Убийца - садовник?

— Пенни? — внутри было пусто и тихо. Странно, где же она? Несмотря на внешнее легкомыслие, Пенни была девушкой ответственной и ни за что не бросила бы товар без присмотра.

Я прошлась по комнате, снимая на ходу шаль, и случайно бросила взгляд за прилавок. Меня приморозило к полу. Пенни лежала там на спине, и под её головой на светлом выскобленном полу расползалась тёмная лужа. Глаза её были открыты и смотрели в потолок.

Не помню, как я выскочила на крыльцо. Кажется, я что-то кричала. Через некоторое время я обнаружила себя сидящей на стуле в подсобке, а невесть откуда взявшийся Иннелин пытался напоить меня водой из стакана. Он был так бледен, что брови на его лице казались угольно-черными. Из лавки доносился возбуждённый гул, я узнала голос инспектора Беккера из городской полиции.

— Иннелин, она… она… — я попыталась взять стакан и отдёрнула руки. Они все были в запекшейся крови.

— Я знаю. Выпей. — От воды пахло какими-то травами. — Станет легче.

— Я хотела ей помочь! — всхлипнула я. — А она… — от одного воспоминания у меня желудок подбросило к горлу. Торговец ловко подвинул ко мне пустое ведро. Мне было плохо как никогда.

— Её убили, Элизабет, — жёстко сказал хокермен. — Перерезали горло.

Он поставил на стол таз и кувшин с водой.

— Отдохни здесь, пока они не закончат. Приведи себя в порядок. Ты понадобишься мне в лавке — сегодня наверняка будет уйма посетителей. Все явятся своими глазами взглянуть, что случилось.

— Я буду торговать вместо Пенни? — у меня вырвался истерический смешок. Иннелин странно посмотрел на меня и вышел.

Впрочем, чего я хотела? Убийство убийством, а дело делом. Тем более, я всего лишь секретарь. Не того полёта птица, чтобы со мной церемониться. Сейчас покопаюсь в лекарственных запасах Иннелина, закинусь пустырником для стеклянных глаз и выйду, как миленькая.

На то, чтобы вернуть себя в реальность, у меня ушло полчаса. Когда я, умытая и причёсанная, вышла из подсобки, в лавке никого из посторонних уже не было. На страшное тёмное пятно на полу я старалась не смотреть.

Хокермен сразу же схватил меня за руку.

— Так, на инструктаж у нас пять минут. Сейчас пойдут любопытные. Прислушивайся, кто и где был этим утром. Здесь город, а не дремучий лес. Наверняка кто-то что-то видел. Поспрашивай, только осторожно. Наблюдай, запоминай реакции. Один я не справлюсь, у меня всего одна пара глаз и ушей, к сожалению.

— Ты же не думаешь… — я представила, что кто-то из давно знакомых мне людей мог совершить такое, и мне сразу захотелось вернуться в подсобку, поближе к тому ведру.

— Просто сделай, что я прошу. Вечером поговорим.

Этот день тянулся бесконечно, как тягучий кошмар, от которого никак не можешь проснуться. Повинуясь просьбе Иннелина, я прислушивалась изо всех сил. Некоторые покупатели успели переговорить с констеблем. Кажется, полиция склонялась к версии со случайным грабителем. Иннелин подтвердил, что этим утром из лавки действительно пропали кое-какие ценные вещи. Непонятно, почему грабитель не порезвился у нас как следует — ну, возможно, его спугнули. Я изумлённо взглянула на своего начальника: уж мне-то было точно известно, что все товары целы! Хокермен в ответ чувствительно наступил мне на ногу. Ладно, отложим этот вопрос до вечера.

Уже стемнело, когда мы, наконец, выпроводили последнего посетителя и заперли дверь. Я упала в кресло у камина, Иннелин принёс поднос с чаем. Я с интересом принюхалась к тёмной опалесцирующей жидкости — пахло мёдом, нагретым камнем, солнечным полднем.

— Специальный сбор, — сказал хокермен с наигранной улыбкой. — Поможет тебе сегодня заснуть.

— Знаешь, у меня была мечта — выучиться на врача и лечить людей, — ответила я невпопад, обхватив ладонями чашку. Наверное, мне понадобится литров пять специального альвийского чая, чтобы забыть мёртвые глаза Пенни и жуткую рану на её шее… Если такое вообще можно забыть.

— Теперь понимаю, что не смогу. Ни за что не смогу.

— Это шок, — устало произнёс Иннелин. — Пройдёт.

