Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 31 из 33



Я отвечу на главный вопрос, который ты задаешь самому себе: в чем смысл человека? Зачем он был создан Всемогущим Творцом?

Так вот, человек создан с единственной целью - сотворить Зло, которое не с руки сотворить Благому, потому что зло единственное, что ему не под силу в силу божьей природы. Быть источником злотворения в мире - вот и все. И ты один из сильных мира сего, который освистал Творца.

Тсс... больше ни слова.

Тьма приложила палец к губам.

Тут колеса кареты загромыхали по булыжной площади, лошади остановились, слуга открыл дверь, Босх молча вышел наружу и оказался в ночной час прямо напротив своего дома в Хертогенбосе, что на улице Красного Креста прямо напротив собора Св. Иоанна, где по нему отслужили заупокойную мессу позавчера 9 августа 1516 года в капелле Хертогенбосского братства Богоматери у чудотворного образа Девы Марии Zoete Lieve Vrouw.

Карлик нахохленной орущей совой тьмы сидел у него на плече в виде хохочущей пастью зла обезьяны, пустившей корни в плоть человека. Корень мучительным вервием шел по левой стороне тела вниз, где вылезал, - клешней растопыренного корневища, - из сапога, ботфорты которого были оторочены мехом куницы, пожиравшей с хрустом гнездо куропатки.

Каждый следующий шаг требовал от Босха все больших и больших адских усилий.

Эпилог с отравленным апельсином

Но пора, давно настала пора ставить точку и прощаться с героями рукописи, с молодым лейтенантом Анатолием К., с Иеронимом Босхом, с уральским дисбатом, с капитаном госбезопасности Самсоньевым, наконец...

Начну по старшинству, с капитана.

Финальной точкой в нашем общении (и короной глупости) стала история с отравленным апельсином.

О, апельсин из Марокко, до сих пор помню твои надутые щеки.

Ядовитую находку принесла ко мне в кабинет жена майора Таганцева и с порога потребовала привлечь к ответственности злодейку-продавщицу военмагазинчика Маркину, которая де хотела отравить ее, чтобы любовничать с мужем майором. Травить вздумала! Я ничего не мог разобрать. Попытался тут же отмахнуться от бабьего вздора. Прочь сплетни. Но не тут-то было, заявительница зловеще выложила из сумки колобок из свернутых газет, трусливо развернула одежки - о-ля-ля... на моем столе лежал апельсин, в оранжевый бок которого впилась стеклянная ампула размером с указательный палец, полная таинственной красной жидкости. Вот он качнулся слева направо и замер.

Растерянно осмотрев вещдок, я ничего не понял.

Кому понадобилось вонзать в апельсин ампулу яда с такой демонстративной наглостью?

Отравитель никогда не станет демонстрировать яд.

Да и яд ли эта красная жижа?

Я осторожно принюхался, - странная капсула не издавала никаких признаков запаха.

Она, сука, хотела меня отравить! Катила бочку баба на продавщицу.

Вздор, сказал я, оставьте выводы следствию.

Между тем слух об отравленном апельсине молнией пронесся по штабу, и в мой кабинет набилась куча людей, оторопело глазевших на вражескую диверсию.

Чувство юмора (мое) к тому времени порядком иссякло, тем летом я жил ожиданием приказа об увольнении из армии, два года черного смеха предостаточно, чтобы хохот обуглился.

Черт с вами, дурачье!

Пишу протокол осмотра проклятого апельсина:

Направляю на экспертизу предмет, по виду напоминающий апельсин из Марокко, в кожуре которого торчит обломок стеклянной ампулы с неизвестной жидкостью красного цвета без запаха. Длина ампулы около пяти сантиметров, диаметр два... и так далее.



Старшина-секретчик трусовато вложил апельсин с ампулой в фанерную коробку, обложил марокканца ватой и стружкой, чтоб тот не болтался. Заколотил посылку гвоздиками, обвязал бечевой, наляпал на боках сургучные шлепки, давнул печатями по шоколаду и повез груз в секретный отдел для выяснения.

Вся партия апельсинов, поступивших в магазин, была мигом в два счета тут же и арестована.

Я взял объяснения о странной покупке у заведующей-продавщицы военного магазинчика Маркиной, которая божилась, что в глаза не видела никаких аномалий, что товар был самый стандартный, гладкий, ровного цвета, отпускался строго по два килограмма в руки как дефицит, с утра было продано 56 килограммов, в том числе и этой сучке. Да если б та заметила подвох в магазине, она б, зараза, не стала платить! А дома пихнула в апельсин стекла, чтобы подвести меня под монастырь. Не выйдет, это не 37-й.

Пришлось протоколировать и этот бред сивой кобылы.

Через пару дней на слухи про апельсин штормом налетела проверка из военторга, нашли две лишние бочки астраханской селедки, не учтенные в накладных ящики с водкой, - и лавочку вообще закрыли на переучет. Словом, обычный русский абсурд, который крепчает в штормовую погоду. Легкая дрожь от того апельсина из Марокко, брошенного камнем в воды судьбы, до сих пор покачивает баржу моей памяти, груженную паровозами черного юмора.

Через неделю я позвонил в судмедэкспертизу, где узнал, что наш барон Апельсин направлен в Москву на высший суд как факт чрезвычайной важности.

Да что за апельсин такой?!

Кануло, наверное, еще недели три, когда ко мне в кабинет пожаловал капитан Самсоньев, глаза его смеялись. Шагая поступью правды, он предвкушал острое блюдо из филейной вырезки истины.

Ну, бишкильские бабы - дуры, сказал он, но вы, вы-то как обмишурились.

Я сразу понял, что речь пойдет об апельсине.

Не тяните душу, товарищ капитан. Что за притча с нашим марокканцем?

Самсоньев сладко щелкнул зажигалкой, затянулся сигареткой в янтарном мундштуке. Присел на краешек стола.

Как известно, лейтенант, апельсины везут в СССР из Марокко морским путем через Средиземное море. Везут в контейнерах, которые грузят в каком-нибудь сраном Танжере. Там у штабелей с апельсинами гуляет одуревший на солнце черный олух, который обязан следить за температурой в контейнерах и мерять периодически температуру специальным термометром. То ли он накурился гашиша, то ли дитя природы обращалось с термометром без всякого трепета. Словом, такому дурню обломить носик термометра в апельсинах так же просто, как убить муху цеце.

Так это был нос от термометра!

В России с носами вечно выходит морока, тем более если нос из Марокко.

Гора страха опять родила мышь.

Капитан вытянул руку с воображаемым апельсином, устремил свой взгляд в марокканскую даль, где дремала под гнетом кайфа свободолюбивая сонная Африка...

Оставим его в этой античной позе, читатель.

Мой Вергилий провел путника через ад. Дело сделано.

Родить мышь - вот лозунг политической полиции славной эпохи брежневского застоя. Сначала раздуть щеки, засучить рукава, напугать рамоликов из Политбюро, завести сотни дел, застращать, навалить кучу (гору) из компромата, а потом выпустить весь пар в свисток, слить воду из радиатора, дать задний ход.

Пермский процесс зимой 1972 года был из ряда таких вот белых лабораторных мышей КГБ.

Ей-богу, вспомнить о нем практически нечего, кроме того, что его проводили в здании бывшей губернской гостиницы, где однажды останавливался Чехов (здание позже снесли), а ныне находился клуб чекистов. Снег хрустел под сапогами солдат в оцеплении. Здание охранялось, процесс объявили закрытым, в актовый зал пригласили только партийную номенклатуру да комсомольский актив. Гостей пускали с приглашением, вложенным в партийный билет, нас, свидетелей, - по повесткам. Я демонстративно не снимал военной формы, чтобы мозолить глаза погонами штатской сволочи. Когда я входил в вестибюль, солдаты сдуру отдавали мне честь. Суд длился три дня. Было сделано все, чтобы придать событию как можно меньше значения, выставить группу антисоветчиков как заблудших овец, клюнувших на поживу двух матерых волков - диссидента Олега Воробьева и примкнувшего Рудольфа Веденеева.

Гора угроз шантажа и слежки с потугами рожала серую мышь.

Голос Америки передал о начале процесса уже через день после первого заседания - как ни пыжились, утечка информации состоялась. Тогда процессу придали резкое ускорение. Моя тактика была проста, как бином Ньютона: путаться в показаниях, фальшивить и снижать козыри обвинения. Отчасти намерение удалось. Судья стал орать на меня и пересадил со скамьи свидетелей в зал. Что ж, воспользовавшись моей путаницей, Веденеев отвел несколько пунктов обвинения. Он отказался от адвоката и сам умело вел собственную защиту. Если Воробьев получил по полной катушке - 7 лет лишения свободы, то Веденееву дали всего два.