Тропы Междумирья

— Им плевать, — ответила я вместо растерявшейся мавки.

— Не всем, — франт кивнул на Нермора. — И, кстати, тронешь его хоть пальцем — останешься без руки. Так что смотри, а то знаю я ваше племя.

— Сейчас ты сам у меня без руки останешься! Или без головы, — вмешался Кьяло.

— А всяким деревенщинам слова не давали.

— Кто деревенщина? Я? — с искренним удивлением уточнил берсерк.

На городского жителя он и в самом деле не слишком походил: в длинных волосах запутались травинки, подбородок скрывала небольшая, но густая бородка, потрёпанная рубашка явно нуждалась в стирке, а изначальный цвет штанов и вовсе невозможно было разобрать. Заподозрить в этом оборванце лёсского царевича мог только человек с очень богатой фантазией. Но с фантазией у Павлина, видимо, было примерно так же, как со вкусом и осторожностью. То есть примерно никак.

— Так это твоя овечка, что ли? То‑то я гляжу, затихла сразу. Молчит, с хозяином не спорит. Ну и правильно, со мной тоже скоро спорить не будет. Ты, пацан, погуляй пока, а с мы с девушками тут поговорим о том, о сём. Ну, что застыл? Иди, иди. Возвращайся в тот овраг, из которого выполз.

— Можно я его стукну? — спросил Кьяло, демонстративно отвернувшись от собеседника.

— Нет, — вздохнула я.

— Почему?

— Потому что прибьёшь нечаянно, а меня потом совесть будет мучать.

— Да ну брось! Пока что никого не прибил.

— Просто повода не было.

— Вас не смущает, что я здесь стою? — распетушился Павлин.

— Нет, — призналась я. — Мы давно друг с другом не виделись и хотим пообщаться. А вы, господин Пафрин, нам мешаете. Так что, боюсь, это вам придётся уйти.

Рикардо Пафрин распавлинился пуще прежнего, явно готовясь сказать что‑то язвительное, но тут меня осенило:

— Хотя нет, стойте. Один вопрос! Та ваша… ммм… овечка… Прости, Рис! Так вот, три года назад та девушка уже служила вам?

Павлин задумался: или высчитывал даты, или просто не мог решить, надо ли отвечать. Наконец, желание похвастаться всё‑таки взяло верх:

— Да, примерно тогда мне её и подарили. Дедушка всегда знал, как угодить. Впрочем, она мне быстро наскучила. Слишком безотказная была.

— Вы же ей сами, небось, запретили вам перечить! — буркнула Рисса.

— Конечно, запретил. Иначе она бы меня прибила к бесам первой же ночью. А мне жить пока не надоело!

Я вспомнила, как сама чуть не оказалась на месте бедной девушки, и передёрнулась от омерзения. Противно было даже просто разговаривать с Павлином и ловить на себе его взгляды. А если бы он попробовал ко мне прикоснуться… Нет, о таком лучше вообще не думать, иначе слишком велик соблазн прибить этого извращенца прямо сейчас.

— Господин Пафрин, вы точно не хотите отсюда выйти?

— Я не затем сюда добирался пешком, чтоб выполнять твои приказы, детка!

— Отлично. Тогда уйдём мы. Ребята, пошли, надо кое‑что обсудить.

И я решительно шагнула к выходу из барака.

Павлин потоптался на месте, но следом не пошёл. Решил сначала распинать Итьера, но тот продолжал дрыхнуть сном пьяного младенца.

Снаружи тоже было сонное царство. Солдаты дремали прямо на своих местах, ничуть не смущаясь неудобных поз. Разве что Лайс с трудом, но сопротивлялся чарам и остервенело тёр глаза кулаками.

— Да уж, Рис, действуешь ты с размахом. Могла бы хоть караульных пощадить.

Мавка остановилась, будто наткнулась на невидимую стену:

— Это не я.

— Тогда кто?

— Я думала, ты.

— Да я даже заклинаний таких не знаю!

Над перевалом повисла тишина. Нехорошая такая, напряжённая.

— Я не совсем понимаю… — признался Кьяло.

Я, честно говоря, тоже не понимала. Спали все, кроме нас троих — и Павлина. Допустим, от него чары отводит локон, доставшийся от неизвестной мавки. Кьяло проклятый, да ещё и под опекой Риссы. Сама Рисса — нечисть. Я, как выяснилось, обладаю врождённой защитой, поэтому некоторые враждебные заклинания могу даже не почувствовать.

