Быть Босхом

Королев Анатолий

Быть Босхом

Анатолий Королев

Быть Босхом

Роман с биографией

От автора. Признаюсь, что в последнее время - впрочем, как и многие, охладел к вымыслу, что львиная доля моего чтения сегодня - это мемуары и прочая внехудожественная словесность.

Однако сам я практически всю писательскую жизнь избегал трогать пером свой жребий. Почему? Не потому ли, что в основе этого запрета лежит одно прегрешение и... и не потому ли оно все сильней сверлит мою память! Ну почему, скажи, оказавшись в начале судьбы в дисбате, в уральской зоне, офицером среди заключенных солдат, ты ни полслова правды не записал на клочке бумаги. Почему промолчал, не написал ни одного честного письма друзьям о том, чем была твоя жизнь, а с маньякальным упрямством сочинял грозовое готическое облако - роман-химеру о голландце Иерониме Босхе? Почему от лая сторожевых овчарок не дрогнула ни одна строчка? Тем более что тебе выпала участь шагнуть в край, откуда великие вынесли на руках орущие благим матом "Записки из Мертвого дома" и "Архипелаг Гулаг"?

Корабль дураков. Отплытие

Я приближался к месту моего назначения. Вокруг меня простирались печальные пустыни, пересеченные холмами и оврагами. Все покрыто было снегом.

Пушкин

Август 1970.

Иду от станции к месту моего назначения по проселочной дороге через пшеничное поле. Зной. Иду налегке. Я еще в гражданском костюмчике. В руке рыжий студенческий портфель. В портфеле покоится белая картонная папка с перекрученными тесемками, - в ней налилась чернилами тетрадочка набросков романа "Корабль дураков" о Босхе.

Тут же в портфеле прячется мыльница с розовым мылом, томик новелл Франца Кафки и книжка прозы Альбера Камю. Рядышком - развинченная пополам безопасная бритва в пенале с набором лезвий "Балтика", помазок и окровавленное сердце сюрреалиста, завернутое в белый платок. Моя душа - тоже развинченная бритва.

Зной нарастает. Облака так невесомы, что не затеняют палящего солнца.

Быть грозе, поет жаворонок в зените жары.

Вдруг дружный лай собак.

Через заслон куцей пшеницы наперерез бегут на меня солдаты с автоматами на плече. Сзади торопится потный низкорослый майор. Стоять! Кто вы? Рыла собак - в пене погони. Поводки натянуты, как тетива. Это три немецкие овчарки. У них глаза молодых немок, доведенных до бешенства.

Рапортую:

Лейтенант Королев. Воендознаватель. Закончил университет. Призван на два года в армию. Следую к месту службы, в воинскую часть 00140.

Ну, вот и твое первое дело, лейтенант, закуривает начальник штаба.

Побег из зоны. Ушли с божницы два переменника с АКа. Лежат где-то в поле под балдой, суки. Рвут в кильдым на Бишкиль. Был бы ты в форме, кадет, откушал маслин. Твой фарт.

Тезаурус: АКа - автомат системы Калашникова

Божница - унитаз.

Кадет - неопытный сотрудник уголовного розыска.

Кильдым - притон.

Маслина - пуля.

Переменник - заключенный за преступления в дисциплинарный батальон солдат срочной службы, т.е. солдат переменного состава.

Под балдой - в состоянии наркотического опьянения.

Бишкиль - станция железной дороги в пятидесяти километрах под Челябинском на Южном Урале, мой почтовый причал с 1970 по 1972 год.

Россия. УРАЛВО. В/ч № 00140. Дисциплинарный батальон Уральского военного округа. Проще - солдатский лагерь.

То есть в переводе на русский литературный язык фраза капитана звучит так:

Беда, два заключенных солдата, завладев в сортире автоматом охранника дисциплинарного батальона, сбежали из зоны и пробираются полями в притон на станцию Бишкиль. Оба под кайфом. Был бы ты в форме, а не в пиджачке, лейтенант, они могли б тебя с перепугу и злобы расстрелять в открытом поле из автомата. Считай, что тебе повезло.

