Страница 4 из 21
Знаю лишь то, что мне говорили, и живу догадками. Саймон — кроссворд, который я не могу разгадать, но в отличие от обычного кроссворда на его обратной стороне нет подсказок.
Его родители – два камня брошенных в море. Мать Саймона утонула, а отец умер от передозировки наркотиков, не смог справиться с горем. У парня оставалась сестра Эмили, они были вместе до тех пор, как она не пропала. Девочка была всего-то на полгода старше Саймона.
— Наверное, она была милой, — сказали они мне.
— Наверное, она была похожа на него, — сказали они.
Она была милой лишь до того момента, как ее пустой гроб погрузили на дно могилы.
Мне жаль, что он потерял семью. Ему жаль, что мы потеряли лучшего друга. Нам жаль, что все вокруг происходит так быстро, и это не остановить. Но больше нет причин беспокоиться, эти бомбы давно прилетели.
Уронив кусочек ткани на землю, его взгляд немного осуждающих пустых красных глаз, измученных бессонницей, проскальзывал по мне. А мой, незаметный, прикрытый слоем густых ресниц, смотрел на него. Тёмные волосы, по-прежнему неаккуратно разбросанные по всей голове, зелёные глаза и руки, так отчаянно борющиеся с застёжкой молнии на моём рюкзаке. Я беспрерывно наблюдаю за ним уже четыре дня. Три бесконечные ночи, когда он не смыкал глаз, а я сдавалась на полпути к рассвету.
В этот маленький отрезок времени просыпалась новая часть меня, по-другому смотрящая на мир. Я хотела заснуть и увидеть во сне часть себя, которая сгорела в тот день при пожаре, но, так же, как и Саймон старалась искать утешение в чем-то другом. Сдав очередной пост, прежняя Юми уходила в отставку, укутываясь в темноте. И когда я думала, что оставалась наедине с собой, давала волю чувствам.
В сумерках легче плакать, тогда тебя никто не видит.
Слёзы не проявление слабости, говорила я себе. Это знак человечности. Человечности и здравого смысла, о которых мы с каждым новым днём изоляции старались не думать.
В одну такую ночь Саймон заметил все это.
— Трагедия теряет весь смысл, когда кто-то над ней смеется, — сказал он. — Хочешь, этим человеком буду я?
Шарканье ботинок по листьям, его взгляд устремился прямиком в мой.
— Мне это не нужно. — Совсем неправдивая правда.
— Ладно, нужно отоспаться, нам осталось совсем ничего до города. Мы доберёмся и забудем эту историю, как страшный сон.
— А ты хочешь это забывать? — Голос слегка надломился.
Саймон, сидящий в нескольких сантиметрах от меня, все ещё оставался невозмутимым. Я не знаю, о чём он думал, но отчаянно хотела забраться к нему в голову. Что может быть занимательнее, чем узнать, как живёт человек, который никогда не плачет.
— Нет, — послышался его шёпот. – Я не хочу их забывать. И не хочу, чтобы они меня забыли.
Стараясь не утонуть, цепляясь за соломинки фраз, я уже не пыталась убедиться в правдивости всех слов, которые он сказал мне среди клубней серого дыма горящих деревьев.
«Они во всем разберутся».
Лгун.
«Там Поло, они справятся».
Это было тем, что люди называли спасением во благо. Он просто сказал то, что мне нужно было знать в тот момент.
— Всё будет хорошо, так ведь? — понимая в чём дело, парень приблизился и взял меня за руку, залепив кровоточащую рану. Я должна была это услышать, а он сказать. Эта пьеса, в которой все лишь два актёра. И сейчас они, взявшись за руки, лежали на земле, надеясь, что такого ужаса больше не повторится. Хотя они и знали, что это лишь начало, для них был единственный выход — верить. Верить в хорошее и забыть о плохом. Это лгуны. И лгут они сами себе.
</p>
<p>
ГЛАВА 2</p>
<p>
</p>
<p>
"Мой черно-белый день календаря"
Часть 1
Наверное, это была одна из тех милых историй, которые принято рассказывать самым близким друзьям. Ее нам захотелось вспомнить, когда стрелка настенных часов не спеша совершала оборот за оборотом.
Секунды сливаются в минуты
Месяц.
А может быть, два. Или три.
Считаю я, загибая пальцы. Достаю новый синий блокнотик из кармана кофты и записываю очередную пометку.
«24 декабря 2014 года. Второй день нашего пребывания в бункере. Прошла почти неделя после пожара».
Даже не верилось, что старые холмы, укрытые деревьями, преследовавшие нас с обеих сторон узкой тропинки канули в Лету. Их верхушки медленно исчезали, по мере того, как местность становилась все более и более открытой.
Первую остановку мы сделали в маленьком городке вблизи Портсмута. Почти все мои друзья разошлись по аллее в середине которой красовался бетонный фонтан. Его струи появлялись словно из-под воды и испрялись, не долетая до еле трепещущих прозрачных волн. Я села на край бетонной плиты, повернувшись спиной к холодной воде, а ветер подхватывал серебряные капли. Они в момент впитывались в тяжелую джинсовую куртку, наброшенную на плечи. Дрожь волной проходила по спине, от холода меня передергивало.
Я украдкой оглядела парк, в надежде найти безветренный уголок, но вблизи, за кронами деревьев, различила два четких силуэта. Саймон и его друг перекидывали друг другу мячик. Они о чем-то спорили, и, не выдержав, озлобленный Кросс сделал несколько шагов назад, сильно размахиваясь.
Рука откинулась назад почти на метр. Мяч крепко был сжат в ладони.
«Лови», — прорычал он, а я попятилась назад. Наушники выпали из ушей и просто болтались на шее.
Как сейчас вспомню, играла песня Space Oddity, куплеты которой напевал мне отец в детстве.
Мужской голос кричал в динамик слова, которые я уже не могла разобрать, а теперь вспомнить. Кто-то рядом со мной играл на флейте, успокаивая себя музыкой. Кто-то рассматривал сверкающие под светом солнца серые листья. Но кое-кто сидел на бетонном полу, по плечи погрузившись в ледяную воду. Немного униженный и немного разбитый. Ведь мяч, выскользнувший из рук парня, полетел, как ракета прямо в его друга, но тот успел ускользнуть в сторону, и красный баскетбольный мяч врезался мне в живот, а вода спасла нас обоих от жесткого приземления.
Люди долгое время не замечали моего отсутствия. Они часто косились в стороны, будто искали что-то. Но они проходили мимо. Уткнувшись носом в телефон, погрузившись в виртуальную реальность, не замечали того, что происходит прямо у них под носом.