Страница 2 из 21
Замираю в секунде, отсчитывающей время на сломанных часах, висящих над табличкой «Выход» в другой части пустой бетонной коробки.
Тик-так. Тик-так.
Часы разбивают время, а время разбивает людей.
Черные кривые стрелки крутятся внутри белого циферблата в обратном направлении. Быстрее. Быстрее. Быстрее.
Шаг, еще шаг назад. Прошло уже около недели после пожара. Два дня назад нам только посчастливилось выбраться из леса. Два дня назад я повстречала Арчера Десузу. Два дня назад мы спустились вниз по длинной винтовой лестнице и засели в пустой холодной комнате, чтобы укрыться от дождя. А на нас, из-за маленькой щелки в железной двери посмотрели два серых глаза.
Дождь разбивался о железные ступеньки, струйками стекая вниз. Шли непрекращающиеся ливни. Ледяное цунами обрушилось на город. Листовки мокли под дождем, собирались в кучу и превращались в настоящую кашу. Горки желтой намокшей бумаги в виде наших следов были разбросаны по дороге, которая уходила вдаль и скрывалась за очередным разрушенным кирпичным домом.
Мы шли целый день и не оглядывались назад. Наши взгляды не проскальзывали по сухим пустым веткам деревьев, завязанных в прочный узел леса.
По-прежнему угольно черное небо бросало мрачные силуэты на замерзшую траву. Я провела ладонью по корке льда, покрывающей сухие стебли, и почувствовала, как холод сжал мои тонкие пальцы в тиски. В руках я держала порванный рюкзак, из которого почти выпадала пустая бутылка воды. Она упала на асфальт и звоном отдалась от земли. И никто этот звон не услышал.
Пустота. Одинокая, разбитая вдребезги.
Мне хочется снова заснуть, потеряться в тишине леса и звуках той мертвой природы. Пульсирование артерий, шум в ушах, словно легкий морской бриз.
Писк раскаленных ламп.
Он преследует нас во сне и наяву. Миллиарды мертвых глаз уставились на меня сквозь белую пелену, выползающего изо рта парня сигаретного дыма. Нас с ним съедает тишина, путешествующая по лестницам бункера.
Нет больше ни лагеря, ни фотографий, ни похода, ни друзей.
Люди в форме закрыли старые железные двери, и дневной свет, так полюбившийся нам, больше не мог пробраться в черный коридор. Мы стояли под зеленой табличкой «Выход» и молчали. Мой друг по несчастью перелистывал календарь. В перерывах между отсчетом потерянных дней он грел замерзшие руки. Впервые за все время я заметила огромные синяки под его глазами.
Свет здесь постоянно мигал, неравномерно расползаясь по стенам. Следы ботинок на красном ковре, спина высокого мужчины. Все это расплывалось в мягком свете ламп. Звуки приглушались, а тени исчезали. Перед нами предстал длинный темный коридор. Множество дверей по обеим сторонам стен были закрыты. Сквозь толстые бетонные стены невозможно было различить не единого звука. Впереди нас шагал мужчина. На нем был мятый белый халат, серые хлопчатые штаны. К груди прикреплен бейджик, на котором жирным шрифтом написано «Брэд». Мужчина обернулся и жестом приказал нам спуститься по лестнице. Затем подошел к одной из дверей с табличкой «11», и вставил ключ в замок.
— Сколько вас тут? — Тихо спросил парень у этого мужчины.
Брэд молчал. Прочищал горло. Остановился напротив белой двери и посмотрел на меня.
— Тридцать, — сухо ответил он.
Раздался щелчок, дверь распахнулась, а мы вошли в комнату.
— Все будет хорошо. — Сказал паренек с рюкзаком. — Все обойдется, всегда обходилось.
Эти слова так и наровились сорваться со всех уст.
Когда я была маленькой, отчаянно верила в хорошее. Мечтала стать художником. Первые мазки гуашью по холсту, разлитая вода и море слез.
— У меня никогда не получиться, — говорила я, прижавшись горячей щекой к подолу маминой юбки.
Прошло время, и мама превратилась в один из засохших мазков на бумаге.
Она исчезла. Ушла, громко хлопнув дверью. Следом папа выкатил ей желтый порванный чемодан, в который секунду назад забросил все ее вещи.
Она ушла. А пожелтевшая со временем картинка все еще сохраняла наши вечно улыбающиеся лица. Семья, которой давно не стало.
Отец с кашей вместо внутренностей. Ребенок с камнем вместо сердца.
Саймон, в сравнении с моим отцом, стоит передо мной живой, только я знаю, что его жизнь скоро оборвется. Саймон, так зовут моего одноклассника, который вытащил меня из горящей палатки в одну из дождливых ночей февраля. Так звали зеленоглазого паренька, который всегда говорил: «Все будет хорошо», и верил в это.
В очередной бесполезный день, когда оба сидели на ковре хвороста, и пытались зажечь костер, посиневшие от холода, голодные, он говорил: «Если жизнь ударит меня по правой щеке, я подставлю ей левую. Потому что я слишком сильно люблю этот мир, чтобы отказываться от него». И мы шли дальше. Еще, еще. Прокладывали собственные маршруты, были первооткрывателями прекрасного местами сгоревшего леса.
Иногда я вспоминала о подростках, которые спускались по маленькой лесенке вниз из автобуса и зевали, круча в руках свои тяжелые рюкзаки с палатками и консервными банками. Они шагали по узкой асфальтированной дорожке, с левой стороны которой располагался зеленый луг, а с правой деревья. Низкорослая женщина с зеркальцем бегала вокруг них прихрамывая, она продержалась с ними уже десять классов, но эту экскурсию не пережила. Из огня не выбрался никто.
Во время похода они заняли небольшую поляну на маленькой возвышенности, окаймленную деревьями. Ее заставили палатками и огромными рюкзаками, валяющимися на земле.
Руки парней тогда умело справлялись с железными прутьями. Быстро вбивали колышки в землю, натягивали верёвки. Несколько человек старательно таскали камни, обкладывая ими гору сухих берёзовых веток для костра. Все чем-то занимались: помогали разбирать походную утварь, разжигали костёр, ставили палатки, мы же просто слонялись по окрестностям вдоль и поперек, слушая неугомонную речь рыжеволосой старушки.
Стемнело тогда довольно быстро, только багровое пламя костра мельком освещало наши лица в кромешной темноте. Время клонилось за полночь, но мы, вчетвером, сидели на земле, любуясь огнем. Остальные уже давно спали, только храп и посапывание звучало в тишине на фоне потрескивания веток в костре. Алис часто зевала, прикрывая рот ладонью, Поло вертел в руках жёлтый шнурок, показывая ей, как нужно вязать узлы.
К двум ночи все разошлись по палаткам. Я залезла в свой спальник, но при отчётливом звуке стука моих зубов Алис предложила мне укрыться ее одеялом. И я даже не возразила. Подвинув рюкзак девушки к себе, аккуратно достала из него плед и вернулась в кровать. Посмотрела пару секунд в маленький квадратик прозрачной плёнки, прикрытой клочком освещенной клетчатой ткани. Серая луна постепенно скрылась за тёмными тучами. А тряска тем временем только нарастала.