Солдаты, пользуясь передышкой, жадно пьют воду из фляжки, обтянутой парусиной. Собаки опустили зады на дорогу. Напуганный близостью смерти, опять отмечаю - да это не животные вовсе, а злобные бабы в собачьей шкуре, с выпавшими от жары языками. Значит, в погоне задействованы: майор, три солдата и три псины - итого семь человек.

Вперед! Дает команду майор и, сняв фуражку, колобком бежит дальше. Немки на четвереньках и солдаты на двух ногах кидаются следом.

Жаворонок все сильней жжет соринкой в глазу зенита.

Быть грозе, фраер.

Бестиарий:

(заглянем в портфель лейтенанта, полистаем тетрадку с набросками к роману о Босхе).

Собака - символ порока, преследующего души людей. Неотвязность проступков.

Свинья - символ неверия в слово Христа. Упоение грехом. Обжорство.

Крыса - ложь против Бога. Хвост содомии. Непристойность.

Бреду по грунтовой дороге через пшеничное поле к паршивому военному городку. Вот он! Миную единственную улицу. Иду насквозь. За городком солнцепека снова поля, еще десять минут пешком, а вот и место моего назначения. Стезя уперлась в забор. Дисбат. Впереди ворота с колючей проволокой. Караульные вышки по углам судьбы. Автоматчики в будках. Лай овчарок. Зона! И мой жребий трубить здесь целых два года. Тоска.

Итак, ты сослан в ад.

В Босха.

Босх - Помпеи в окрестностях ада. Он всегда по горло засыпан горячим прахом сожжения.

А еще это яд гюрзы в головке опиумного мака. Мак вырастает из волоса колонковой кисти и оплетает женскими волосами сна тело, как вьюнки оплетают торс голого дерева.

Он всю жизнь прожил в брабантском городке Хертогенбос.

Хертогенбос!

Зеркало, в котором отразился Бишкиль.

Полотна видений курильщика опиума и визионера, полные красоты творящего зла.

Почему зло красиво, а добро квашня квашней?

Однажды листаю альбом разных бактерий и вирусов в библиотеке знакомого врача. Собрание заразы весьма пресно. Сплошное сборище пузатеньких инфузорий туфелек, щекастых оладий и кособоких палочек. Бабах! Вдруг вижу во весь размах листа нечто исполненное совершенства погони, нечто вроде чернильного росчерка пушкинской руки на полях гениального стихотворения.

Опускаю глаза к подписи.

Читаю - бледная спирохета. Возбудитель сифилиса.

Так вот ты каков, почерк падения!

Почему зло так завораживает, как мефистофельский профиль, как приталенный рисунок Бердслея, а добро мило, пузато и близоруко, как Пьер Безухов?

Как выглядит хотя бы этот чертов Хертогенбос?

Ответ: как типичный средневековый город герцогства Брабант - у северных ворот бордель, принадлежавший монастырю. В центре городка змея житейской суеты свернулась кольцом вокруг главного храма Святого Иоанна, где отпоют Босха в августе дальнего будущего.

Так уральские города окольцовывают заводы.

И тот же август заупокойной мессы стоит над местом моей ссылки в люди.

Бишкиль.

В штабе дисбата открываю свой кабинет. На дверной табличке имя предтечи - старший лейтенант Петрушин. Сбежал! В кабинете хаос побега в кайфе освобождения от лямки. Даже сейф не закрыт. Иду в канцелярию штаба получать личное оружие. Вот он, мой пистолет. "Макаров"!

Дав подержать холодную тяжесть в руке и расписаться в его получении, старшина-секретчик внезапно ловко прячет ПМ в сейф.

Хлоп! И объясняет:

После стрельбы по пьянке майора Зиганщина для устрашения строптивой жены Батя насмерть запретил выдавать оружие офицерам, особенно двухгодичникам.

Вот так номер. Меня ж только что чудом не пристрелили в открытом поле за зоной.

Поворот ключа в сейфе.

Тезаурус: Батя - командир дисциплинарного батальона полковник Охальчук.

Двухгодичник - это я. Выпускник университета. Филолог.

Через два года секретчик снова откроет сейф, достанет мой пистолет, снова даст подержать в руке и попросит расписаться в журнале секретной части о том, что личное оружие я сдал. Таким образом, два года моей военной службы в зоне пройдут безоружно.

В ушах все еще стоит вскрик: