Фантомная иллюзия

— Пошли. — Он пытался спрятаться, натянуть куртку по самые плечи и притвориться, что его не существует. Закрыться в своем маленьком мирке, ключи от которого были только у него. У Арчера была своя особенность. Он скрывался ото всех и редко привязывался к людям. С легкостью отпускал все хорошее и плохое, связанное с ними. Объективный реалист. Он никогда не говорил о своих родственниках, это было далеко от него. Он жил здесь, рядом с нами и смотрел на такие же круглые белые часы, но уже не думал о прошлом. Он был именно таким, или я запихнула его в этот образ, даже не спросив разрешения.

Но единственное что я точно знаю, так это то, что Арчер еще никогда не был так близок к вечности, как в тот последний день, проведенный нами на поверхности. Его маленький мир был окончательно испоганен. Хрипы, вырвавшиеся из его рта, разрушали не только его тело, но и место, где он мог спрятаться ото всех, кроме него самого. Душу.

Может быть, это произошло тогда, когда моя забинтованная ладонь соприкоснулась с его локтем и полетела вперед, а черные намокшие кеды хлюпали, соприкасаясь с асфальтом. Я бежала по дороге, а Арчер пытался не отставать, не до конца осознавая, что происходит. Открывал рот, чтобы что-то сказать, но молчал. Парень почти задыхался. Мы остановились посреди дороги, не решаясь пойти дальше. Мы встретились взглядом с усталым серым лицом зеленоглазого парня, стоящего на другом конце улице около пустой разбитой забегаловки. Луна дала круг у него за спиной, и его широкая тень то расползалась, то наоборот уменьшалась, плавно перетекла в пустоту.

Саймон увидел нас, но лучше бы этого не произошло. Уголок его рта слегка дрогнул, парень подходил все ближе к нам, а луна, освещающая серпантин, скрылась за пустующими домами.

И не было ни звуков, ни предпосылок. Такое невозможно предвидеть или предугадать.

Откинув голову назад и неестественно выгнув спину, Арчер отлетел назад и упал рядом с разбитым фонарным столбом. Что-то хрустнуло и щелкнуло, звук удара, голоса, выкрик, тяжелый вздох, шаг, темнота. Липкая, теплая кровь, просачивающаяся сквозь бинт, обмотанный вокруг ладони. Рвущаяся ткань и обездвиженное тело, в неестественной позе лежащее на земле.

Сознание помутнело и раздвоилось, перед глазами замелькали мушки, и все сливалось, сливалось, пока не стало похожим на черный холст с парой белой точек, разбросанных по небу.

— Хватит! — Прокричала я, сглатывая слезы, которые огораживали мой взгляд от крови, которая просачивалась сквозь джинсовую куртку, липла к волосам парня и его неестественно зеленоватой коже. Я по привычке задержала дыхание и заплакала, потому что хотела чувствовать себя жалкой. И на секунду, мне это показалось лучшей отговоркой во всем мире.

Никто ничего не понимал или не хотел понимать. Арчер не поднялся с земли и не сделал вид, что ничего не произошло. Что кулак темноволосого парня с зелеными глазами и красным рюкзаком не коснулся его подбородка, оставляя на нем огромный синяк и покраснение.

Это было тем самым откровением, которое чаще всего перематывают, а не досматривают до конца. Момент в ужастике, который опускают или вырезают из сценария из-за жесткости и безумия.

Мир, в котором люди опасаются людей нельзя назвать нормальным. Мир, где больше не осталось надежды на что-то лучшее.

Не теряя надежды, человек не теряет себя. Но парень, который все время говорил мне: «Все будет хорошо», видимо перестал в это верить.

— Ты понимаешь, что нам нужно избегать таких, как он?

Кровь просочилась сквозь тряпку, неприятно липла к коже.

— Помнишь тот визг, утром?

Его голос охрип, и не только из-за курения.

— Вполне возможно, кричала Элисон. А людей и животных кроме него нет, это могло произойти из-за него.

— Ты же знаешь, что я хочу помочь!

Риторический вопрос, оставшийся без ответа.

— Да ты его чуть не убил! Он же ничего не сделал!

Безопасность, самооборона, инстинкт выживания, идиот. Он не учился даже на своих ошибках.

— Ты уверена? Не факт.

— Да, уверена.

Дуновение ветра, и прошлое исчезло, а реальность вырвала меня из грез. Тяжесть пропала с души, и разбитая голова Арчера ускользнула из-под моих рук. Парень оказался на спине у Саймона, который махнул головой на черное небо и рассекая воздух, пошел вперед.

Больше Саймон ничего не сказал, но видимо почувствовал свою глупость и нелепость. Люди — неисправимые эгоисты и глупцы, когда речь заходит о безопасности кого-то, кто им не безразличен. И мы не такие, какими нас сделал мир, а такие, какими мы хотим себя видеть. Наверное, Саймон решил поиграть в супергероя, но немного опоздал. Наша игра в реальное общество слишком затянулась, а игроки приустали.

 Шоу плавно подходило к концу.

____________________________________________________________

Тик-так. Тик-так.

Бесконечно вращающаяся железная стрелка отсчитывала минуты в моей голове.

Один.

Лицо Арчера только что повстречавшегося с асфальтом сильно распухло и раздулось, представляя нашему взору его щеки с огромными неглубокими красными царапинами.

Два.

Саймон, чьи желтые грязные кроссовки немного похлопывая ступали по мокрой земле, то исчезал, то появлялся в ночи. Его тень, местами путешествующая по закоулкам моего запутанного разветвлённого разума нашла себе место на поблекшей бетонной стене подле моей железной кровати.

Три.

Отекшие веки парня, находящегося без сознания были скрыты за черным кожзамом, а до безобразия худые руки бились о спину Саймона как о стоящие на его пути скалы.

Немного оголенные щиколотки, скрытые под порванными временем джинсами, висели на груди зеленоглазого парня. Он скрывался за выступами домов, терялся в переулках. Мимо него пролетали размокшие бумажки. Они липли к стенам домов и залетали внутрь их через разбитые огромные окна. Мы могли зайти внутрь каждого дома не боясь быть обнаруженными. Но так и не остановились ни в одном доме, ни в другом, ни в третьем. Саймон не хотел делать остановку, потому что не знал где будет правильнее ее совершить. Желание обустроиться было равносильно желанию приобрести. Научиться терять — вот истинная цель выживания. Мы прожили свои жизни пытаясь выжить, но так и не научились главному: выживать. Ловили момент, но момент не ловил нас. Пытались превратить все окружающие вещи в историю, которая никак не хотела завершаться. Запечатлеть, засушить, сохранить, запомнить. А когда уже было нечего сушить или прятать, мы оказались здесь. На перекрестке посередине которого образовалась пробка из разбитых искалеченных машин. Мимо них перекатываясь, пролетал черный зонтик без ручки и одной спицы. Он устало катился за мной, преодолевающей такую же тяжелую дорогу.