Сильви и Бруно

– А если их снова свалить в кучу? – предложил Бруно. – Тогда как?

– В принципе, это могло бы выглядеть великолепно, – ответил ученый, – если бы можно было сложить из них новые горы. Но когда вы станете постарше, вы узнаете, это невозможно. А отсюда мораль: век живи – век учись.

– А можно это поделить на двоих? – поинтересовался Бруно. – Век жить буду я, а век учиться – Сильви?

– Размечтался! – откликнулась Сильви. – А как я, по-твоему, смогу учиться, если не буду жить?

– А как я могу жить и не учиться? – парировал Бруно. – Главное попробовать.

– Я не то имел в виду, – пояснил Профессор. – Я хотел сказать, что вы еще далеко не всё знаете.

– Это как посмотреть, – возразил нахальный юноша. – Я знаю всё, что знаю. А Сильви знает всё остальное.

– Да? – изумился Профессор. – Тогда не объясните ли вы мне, как выглядит Мымр?

– Он серый, невзрачный… – начала Сильви. – Нет, очень трудно описать. Он такой неуловимый.

– Это Мымра так выглядит, – возразил Профессор.

– Какая разница! – довольно нагло заявил Бруно. – Что он, что она выглядят одинаково.

– Отнюдь! – сказал Профессор. – Мымр – это совершенно особое существо. Я вам расскажу про него историю. Жил на свете Мымр… А дальше не помню. В этой истории была даже какая-то мораль, и очень существенная, но какая – тоже забыл.

– Да я знаю эту вашу историю, – подхватил Бруно. – И сам могу ее рассказать. Жил-был на свете Мымр. Но однажды на него поехали охотиться Брандмейстер, Банкомет, Бобр и кто-то еще… не помню. А мораль этой истории: раньше начнешь – раньше кончишь.

– Это да! – съязвила Сильви. – Не успел ты начать, как дошел до морали.

– Когда вы сочинили эту историю, Бруно? – просил Профессор. – На прошлой неделе?

– А вот и нет! – сказал Бруно. – Спорим, с трех раз не отгадаете!

– А я и не буду, – ответил Профессор. – Я просто спрошу: когда вы ее сочинили?

– Никогда! – торжествующе объявил Бруно. – Я ее вообще пока не сочинил. Но зато я придумал вместо нее одну ма-аленькую побасёнку. Хотите, расскажу?

– А может, сразу мораль? – предложила Сильви. – Лучше меньше, да лучше.

– Но там совсем другая мораль! – возмутился Бруно. – Не «лучше меньше, да лучше». Короче, слушайте. Жил-был один фарфоровый человечек. Он стоял на каминной полке. Долго стоял, а потом прыгнул вниз, но не разбился. Тогда он прыгнул еще раз и опять не разбился. Ему так это понравилось, что он прыгнул снова, но ударился о каминную решетку, и от него откололся здоровенный кусок лака.

– Погодите, – сказала императрица, – но как же он вернулся на полку после первого прыжка?

Возможно, это было первое в жизни умное замечание.

– А это я его туда поставил, – простодушно ответил Бруно.

– А может, не только поставили? – спросил Профессор. – Может, вы еще помогли ему оттуда спрыгнуть?

– Для чево мне было ему помогать? – сказал Бруно уклончиво. – Он и без меня мог сверзиться.

Тут в комнату вошел Король Эльфов.

– Ну, дети, – сказал он. – Вам пора спать, а мы с Профессором побеседуем, как добрые друзья.

Дети подбежали к Профессору и пожелали ему спокойной ночи.

– Доброй ночи, друзья мои, – сонным голосом сказал Профессор. – А я поговорю с вашим отцом и займусь медитацией.

Когда дети вышли, Сильви спросила:

– Чем он собирается заниматься?

– Чем-то вроде медицины, – ответил Бруно. – А что там гремит?

Сильви тревожно прислушалась. Стук был такой, как будто кто-то пинал дверь.

– Может быть, та самая свинья в клетке? – предположила она. – Надеюсь, она не выберется.

Бруно поежился:

– Пошли. Нам тут выжидать нечево!

Глава 25

Жизнь из смерти

В дверь стучались громче и сильнее, будто в нее лупили ногой.

В комнату заглянула моя хозяйка:

– Сэр, спрашивают вас. Вы позволите войти?

– Да, конечно. А что случилось?

– Мальчишка булочника оставил вам записку. Там всего пять слов: «Пожалуйста, поскорее приходите. Леди Мюриэл».

Я похолодел:

– Что-то с ее отцом?

И стал собираться.

– Нет, сэр, надеюсь, что ничего страшного. Мальчишка сказал, что кто-то неожиданно приехал.

– Хорошо бы, – сказал я.

Но все же был в тревоге и немного успокоился лишь тогда, когда увидел чемодан с ярлыком Э.Л.

– Это капитан Эрик Линдон, – понял я. – Но зачем я ей понадобился?

Леди Мюриэл встретила меня у входа. Глаза ее горели.

– У меня для вас сюрприз, – громко прошептала она.

– Вы хотели удивить меня приездом капитана Эрика? – спросил я не без претензии на иронию.

– Нет, нет, что вы! – воскликнула она. – То есть Эрик – это прекрасно. Но есть и другой…

Не к чему было спрашивать ее. Поэтому я поплелся за ней.

Там на кровати, бледный и изможденный, лежал воскресший из мертвых…

– Артур! – воскликнул я.

– Да, старина, – ответил он, взяв мою руку. – Это Эрик спас мне жизнь и доставил сюда. Теперь мы у него в вечном долгу – и я, и моя жена, Мюриэл.

Я молча пожал руку Эрику и Графу, и мы перешли в дальний угол комнаты, чтобы поговорить, не тревожа счастливого инвалида, который держал руку жены, которая смотрела на него с умилением.

– Он был без памяти до сегодняшнего дня, – сказал Эрик. – И даже сегодня. Но теперь очнулся.

И, понизив голос, он начал рассказывать обо всем очень спокойно, безо всякой аффектации. Я знал, как он ненавидит всё показное. Он рассказал, как настоял на возвращении в зачумленный город, чтобы забрать человека, от которого врач отказался как от безнадежного. Больше не выжил никто. Месяц спустя, Эрик навестил его в больнице, но врач запретил встречаться с больным, которого такое потрясение могло убить.

«Да, потрясение, – подумал я. – Несчастливый соперник спасает счастливого».

– Солнце садится, – сказала Леди Мюриэл. – Взгляните на запад: это прямо этюд в багровых тонах! Завтра будет прекрасный день.

Мы подошли к распахнутому окну. До нас донесся слабый голос больного.

– Он снова бредит, – прошептала Леди Мюриэл и возвратилась к постели.

Жена бросилась на колени и принялась целовать его белую руку, свисавшую, как плеть. Я кивнул Графу и капитану и вышел из комнаты. Эрик последовал за мной.

– Он выживет? – спросил я, когда мы отошли достаточно далеко.

– Безусловно, – сказал Эрик. – Покой, тишина и уход – всё, что ему требуется. Всего этого здесь достаточно.

– Конечно, – ответил я и пожал ему руку.

Он подал мне руку. Никогда прежде я не видел его в таком смущении.

В наползающем мраке я подходил к дому. В моем окне горел свет. Я точно знал, что не забыл погасить огонь перед уходом. Или это Бруно приставил лестницу, пробрался в комнату через окно и затеплил огонек?

Но это не был обычный свет, какой бывает от лампы. И у меня возникло ощущение, будто в комнате присутствует нечто сказочное. Как будто в окно просочился какой-то космический ветер. И вот в сумраке обозначились силуэты почтенного старца и детей.

– У тебя есть тот драгоценный камень, дочка? – спросил старик.

– Да, – ответила Сильви. – А ты думал, что я могу его потерять?

Она сняла с шеи камень и протянула отцу. Бруно взглянул с восхищением:

– Как он сияет! Похож на красную звездочку. Можно я возьму?

Бруно положил звезду на ладонь и стал рассматривать ее на фоне черного неба и вдруг крикнул:

– Глянь, Сильви, он прозрачный! Я могу всё видеть через него. А он теперь уже не красный, а голубой. И слова на нем другие. Вот, посмотри.

Да, на камне теперь было начертано: «Все будут любить Сильви».

– Помнишь: ты ведь выбрала другое?

Сильви взяла камень, подняла его и стала разглядывать то с одной, то с другой стороны.

– Да, он голубой. А с той стороны – красный. Так он, оказывается, двухцветный, да, папа? Значит, тот самый.

– А надпись? – спросил ехидный Бруно. – Тоже та же самая? Ты же выбрала камень с другой надписью?