Страница 10 из 162
ЯБЛОНЯ{21} Чем ты пахнешь, яблоня — золотые волосы? Дождевыми каплями, тишиною по лесу, снегом нерастаянным, чем-то милым сызмала, дорогим, нечаянным, так что сердце стиснуло, небесами осени, тополями в рубище, теплыми колосьями на ладони любящей. 1954 ДОЖДИК{22} День за днем жара такая все — задыхайся и казнись. Я и ждать уже закаялся. Вдруг откуда ни возьмись с неба сахарными каплями брызнул, добрый на почин, на неполитые яблони, огороды и бахчи. Разошлась погодка знатная, спохмела тряхнув мошной, и заладил суток на двое теплый, дробный, обложной. Словно кто его просеивал и отрушивал с решет. Наблюдать во всей красе его было людям хорошо. Стали дали все позатканы, и, от счастья просияв, каждый видел: над посадками — светлых капель кисея. Не нарадуюсь на дождик. Капай, лейся, бормочи! Хочешь — пей его с ладошек, хочешь — голову мочи. Миллион прозрачных радуг, хмурый праздник озарив, расцветает между грядок и пускает пузыри. Нивы, пастбища, леса ли стали рады, что мокры, в теплых лужах заплясали скоморохи-комары. Лепестки раскрыло сердце, вышло солнце на лужок — и поет, как в дальнем детстве, милой родины рожок. 1954 * * * Любить, влюбиться — вот беда{23}. Ну да. Но не бедой ли этой дух человеческий всегда пронизан, как лучами — лето? К лучам стремящийся росток исполнен творческого зуда. Любимым быть — и то восторг. Но полюбить — какое чудо! Какое счастье — полюбить! И это счастье, может статься, совсем не в том, чтоб близким быть, чтоб не забыть и не расстаться. Когда полюбишь, то, ища и удивляясь, ты впервые даешь названия вещам, творишь открытья мировые… Дыши, пока уста слиты! Не уходи, о дивный свет мой!.. И что за горе, если ты любви не вызовешь ответной? Идя, обманутый, во тьму, ты все отдашь и все простишь ей хотя б за музыку одну родившихся четверостиший. Не позднее 1957 * * * Уже картошка выкопана{24}, и, чуда не суля, в холодных зорях выкупана промокшая земля. Шуршит тропинка плюшевая: весь сад от листьев рыж. А ветер, гнезда струшивая, скрежещет жестью крыш. Крепки под утро заморозки, под вечер сух снежок. Зато глаза мои резки и дышится свежо. И тишина, и ясность… Ну, словом, чем не рай? Кому-нибудь и я снюсь в такие вечера. <1957> * * * Не то добро, что я стихом{25} дышу и мыслю с детства, то бишь считаю сущим пустяком в се то, что ты, вздыхая, копишь. Не то добро, что, опознав в захожем госте однодумца, готов за спором допоздна развеселиться иль надуться. Не то добро, что эта дурь, что этот дар блажен и долог, что и в аду не отойду от книжных тумбочек и полок. И если даже — все в свой час — навеки выскажусь, неведом, строкой случайной засветясь, — добро опять-таки не в этом. Добро — что в поле под лучом, на реках, душу веселящих, я рос, ничем не отличен от земляков ли, от землячек. Что — хоть и холоден очаг, что, хоть и слова молвить не с кем, — а до сих пор в моих вещах смеется галстук пионерский. Что в жизни, начатой с азов, с трубы, с костра, с лесного хруста, не токмо Пришвин и Бажов меня учили речи русской. Что, весь — косматой плоти ком, от бед бесчисленных не хныча, дышал рекой, как плотогон, смолой и солнцем — как лесничий. Что, травы горькие грызя, и сам горячий, как трава, я в большие женские глаза смотрел, своих не отрывая. Что, вечно весел и здоров (желая всем того ж здоровья), не терся у чужих столов я и не выклянчивал даров. Что, всей душой служа одной, о коей сызмала хлопочем, я был не раз и буду вновь ее солдатом и рабочим. Конец 1950-х вернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернуться