. Немногочисленные

посетители кафе послали ей вслед несколько недоумённых взглядов. Смело отталкиваясь длинными ногами

от мокрого тротуара, местами опалесцирующего бензиновыми разводами, Кирочка бежала вперёд. Ненависть

билась в ней, пульсировала, словно огромное чёрное сердце, и Кирочка бежала, изо всех сил колошматя

подошвами асфальт, бежала, чтобы уморить его, замучить, вытрясти из себя… Ей представлялось, как на

Нетту и всех остальных девчонок налетает смерч, он подхватывает их, начинает кружить, всё быстрее и

быстрее, перемешивать, точно чудовищный шейкер, и они, истошно визжа, носятся по кругу в этом

смертоносном вихре, на его поверхности временами показывается то чья-нибудь рука, то пола плащика, то

копна ярких рыжих волос; смерч не знает пощады, как пеструю тряпочку, он проглатывает эту копну, Нетта

исчезает. И дальше продолжается неистовая пляска вихря, ниспосланного могучей загадочной силой, которая

никогда не даст Кирочку в обиду… Никому. Пусть он никогда не покажется ей на глаза, но он будет всегда

рядом, этот тайный защитник, способный отомстить всем врагам одним неощутимым невидимым невесомым

мановением мысли …

Переменчивое поведение Нетты ранило Кирочку каждый раз заново: происшествие в кафе на

бульваре Плачущих Тополей не было первым и не стало последним, оно лишь заняло своё место в череде

подобных повседневных трагедий; и, казалось бы, у Кирочки должно было рано или поздно выработаться

нечто вроде иммунитета, но к предательству невозможно привыкнуть; и всегда оно воспринимается

болезненно, свежо и ярко, неизменно вживается глубоко, окрашивая мир всеми оттенками боли – и всегда

думается, вот оно, на этот раз последнее, самое страшное, и теперь насовсем, навсегда.

Не однажды Кирочка давала себе зарок больше не общаться с Неттой – но никогда не могла исполнить

задуманного. Она тосковала; безмерная нежность к единственной подруге, пробуждавшаяся в ней при любом

контакте, при случайном соприкосновении плечами во время урока, при неизбежной встрече в коридоре или

в столовой – непрошеная упрямая нежность, снова и снова вынуждала Кирочку прощать. Люди сильнее всего

привязывается именно к тем, кто изматывает им души, изнуряет их непосильным трудом непрерывного

преодоления страдания.

Однако, утверждать, будто Кирочкины переживания не вызывали у её подруги чувственного отклика

было бы ошибкой; взаимность со стороны Нетты, безусловно, имела место: она тоже скучала, если случались

размолвки, часто сидела одна, а иногда даже, очень редко, правда, да и то полунамёками, первая предлагала

перемирие.

В обиходе подруг было множество забавных выдуманных словечек, понятных только им двоим;

существовали игры, в которые умели играть лишь они одни в целом свете. К праздникам, а иногда и просто

так, девчонки рисовали друг другу карандашами, фломастерами, акварелью красочные открытки или даже

целые журналы, с картинками, наклейками, забавными историями, шутками-междусобойками, комиксами

про одноклассников и учителей.

Подобные маленькие секреты способны сплотить сильнее, чем какие-либо другие интересы

подростков – сформировавшийся вокруг подруг трогательный, игрушечный мирок, обособленный,

отделенный от всего остального, неодолимо притягивал Нетту, и потому, вероятно, она не могла окончательно

шагнуть за его пределы, к другим девчонкам с их вечными сплетнями, смешками в спину, разговорами о

косметике и нарядах. С Кирочкой всегда можно было остаться наедине, даже если вокруг были люди,

множество людей. Она с детства обладала поистине чудесным свойством – создавать вокруг себя такие

уютные мирки – этому она научилась, когда её забрали из детского сада и отдали на попечение бабушки.

Бабушка постоянно хлопотала по хозяйству или смотрела нескончаемые телевизионные сериалы, не обращая

на внучку никакого внимания; дети, предоставленные сами себе и при этом ограниченные в общении,

обыкновенно вырастают в замкнутых чудаковатых взрослых, как будто немного сопротивляющихся всему

внешнему, но наделённых взамен отзывчивости и готовности жить настоящим моментом, неуёмным

воображением и какой-то таинственной отрешённо-счастливой мечтательностью – как будто Вселенная,

навеки оставив этих своих избранников наедине с ними самими, приобщила их к чему-то более чистому,

высокому и значительному, чем человеческое общество.

Другие сверстницы, конечно, тоже интересовали Нетту; и она довольно часто сознательно подавляла

в себе желание к ним присоединиться, её привязанность к Кирочке была достаточно глубокой, и вдобавок,

примешивалось чувство вины, ведь Нетта понимала, что, оставляя подругу, обрекает её на одиночество. Тем

не менее, ссорились они нередко. И Кирочка всегда извинялась первая, вне зависимости от того, которая из

них двоих оказывалась виноватой. Она любыми способами пыталась вернуть себе утраченное расположение

Нетты, порой унижаясь, порой позволяя рыжей слишком многое и прощая даже то, что не следовало бы

прощать; но не стоит поспешно судить её за это; мало кто способен в полной мере представить себе, насколько

сильной может быть единственная привязанность изгоя.

И Нетта, как, наверное, любой человек, не осенённый подлинной святостью, не устояла перед

великим соблазном этим воспользоваться. Но, к чести её надо заметить, рыжая старалась не слишком наглеть.

Кирочка ничего не жалела для Нетты – и добрую половину школьного завтрака, и домашние задания, и время,

и порывы, и мечты – всё это она с радостью складывала на алтарь их дружбы; и, разумеется, посещение кафе

на бульваре Плачущих Тополей вскоре было прощено Нетте, как и прочие небрежности, вольности, даже

мелкие пакости – рыжая ведь была единственным существом, капризным, может быть, переменчивым, не

упускающим своей выгоды, но тем не менее – Кирочка чувствовала – искренне привязавшимся к ней. И все

жертвы, приносимые Кирочкой, объяснялись лишь её неуёмной благодарностью Нетте за это.

2

У Саша Астерса была длинная тонкая шея и крупная яйцевидная голова. Когда в средних классах он,

подобно многим юношам, вдруг как-то размашисто и резко вытянулся, это стало ещё заметнее; русая