Фантомная иллюзия

Я проснулась ночью, от резкого удара вскочила со своей постели. Оставшееся место в спальнике пустовало, Алис нигде не было. Я в панике искала её глазами сквозь красную клеёнчатую ткань палатки. Раскрыв быстро молнию, ощутила, как с новым порывом ветра воздух наполняется запахом дыма и гари. Медленно подавшись вперёд, заметила, что вся поляна, рюкзаки, трава, ветки деревьев были покрыты серыми хлопьями пепла. С новым порывом ветра огонь в костре погас, и все померкло под покровом темноты. Почти все.

Вдалеке, между огромными ветками деревьев, была видна завеса дыма и багровая полоса огня, который распространялся по верхушкам деревьев огромным пожаром. Я медленно высунулась из палатки, опасливо оглядываясь и кашляя из-за дыма. Голова кипела. Огонь перелетал с дерева на дерево. Нам вряд ли удалось бы его потушить.

Перед глазами мелькнул контур чьих-то ног, чья-то крепкая рука резко вытащила меня из палатки и поставила на землю. Мы смотрели друг на друга не больше пяти секунд и зашагали куда-то, успев схватить только рюкзак. Остановившись около дерева, я кинула сумку в сторону, отказываясь идти дальше.

— Нужно рассказать остальным! — Орала я на Саймона, но крик заглушал шум падающего ствола дерева в нескольких метрах от нас. Наши глаза уже начинали слезиться от жара, а лёгкие разрываться от прерывистого дыхания.

Он колебался, а потом сказал, что они во всем сами разберутся.

— Мы должны вернуться, должны помочь им, — вопила я, волочась за ним. И через несколько секунд уже сидела на земле. Кажется, что с каждым шагом мы только приближались к очагу пламени. Деревья пылали вокруг нас, горячие языки пламени местами ласкали кожу. Лёгкие начали болеть от каждого вздоха. Обожженная кожа рук саднила. В глазах играли чёрные пятна. Я не заметила, как уже лежала на обгоревшей траве. Пыталась вдохнуть, но ощущала только пепел и сильное жжение в груди. Начала яростно кашлять, но жжение только усиливалось.

Саймон потянул меня за рубашку, и мы пробрались мимо пламени. Огонь остался позади, вдалеке не было слышно ни звука. В голове промелькнула мысль, что мы уже не сможем вернуться обратно. Шаг за шагом мы отдалились от пожара и лагеря, забрели ещё глубже в лес. Наша кожа была обожжена, тело горело, тяжёлая одышка и боль сделала своё.

Я споткнулась и упала.

Больше ничто не попыталось меня поднять.

Страх прорвал мои веки на рассвете.

Я вздохнула, надеясь почувствовать запах подмороженного мха, в который утыкается мой нос, но чувствовала лишь гарь и противный запах подгоревшей кожи. Едва справляясь с левой частью своего тела, я перевернулась набок. Казалось, что с меня заживо содрали кожу, но нет. Меня лишь слегка поджарили.

Хлопья пепла продолжали падать с серого неба, рассыпаясь в пыль при каждом выдохе. Небо, извергающее серые перья, было покрыто слоем темных туч, лишь изредка лучи солнца пробивают эту занавесу, мельком освещая багровую полосу обожженной кожи на руке, взъерошенные волосы, смятую и испачканную одежду.

Заставляла себя подняться на колени, затем на ноги, я, не удержавшись, облокотилась спиной на рядом стоящее дерево, чтобы не упасть. В позвоночник вонзились сухие неровности коры. Отдышавшись, я отряхнула одежду и посмотрела на парня, лежащего прямо у моих ног. Набрав в легкие как можно больше воздуха, я медленно опустилась на землю и начала трясти его за плечо.

Вдох-выдох, вдох-выдох.

Он закашлял, выдавливая какие-то совсем неразборчивые слова, сел на колени и оттолкнулся от земли. Я сделала шаг в сторону, открыла рот, но не могла издать ни звука.

Встал напротив меня, а я напротив него.

Может быть, никто не кричал, чтобы привлечь внимание и никто не плакал. Не упал на землю, как сломанная кукла. Мир не крутился вокруг ее, а теплая ладонь так и не легла ей на спину, обжигая сквозь два слоя ткани, и без того больную кожу. Стены не сдвигались вокруг их обоих, окрашивая воспоминания серостью.

Его губы, покрытые слоем тонкой корки, не дрожали. Губы, так спокойно произнесшие слово «мертвы» минуту назад.

«Они все мертвы! Огонь мигом разнеся по лагерю».

«Хватит лгать, хватит!»

И последняя ниточка, отчаянно державшая ее на поверхности, не оборвалась.

Мертвы.

Это слово не въедалось ей кожу, поражая легкие и учащая сердцебиение. Не хотелось кричать, обвинять кого-то во всем произошедшем, бить кулаками по земле или просто прислонив голову к коленям, разрыдаться. Она не хотела, чтобы все знали, как ей было больно.

Тук-тук, тук-тук.

Звук биения сердца не пульсировал у нее в голове, осколками разлетаясь по всему телу. Она не отодвинулась в сторону не в силах сдерживать новый порыв агонии и так и не встретилась с ним взглядом. Его глаза — зеленые с желтыми сверкающими радужками.

Может быть, его рука не оказалась на ее запястье, а шепот не вернул ее в реальность.

Может быть, она не забросила красную лямку портфеля на спину, утерев слезы рукавом, и не продолжила путь.

_______________________________________________________

После прошествия трех дней нашего пребывания в лесу, почти каждый вечер Саймон уходил из нашего «лагеря», сжимая в руках пачку сигарет, а когда возвращался, бесшумно облокачивался на ствол близстоящего дерева, наполняя воздух запахом табачного дыма и пота. Он вытирал лицо кусочком неровно оторванной ткани от своей испачканной грязью прежде белой футболки. Кроссовки из пожелтевшей дешевой ткани с кучей зеленых пятен, разорвавшиеся в некоторых местах, оголяли его пальцы. Когда-то он пинал ими мячик на большом школьном стадионе, изредка забегая туда сразу после учебы. Его дом находился в этом районе, недалеко от маленького кинотеатра, где субботними вечерами престарелые мужчины устраивали читательские семинары фантастических книг. Наверное, они никогда не замечали трехэтажное кирпичное здание, полностью обшитое винильными панелями кремового цвета. У этого домика не было ни калитки, ни звонка. Туда нельзя было забежать в гости, чтобы попить чаю или поиграть в настольные игры. В доме, где жили потерянные дети почти никогда не зажигали свет и не подстригали газон. Он был окружен парой яблонь, которые за все семнадцать лет не дали никому увидеть свои плоды.

Раз в неделю в этот дом заходила женщина в черном пальто с маленькой синей сумочкой. Ее аккуратные лакированные туфли поблескивали, а шляпа скрывала лицо. Она посещала этот приют на протяжении 12 лет. Саймон мало что о ней рассказывал. Об обычной школьной учительнице, которая помогла маленькому мальчику пойти в обычную школу, всучив темноволосому мальчишке в руку букет розовых цветов.

Я знаю что с ним произошло, какая история скрывается за бесконечным молчанием, знаю его историю как свои пять пальцев и часто вспоминаю того паренька, аккуратно бежавшего по дорожке за маленькой девочкой с рыжими волосами, пытавшегося никак не запачкать ужасно дешевые брюки. В возрасте пяти лет он прошел через точку невозврата. С тех пор я не знаю, что он видит, закрывая глаза с наступлением темноты, а он никогда не расскажет. Я никогда не узнаю его настоящего и никогда не смирюсь с этим.