Страница 3 из 217
брошенные на него ветром пряди и просто хотеть… когда-нибудь… залезть на тополь…
После уроков она обычно ходила по глубокому снегу на Красный Рынок. Или, в оттепель, по
морщинистому серому льду. Или по асфальту. Сходить и вернуться каждый раз нужно было очень быстро:
узнай мать, что Кирочка посещает рынок, она непременно запретила бы это увеселение, сочтя его слишком
опасным для девочки-школьницы, ведь дальше, за Красным Рынком и загороженным высоким забором
участком шести полосного шоссе, носившего название Крайнее Кольцо, начинались бедняцкие кварталы -
испуганно лепились друг к другу одинаковые тесные блочные дома-коробки, а еще дальше, за ними, на
замусоренном побережье промышленного порта высились, глядя в пространство пустыми глазницами битых
окон, Заброшенные Верфи – обиталище городских бродяг, нищих, беглых преступников и вечно пьяных
побитых уличных девиц.
Рынок помещался в невысоком цилиндрическом здании из красного кирпича, с тяжёлым каменным
основанием и полусферическим куполом из стеклянных пластин, сквозь который внутрь проникали лучи
дневного света. В каменном основании рынка были выбиты четыре лестницы – по одной для каждого входа -
Северного, Восточного, Южного и Западного. Внутри рыночного здания – прямо в огромном зале под
прозрачным куполом на каменном полу располагались латки торговцев, их расположение постоянно
менялось, некоторые уходили и не возвращались, и кто-то другой занимал их места. Но были и постоянные.
Рынок представлял собою средоточие поистине удивительных зрелищ. Живая рыба плавала в огромных
аквариумах из толстого стекла и, останавливаясь у бортиков, как будто глядела наружу своими выпуклыми
ничего не выражающими глазами. В мясном отделе прямо на прилавках стояли, блаженно зажмурившись,
отрезанные свиные головы. Вещевые ряды изобиловали игрушками, сувенирами, яркой бижутерией -
Кирочка обожала смотреть как переливается она в освещённых витринах.
Возле Рынка, разложив свой товар на картонках и вытертых полиэтиленовых мешках, стояли бабки в
полотняных или шерстяных (в зависимости от времени года) платках, бесформенных пестрых сарафанах или
старых суконных пальто с большими пуговицами. Торговали они в основном совершеннейшим барахлом:
старыми утюгами, абажурами, выцветающими кожаными туфлями, кошельками и перчатками. Но у
некоторых порой находились действительно интересные вещи – старинные монетки, деревянные идолы,
редкие фарфоровые тарелки или что-нибудь в этом духе.
Кирочка любила медленно идти вдоль этого длинного ряда со всякой всячиной, смакуя
разглядывание, думая неторопливые, тягучие, как ириски, мысли о том, кому прежде могли принадлежать все
эти вещи и какими путями попали они сюда.
Торговок иногда гоняла полиция. Обычно кто-нибудь предупреждал их заранее, и старушки, кряхтя,
собирали своё барахлишко в матерчатые хозяйственные сумки, торопливо сворачивали картонки и
постепенно рассеивались, оставляя к приходу стражей правопорядка все тротуары в окрестностях рынка
пустыми и почти чистыми; единственным свидетельством их пребывания оставался зимой гладко укатанный
снег, а весной и осенью – там, где не было асфальта – утрамбованная до каменной прочности грязь с
отпечатками подошв и крепко втоптанной подсолнечной лузгой.
Изящные чёрные статуэтки сразу привлекли внимание Кирочки. Они были выполнены из какого-то
отполированного, плотного, но не очень тяжёлого материала и разительно отличались от того хлама, что
окружал их со всех сторон.
– Это эбеновое дерево, – сказала торговка, рассматривая зачарованную школьницу с явным намерением
оценить её покупательную способность и заодно прикинуть, что бы такое сказать этой девчонке, чтобы
упрочить её намерение приобрести товар, – оно привезено из чужедальних стран, а сами статуэтки -
магические амулеты – если любую из них потереть пальцами и подумать о чём-нибудь сильно-сильно, духи
помогут тебе…
– Правда? – спросила Кирочка, наивно распахнув навстречу старухе свои большие антрацитовые
глаза, – а почему их так много разных?
– Каждая призывает определённых духов, – нашлась торговка; она немного подумала и взяв в руки
одну из фигурок, изображающую сидящую на коленях девушку с шаровой молнией, парящей между
ладонями, выполненной из тончайшей серебристой проволоки настолько искусно, что создавалась
полная иллюзия свечения, – вот эта, например, помогает мстить, она нашлёт грозу на твоих врагов…
– А эта? – Кирочка нагнулась и подняла с картонки другую статуэтку – девушку с разбитой амфорой
в руках.
– Она помогает утешиться в горе, – затараторила торговка, воображение её сейчас выдавало полную
мощность, – видишь, у неё в руках кувшин… Она заберёт твои слёзы.
– Я куплю, пожалуй… – смятенно прошептала Кирочка, поспешно извлекая из кармана мятую
купюру, полученную от мамы утром на целую неделю, – сразу две…
– Увы, деточка, – посетовала бабка, – этого не хватит и на одну, стоят они недешево…
– Но у меня больше нет! – воскликнула Кирочка жалобно; ей так неистово захотелось иметь
волшебную статуэтку, что из глаз у неё в этот миг едва не брызнули слёзы.
– Хорошо, – смягчилась торговка, – сегодня я сделаю тебе скидку, – бери одну, ту, что больше
понравилась, но, учти, остальные стоят гораздо дороже…
Она с готовностью сцапала деньги из худенькой длиннопалой руки школьницы.
– На здоровье, деточка. Если что, приходи ещё. У меня тут их много.
Коллекционирование магических статуэток увлекло Кирочку на целый учебный год. Она тайно
тратила на них деньги, предназначенные для завтрака в школе. На каждую приходилось копить, у Кирочки
временами кружилась голова от голода – она позволяла себе на большой перемене покупать в школьной
столовой только стакан крепкого сладкого чая – самое дешевое из всего, что там продавалось. У неё был
небольшой тайник в недрах старого раздвижного дивана. Приходя домой с долгожданной покупкой, Кирочка
дожидалась момента, когда все оставляли её в покое, уединялась в маленькой дальней комнате и раскрывала
свою сокровищницу, чтобы немного полюбоваться. Ее завораживало искусство мастера, способное в тонких
деталях позы – посадке головы, жесте рукой или повороте корпуса – намекнуть на причастность к
сверхъестественному, на силу. Кирочка нисколько не сомневалась в том, что её фигурки – волшебные.
Любуясь ими, она подспудно чувствовала, что в каждой определенно есть сокровенный смысл, который пока
ещё не может быть до конца ей ясен, но где-то глубоко внутри её существа поселилась уверенность – когда-
нибудь, но не теперь, а гораздо позднее, она узнает всё…
– Какая странная девочка, – судачили рыночные бабки между собой, все они немножко завидовали
той, что торговала чёрными статуэтками. Ещё бы! Ни у кого из них не было постоянных покупателей.
– Откуда ты берёшь этих своих смоляных божков, почтенная Иверри? – пытали её конкурентки,
расстелившие рядом свои картонки с барахлом.
– Сын делает, – неохотно отвечала старуха.