Страница 26 из 146
Несколько мгновений я вглядывался в лицо больного, потом облегчённо вздохнул – я не видел грозных признаков ужасной болезни. Войдя в каюту, я сел на край лежанки и взял больного за руку. Она была холодна и мокра от пота, лунки ногтей посинели, пульс был редким и неровным. Крестоносец был на пороге смерти, но это была не чума! Это была болотная лихорадка, симптомы которой я знал очень хорошо.
Капитан стоял на палубе и тревожно заглядывал в каюту. Он увидел, что я взял больного за руку, и лицо его просветлело.
– Слава Иисусу Христу, – пробормотал он и набожно осенил себя крестным знамением.
Я оставил больного и подошёл к капитану, но тут галеру качнуло и я, чтобы устоять на ногах, непроизвольно схватился за его плечо. Капитан же стоял так твёрдо, как будто его ноги прибили к палубе гвоздями.
– Так это не?.. – тихо спросил он, чтобы не услышали гребцы.
– Нет, это болотная лихорадка.
– Ты уверен?
– Целитель никогда не бывает до конца уверен в поставленном диагнозе, но это не то, чего ты опасался. Эта болезнь вообще не заразна.
– Он умрёт?
– Все мы в руках Господа, но я буду его лечить и сделаю что могу. У меня есть нужные снадобья.
– Спасибо тебе! Если этот крестоносец будет жить, вторую половину платы за твой проезд я возьму с него, а если он всё-таки умрёт, то не возьму с тебя.
– Отчего такая щедрость?
– Ты рисковал жизнью. Я попросил тебя, и ты не отказал, хотя мог.
– Целитель не отказывает в помощи страждущему.
Капитан сделал знак, что не хочет более спорить, и спросил:
– Что тебе потребно для лечения?
– На галере есть уксус?
– Сколько тебе нужно? Бочку, две?
– Достаточно будет кувшина. Ещё потребуется полотно, горячая вода и вино. Остальное у меня есть.
– Всё будет. Но… прости меня, я всё-таки спрошу ещё раз: у тебя нет сомнений?
– Говорю тебе: я знаю этот недуг. Больной будет то метаться от жара, то биться в ознобе от холода. Если он не умрёт сегодняшней ночью и завтрашним днём, он будет жить, потому что приступ минует. Я буду сидеть с ним, поэтому вели еду и питьё для меня носить в его каюту. Горячая вода должна быть постоянно, ибо я должен протирать его кожу тёплой водой, смешанной с уксусом.
– Наконец-то боги послали нам знающего целителя, – сказал капитан, не замечая, что грешит язычеством. – Может, согласишься стать нашим судовым цирюльником? Хотя, что это я… У меня не хватит денег платить тебе.
Я засмеялся.
– Я ещё не успел исцелить крестоносца, а ты превозносишь меня до небес!
– Я уже немолод, – покачал головой капитан, – видел много всякого, и отличить опытного целителя от дешёвого шарлатана могу без ошибки. Иди к нему, а я распоряжусь насчёт всего потребного для лечения.
У постели больного крестоносца я просидел всю ночь. Болезнь его протекала так, как я и предсказал – он то метался в горячке, и тогда я обтирал его уксусом, то дрожал от холода, и тогда я укрывал его всем тёплым, что удалось найти на галере. Я настаивал на горячем вине свои травы и дважды сумел напоить его.
Под утро, в тот самый зыбкий час, когда жизнь больного колеблется на тонкой нити, готовой оборваться, он открыл глаза и, увидев меня, вероятно, долго не мог понять, кто я такой и как очутился в его каюте. Потом попытался что-то сказать, но запёкшиеся губы не позволили ему это. Я намочил полотно в уже порядком остывшем вине и сначала протёр ему губы, а когда они разлепились, влил немного в рот.
Взгляд рыцаря стал осмысленным, и он что-то спросил у меня на языке франков.
– Ты говоришь по-гречески? – спросил я.
– Так себе…
Акцент у крестоносца был ужасающий, но всё-таки мы смогли понять друг друга, так как в Константинополе ко мне приходили недужные франки и я немного научился их языку.
– Кто ты? – спросил больной.
– Целитель. Моё имя – Павел, я ромей.