Но кто эти заклинания наложил?

Кому понадобилось усыплять весь перевал?

Вариант ответа был только один, и он мне категорически не нравился.

— Рис, можешь снять эти чары? — крикнула я и рванула к стене. Забраться на неё было секундным делом.

— Со всех — вряд ли, слишком много. Разве что выборочно.

— Тогда быстро буди всех, на кого сил хватит. Сначала командира, потом Тихоню… Лайсу ещё помоги, а дальше до кого дотянешься. Итьера не трогай!

— Да уж как‑нибудь догадаюсь, — буркнула мавка, ныряя в барак.

Кьяло рванулся за ней, но почти сразу вернулся, взвешивая в руке чей‑то меч:

— Марго, объясни толком, кого бить‑то будем?

— Эльфов, — вздохнула я, вглядываясь в горизонт.

С запада по горной тропе двигалась армия. Никого не боясь, ни от кого не скрываясь, чеканя шаг и поблёскивая доспехами на солнце.

Остроухие не стали ждать два обещанных дня.

Они даже темноты ждать не стали.

Разморенные жарой лошади плелись еле — еле, словно везли не повозку с четырьмя людьми, а груз свинца с рудников. На середине пути Тьяре начало казаться, что пешком было бы быстрее. Спустя несколько часов она даже рискнула проверить своё предположение и некоторое время шла вровень с упряжкой, но потом начала отставать. Пришлось срочно залезать обратно.

Отец не высказал по этому поводу ничего ехидного исключительно потому, что преспокойно спал. Его можно было понять — всю ночь разгребал документы, пока не заявилась Верба с новостями. После чего начальник Внешней стражи выскочил из комнаты, как ошпаренный, и объявил, что немедленно отправляется в горы. Тьяре осталось лишь потрясти бутылочкой со свежеприготовленным зельем и напроситься туда же. Всё веселее, чем торчать в особняке.

О повозке речь в тот момент ещё не шла, но тут в разговор встрял Глюк. После стольких лет в зверином обличье, говорил он ещё не очень хорошо, ходил тоже не слишком уверенно, но оставаться в замке не желал категорически. Так и сказал:

— Вдруг я опять того… когда зелье кончится. Не хочу. Человеком хочу. И штаны.

Со штанами вышла проблема, потому что человек из бывшего ворона — коня — крыса получился слегка шарообразный. Он и в зверином обличье стройностью не отличался, но под шерстью или перьями это не так бросалось в глаза. Тьяра не поняла, откуда взялись после превращения недостающие килограммы, но было их изрядное количество. Штаны Муллена и слуг из особняка на несчастную жертву вражеских чар не налезали, поэтому парню пришлось ехать замотанным в простыню. Впрочем, не сказать, чтоб он сильно комплексовал по этому поводу: во — первых, любая одежда была лучше, чем звериная шкура, а во — вторых, он тоже довольно быстро уснул.

Четвёртым пассажиром стала Ксанка. Сама она никуда не напрашивалась, но исключительно потому, что тоже спала. Тьяра была уверена: стоит гостье проснуться и обнаружить, что хозяева особняка уехали на перевал, и она помчится туда же. Даже лошадь из конюшни взять позабудет, так пешком и побежит, дурында рыжая.

Дорога через горы была довольно извилистая, но без ответвлений и перекрёстков, можно было не бояться, что кони свернут куда‑то не туда. Тьяра и сама не заметила, как начала задрёмывать в такт покачиванию повозки и сопению спящих пассажиров.

— Не нравится мне это, — пробормотал совсем рядом старушечий голос.

Дремоту как рукой сняло.

— Нянюшка? — осторожно спросила Тьяра, пытаясь понять, откуда идёт звук.

— Кто ж ещё! — прошамкало невидимое в солнечном свете привидение. — Вы бы, ланья, ушки‑то навострили. И глазки разули. И коней, кстати, попридержали.

Коней придерживать не пришлось, спустя несколько шагов они сами встали, как вкопанные, боязливо выпучив глаза в пустоту прямо перед собой.

Тьяра попыталась углядеть впереди хоть что‑то подозрительное, но горизонт оставался чист и безлюден.

— Что случилось? — спросил из недр кареты отец, разбуженный резкой остановкой.

— Не знаю, — честно призналась девушка. — Но, кажется, здесь какая‑то магия.