Я покачала головой. Нет, не быть мне первой женщиной-доктором… Хирургом уж точно.

— Если бы я пришла раньше… — прошептала я то, что мучило меня весь день, — может быть, вдвоём мы с ней смогли бы спастись от этого грабителя…

— Не было никакого «случайного грабителя», Элизабет, — отрезал хокермен. — И это не первое подобное убийство в ваших краях.

Я задумалась.

— Ты имеешь в виду тот случай в июле? Экипаж, который мы нашли на дороге…

— И это тоже. После того происшествия мы с Рэндоном и инспектором Беккером прочесали ближний лес с поисковым кристаллом. Нашли два тела. Обе женщины. Обе убиты примерно года два назад. Точно сказать уже нельзя. У обеих перерезано горло. Могу поклясться — это сделал один и тот же человек. И он где-то здесь.

— Какой-нибудь сумасшедший? — прошептала я. В голове не укладывался этот ужас. Мысли лихорадочно метались: кто?! Я знала в нашем городке всех с раннего детства, чужаков у нас не водилось, тогда кто же?

— Скорее наоборот — хладнокровный мерзавец. Здесь замешана магия. Недобрая, тёмная магия… Я её чувствую.

У меня мороз по коже прошёл. Но, думаю, на альва в вопросах, связанных с магией, можно положиться.

— Тогда почему ты подбросил полиции версию с грабителем?

— Если я заикнусь, что убийца — маг, то первым подозреваемым окажусь я сам. Как думает обыватель: альв — значит, маг. Пусть полиция проводит обычные сыскные действия, ищет кого-то, кто утром болтался неподалёку от лавки, пусть опрашивает свидетелей… Никто не сделает этого лучше них. Мы же будем искать другое.

— Магия — и убийства?… Какой-нибудь ритуал? — у меня забрезжила догадка. — Постой-ка, твой амулет! Кража амулета может иметь отношение к делу?

— Боюсь, что да, — понуро ответил Иннелин. — Элизабет, мне давно следовало с тобой поговорить. Надеюсь, и сейчас ещё не поздно. Я предполагаю, что убийца надеялся найти у нас в лавке вот это.

Он положил на прилавок две книги — два старых потрёпанных фолианта, переплетённых в кожу, с медными застёжками. Я осторожно открыла одну, перелистнула несколько ветхих страниц, испещрённых рукописной вязью. Да, очень старая книга. Чего уж там — древняя, как экскремент мамонта. Некоторые страницы были переложены листочками бумаги, на вид явно более современной. Все эти листочки были исписаны какими-то заметками. Я взяла один — и глазам не поверила. Это был почерк моего отца!

— Обе книги — трактаты по магии. Их передал мне мистер Гордон незадолго до своей смерти. Он сказал что-то вроде: некоторое знание, если прокричать его на площади, может привести за собой огромное зло. Мистер Гордон собирался отдать мне ещё какие-то книги, но после его смерти я их не нашёл. Ты хорошо помнишь своего отца? Кто-нибудь навещал его во время болезни? О чём они говорили?

У меня заныло сердце. Я не любила вспоминать о своём детстве. Мама вышла за отца против воли семьи, дед прочил ей гораздо более выгодную партию. Маму он так и не простил. Иногда я думала, чем же папа так пленил мою аристократичную мать? Он был добрым, весёлым человеком с буйными рыжими кудрями и вечно неожиданными идеями, со своей знаменитой эксцентричностью и сорочьей коллекцией книг.

— Твой отец был учёным?

— О нет! Он даже не закончил Университет. Зато многие молодые люди, вхожие к нам в дом, потом в этот Университет поступили. Папа был энтузиастом, великим популяризатором науки. Он всегда чем-то увлекался. Полгода пытался доказать какую-то математическую гипотезу. Потом вдруг занялся археологией и древними языками, изучал кельтбер, годейль, чуть не утащил маму на раскопки в Пустоши, но она вовремя сообщила, что беременна. Раскопки тут же были забыты, один он бы ни за что не поехал. Они с мамой не могли расстаться даже на неделю. Они были очень счастливы, — прошептала я, — вернее, мы втроём были очень счастливы.

— А потом случилась та эпидемия, да? Тиф…

— Незадолго до этого мы купили домик в Илсбери. Думаю, отец надеялся, что мама помирится со своими родственниками. Он видел, как тяжело она переживала разрыв. Но отношения с нами поддерживала только тётя Роуз, мамина старшая сестра. Дедушка и знать нас не хотел.