– Павел Иатрос…[44] – повторил он. Так я впервые услышал прозвище, которое станет моим вторым именем в Лангедоке. – Послушай, Павел, у меня нет денег и вообще ничего ценного, чтобы заплатить за твои труды, только меч, но его я не отдам! Я не звал тебя… Если Господом мне суждено умереть, значит, так тому и быть. Уходи…
Он стал задыхаться, на лице его выступил пот.
– О деньгах мы поговорим потом, когда твой недуг отступит, а сейчас молчи, иначе ты сведёшь на нет труды моей бессонной ночи. Пей! – я протянул ему глиняную чашку, в которой были настояны на вине лекарственные травы.
Крестоносец усмехнулся и закрыл глаза. Я придерживал его голову до тех пор, пока он не выпил всё. Вскоре больной заснул. Жар спал, дышал он ровно и спокойно, щёки слегка порозовели.
Я вновь дежурил у постели крестоносца. Он сидел, опершись спиной на стенку каюты, и осторожно, пробуя каждую ложку, ел похлёбку. Казалось, он никак не мог поверить в то, что его душа вернулась в тело, а тело каким-то чудом опять способно дышать, есть горячую, пахнущую специями еду, пить вино, говорить…
– Ты великий целитель, ромей Павел, – сказал рыцарь, отдавая пустую чашку. – Знаешь, я ведь уже готовился отдать Богу душу, но боялся умереть без исповеди, а грехов за мной числится предостаточно… Эта проклятая лихорадка давно треплет меня, но никогда приступы не были такими сильными. Я рассчитывал добраться до Массилии,[45] там, в одном монастыре мне, наверное, смогли бы помочь, но припадок случился посреди моря… Оно бы и стало моей могилой, но всемилостивейший Господь почему-то решил придержать меня на этом паршивом свете и послал тебя.
– Разве можем мы судить, чей удел жить, а чей – умереть? Ты идёшь на поправку, и я рад этому. Каждый считает свою болезнь какой-то особой, какой не может быть у других, а на самом деле, ты страдаешь болотной лихорадкой, довольно обычной среди людей твоего образа жизни. Тебе просто не доводилось лечиться у знающего врачевателя.
– Наверное, ты прав, но скажи, что ждёт меня дальше?
– Полностью избавиться от лихорадки ты уже не сможешь никогда, но если будешь следовать моим советам и принимать лекарства, которые я назначу, приступы будут редкими и слабыми, и ты сможешь дожить до глубокой старости.
– Никогда не думал, что ангелы господни бывают с таким изрядным носом и трёхдневной щетиной, – улыбнулся крестоносец.
– На себя посмотри! – огрызнулся я. – Краше в гроб кладут! До чего ты себя довёл! Мощи и то лучше выглядят!
Крестоносец провёл рукой по скрипучей щетине и скривился:
– Н-да-а, ты прав. Побрей меня, будь другом, а?
– И не подумаю! На такой волне я перережу тебе горло, и все мои труды пойдут насмарку. Потерпи до вечера – на берегу попросим цирюльника тебя побрить, раз уж я сделал его работу. Кстати, а как твоё имя? Всё забываю спросить…
Рыцарь приподнялся:
– Гильом де Контр. И он твой должник, иатрос Павел.
– Да лежи ты! – прикрикнул я на него. – Ну что за наказание? Вот привяжем к лежанке – будешь знать!
Гильом де Контр не ответил. Горячая еда сделала своё дело, он опять задремал.
Теперь самое время было поесть и поспать мне.
Наша галера приближалась к Геллеспонту.[46] Чаще шли на вёслах, иногда, когда был попутный ветер, поднимали парус. Плыли только в светлое время. Когда над морем начинали сгущаться сумерки, галера причаливала, гребцы вытаскивали её нос на песок и привязывали к камням и деревьям толстыми канатами. На берегу выливали из бочек пресную воду, которая очень быстро портилась, и набирали свежую, готовили горячую пищу, стирали одежду. Капитан помнил все удобные и безопасные стоянки, но всё-таки отходить далеко от берега опасались – мало ли что может случиться в чужой земле. На ночь выставляли вооружённых часовых. Эта предосторожность однажды спасла наши жизни.
44
Иатрóс (греч.) – врач, целитель.
45
Массилия – средневековое название Марселя.
46
Геллеспонт (др.-греч.) – средневековое название пролива Дарданеллы.