Страница 111 из 217
охранники, администраторы отелей и ресторанов, которые очень часто его узнавали, слабенькие колдуны,
выплатившие штраф по выписанной им квитанции, ночные таксисты и прочие шапочные знакомые – ему не
безразличны и он даже помнит каждого из них. Обычно трюк срабатывал, и Крайсту, после того, как он уже
по-настоящему восстанавливал в памяти обстоятельства знакомства, всегда удавалось быть вежливым и
милым.
Так случилось и на этот раз. Рахель была очарована и оттого готова безоговорочно верить в самую
приятную для себя версию событий: синеглазый герой очарован не меньше, он помнит её и, вполне
вероятно, даже хочет продолжить знакомство.
– Давайте выпьем кофе, – предложил Билл, чувствуя некоторую обязанность, к счастью не слишком
его тяготившую, соответствовать радужным ожиданиям этой дамы.
На уютной террасе маленького кафетерия, увитой ползучими растениями с удивительно нежными
кремовыми воронковидными цветами, Рахель съела три пирожных – она была так счастлива, что даже не
беспокоилась о фигуре – и опустошила высокую чашку латте. Билл курил, глядя на неё, щурился от
оранжевого света заходящего солнца, пробивающегося сквозь занавес ползучих растений и думал почему-то
о легковесности и эфемерности всего – нет ведь в мире ни одной вещи, которая была бы незыблемой, ни
одной ценности, ни одной цели – всё непрерывно меняется и внутри тебя и вовне, мысли тают как облака,
сменяясь новыми, и процесс этот нескончаем…
Рахель обожала задавать красивым мужчинам отвлечённые философские вопросы. Она привыкла к
тому, что прежде это всегда позволяло ей без каких-либо усилий произвести впечатление вдумчивой и
серьёзной особы.
– Ради чего вы живете? – спросила Рахель, задумчиво подперев щёку рукой и заглядевшись вдаль,
туда, где виднелся в просвете между ползучими растениями нежно-голубой горизонт залива.
Билл молчал. Только маленькая улыбка притаилась, словно играющий котенок, в уголке его рта.
– Вы не знаете? – голос Рахель прозвучал несколько разочарованно. – Мне, например, кажется, что
весь смысл человеческой жизни – в мечтах о будущем. У кого-то одна мечта – большая и прекрасная как
солнце, у кого-то – как у меня – множество маленьких… Люди все разные, но мне кажется, что на свете нет и
не было ни одного человека, который бы не мечтал.
– Вам кажется, – Мягко возразил Билл. – Хотя бы один такой человек есть.
– Да? И где же он?
– Перед вами.
– И вам не скучно? – изумилась Рахель, – да и как у вас это получается?
– Я научился. В юности я мечтал, конечно. Но это было очень смутно и странно всегда, я даже не
могу вспомнить теперь – о чём…
– Возможно научиться НЕ МЕЧТАТЬ?! Но зачем? – голосок госпожи Грик дребезжал от волнения.
Привычная картина мира рушилась, как подсохший на солнце песчаный замок.
– Чтобы жить истинной жизнью, здесь и сейчас. Вот, скажем, вы видите божью коровку, которая
ползет по деревянной балке, удерживающей навес. Нет. Вы заняты своими мечтаниями. Вы не видите её, а
она есть. И так каждый день мы проходим мимо жизни, упакованные внутри самих себя, заваленные
собственными мыслями…
Рахель молчала, глядя на собеседника во все глаза. Она обратила внимание, что свет удивительно
падает на его лицо сквозь причудливые щели в живой стене, и, как ей показалось, всё поняла. Послевкусие
кофейного пирожного томило язык, с улицы на террасу проникал ветерок, теребивший тонкую прядь около
уха – это было сейчас и это было прекрасно. Рахель впервые в жизни вообще ни о чем не думала,
поддавшись очарованию окружающих событий. Крайст так легко говорил о важном, и так просто о
глубоком, что ей казалось, будто бы она и сама всегда это знала, просто Билл каким-то непостижимым
образом заставил её ВСПОМНИТЬ .. .
– По мне… – продолжал он, – …иметь Прекрасную Мечту – крайне эгоистичное, потребительское
отношение к миру. Ведь пока ты мечтаешь, даже если при этом ты очень позитивно настроен, делаешь
много добра и прочее, ты любишь Вселенную не просто за то, что она есть, а за то, что она может тебе
дать…
– Что же в этом плохого? – спросила Рахель.
– Ничего плохого… Просто Вселенная никому не должна.
Крайст улыбнулся чуть грустно. Рахель решила перевести беседу в иное русло; отвлечённые беседы
о вечном не только умножают печаль, но и отвлекают от вопросов более насущных, практических…
– Вы когда-нибудь были женаты, Билл? Есть у вас дети?
– Женат? Нет не был… – Он взглянул на госпожу Грик, как ей показалось, чуть насмешливо, – Дети?
Наверное, нет. Во всяком случае я никогда их не видел.
Чтобы смягчить благородное смятение, вызванное у Рахель небрежностью его ответа, Билл подарил
ей улыбку, загадочную и немного томную.
– Вы совсем не такой, каким представляетесь… – медленно проговорила Рахель, вращая перед собой
на столе малюсенькое блюдце от кофейной пары.
– Так и есть. Ваше суждение обо мне, или о любом другом человеке – это всегда лишь проекция его
поведения на ваши собственные представления о мире, внутренние установки, выработанные жизненным
опытом, укоренившиеся стереотипы. И по-другому просто не может быть. Единственное мерило, которое у
вас есть – это вы сами. Поэтому тому, что вы думаете обо мне, не стоит доверять безоговорочно – это всего
лишь отпечаток в вашем сознании, набросок, слепок. И в мысленном пространстве каждого из тех, кто
когда-либо не поленился составить обо мне представление, поверьте, я разный…
– Получается, вообще невозможно узнать другого человека?
Билл пожал плечами.
– Может быть и можно. Только вот ведь какая штука: многие из нас и самих себя знают не
достаточно хорошо… Древняя мудрость гласит: познай себя. Это самое трудное. Вот вы, к примеру, всегда
можете истолковать свои ощущения? Вы понимаете себя?
Рахель задумалась.
– Не знаю. Иногда мне так смутно… Чувства часто противоречат разуму, и я не могу принять
решение. Иногда бывает, например, я на час зависаю в магазине: никак не могу выбрать, какую из двух
совершенно одинаковых сумочек я хочу – синюю или красную… Умом я понимаю, что нет никакой
разницы, какую из этих сумок я куплю, но если я возьму любую из них, всё равно где-то в глубине души
останется чувство неудовлетворённости, ведь другую я хотела тоже…И я буду думать, это так странно,
Боже мой, что я проживу целую жизнь и не пройдусь по улице с той, второй сумкой, которую я не купила…
И так я стою и думаю прямо в магазине. Я могу невероятно долго метаться между «купить» или «не
купить», «синюю» или «красную» … Я, наверное, немного не в себе…
– Нет, что вы… – Билл учтиво погасил улыбку и отхлебнул остывшего кофе. – С вами как раз все в
порядке. Ну, почти… Не в себе, я полагаю, тот, кто никогда ни в чем не сомневается.
Рахель немного загрустила; она почувствовала, что разговор снова скатывается в плоскость не
слишком приятного скорбного вечного, и решила слегка подкорректировать курс:
– Знаете, почему вы мне понравились? Я увидела ваши глаза и подумала, что вы смотрите на меня с
любовью… Но я ошиблась. Дело было не во мне. Узнав вас сегодня, я заметила, что вы смотрите так на всё.
На любого человека или предмет. Смотрите, излучая любовь глазами, словно её так много внутри вас,
бесконечно много… Вы расточаете её непрерывно, но она неисчерпаема. Будто внутри вас горит костер или
светит солнце…
– Хм… – Билл взглянул на Рахель с неожиданной серьёзностью. – Это довольно интересное
наблюдение. Сам я ничего подобного, поверьте, не ощущаю. Иногда мне даже кажется, что я вообще никого
не люблю…
– Вы удивительный человек… – произнесла Рахель, глубокомысленно возведя тонко и чётко
обведенные карандашом выпуклые глаза к потолку – Вы не мечтаете, вы не любите, мне такое