Страница 10 из 21
Выбора не было, и люди бежали по улицам, нацепив на себя военный камуфляж. Но они не военные, даже не солдаты.
Махнули рукой вперед, и исчезли за выступом разрушенного магазина.
Затем один из них заметил девушку и трясущимися руками достал блокнот из растянувшегося кармана. Он описал сломавшимся карандашом ее внешность.
Он еще не знает для чего это нужно, даже не подозревал. На секунду её взгляд проскользнул по его лицу, но девушка не обратила на него внимание. Она продолжила смотреть в зеркало, а он на корявые размазанные строчки в черном блокноте.
Прошла еще секунда, и он исчез.
_______________________________________________________________________________
В последние дни, как и в прошедшую неделю мы совсем перестали интересоваться своим будущим. Шли дни, а оно так и не наступало. Остановилось на каком-то фрагменте из сотни повторенных действий. Где-то посреди коридора бункера с ободранными стенами. Или в одном из захламлённых сгоревших домов. А может быть, на продавленной кровати, засыпанной белой штукатуркой.
Время останавливалось каждый раз, когда сожаление и печаль, как рысь хотело наброситься и утопить нас в серой кипе портретных карандашных набросков на полу, в обложенной плиткой, маленькой ванной комнате.
Мы обычно всегда шагали впереди них, не давали слабины, решили, что если придёт наше время сдаться, выйти из игры, то покинем это поле сердечной битвы уже навсегда.
С тех пор в моих глазах все время шла война.
А в моем сердце было поле боя.
Неделя, самая долгая и протяжная из всех, которые мне удалось пережить. Мы много времени провели в холодном и сыром бункере. Достаточно для того, чтобы это место стало символическим для меня. Здесь в мой черно-белый день календаря я не умерла, а возродилась заново, посидев напротив пустоты, смотрящей на меня с разбитого телевизионного экрана. Здесь. В комнате с четырьмя стенами и двумя дверьми меня научили не говорить, а слушать. Здесь я обрела надежду на то, чего я не имела. В этом месте мне спела свою прощальную песню умирающая трещина на самом дне земли, и безжизненное тело Поло, лежащее где-то в овраге, присыпанном листьями, подняло голову и улыбнулось, слушая ту же мелодию и подозревая, что он не одинок.
Мы сидели на сером ковре в мой черно-белый день календаря с Саймоном и думали. Я не хотела говорить, и он молчал. А когда хотела, он не слушал. Его зеленые глаза завертелись, слетая с орбит, путаясь в хвое старого соснового леса, в котором мы бегали когда-то давно, будучи еще детьми. У него в голове играла мелодия, которую мне не удавалось услышать. Саймон подпевал ей, а я оставалась в стороне. Потом он незаметно достал из кармана куртки свой коричневый бумажник и высунул оттуда пару фотографий. Поло, лежащий на зеленом газоне в дурацких гранжевых очках с мячом на груди. Женщина с мужчиной. Маленький мальчик с девочкой в жёлтом платье, стоящие напротив озера, заросшего камышами. Они смотрели на красивую женщину, лежащую на колышущейся поверхности воды, по обездвиженному лицу женщины были разбросаны мокрые волосы, а на посиневшей просвечивающейся груди висела цепочка с железным ключом от дома.
Боль ушла. Она всегда проходит. Не существует такой пустоты, которую нельзя заполнить.
Старые разбитые дороги, ведущие к маленькому домику у озера, наверное, уже давно занесло пеплом и всяким хламом вроде прожженных простыней, частей мебели и битого стекла, неделю назад, как при пушечном выстреле, вылетевшего из окон каждого дома. Мой дом, как и сотни других, выстроенных в ровные ряды окнами к узкой улочке, больше не когда не примет гостей и не увидит зажженных рыжих ламп. Мне так и не удалось заметить его среди остальных развалин в последний день, который мы провели на поверхности.
Мы ужасно долго плелись прямо по газонам, не сворачивая на поворотах и не оглядываясь на светофоры. Не ощущали на себе взглядов прохожих, не видели их натянутых улыбок и покосившихся грустных глаз. Больше не замечали своего отражения в огромных зеркалах, не смотрели в тонированные окна машин, со всей скорости летящих под светом фонарей.
Я сжала и разжала застывшие ладони. Содрала корку со шрама, и он снова начал кровоточить. Струйка крови скатилась по испачканной ладони, и исчезла под черным от грязи куском ткани.
Серо-зеленые глаза Арчера посмотрели на мою ладонь, на меня. На сотую долю секунды парень замер, но передвигая ноги, пошел дальше. Он шагал вдоль осколков стекла, а я, слушая их хруст, тащилась за ним. Смотрела на багровые разводы, покрывающие асфальт, и чувствовала, как меня разрывали на куски и бросали в море.
Это была кровь. Да, точно кровь. Но по сравнению с тем мужчиной, она выглядела...не так страшно, черт возьми.
Арчер говорил мне что-то, но я была слишком увлечена. Это то же самое, что смотреть на облака и гадать, какой они формы.
«Юми, вот, смотри, пятно крови в форме пчелы, весело, не правда ли?»
— Стой! —Наконец-таки прорвался он до меня.
Мой лоб мгновенно соприкоснулся со спиной парня, который не давал мне пройти дальше. Он вытянул руку, преграждая путь, не позволял ступать вперед по дороге.
Я попыталась узнать, что стало причиной его паники, но ничего не заметила, кроме как потрескавшейся железной вывески какого-то магазина. Она скрипела и медленно покачивалась на ветру. Пожелтевшие бумажные листовки, разбросанные по всей улице, танцевали в воздухе. Под белым носком своих кед я заметила пару порванных конвертов, адресованных «Брэду Дезусу».
«Брэд Дезусу», — повторила я про себя, будто пробуя его имя на вкус.
«Кто же ты такой, Брэд?»
Отмахнувшись от этого парня, я продолжила осматривать город, и пусть из-за густого тумана почти невозможно ничего различить, голос, оглушительно выкрикивающий все лишь три буквы, откинул все мои сомнения о том, что мы остались одни в этом бесконечном пустом пространстве без дна и поверхности. Казалось, он звучал на свою планету. Этот голос тряс Землю, как игральную кость, пытавшись найти нужную комбинацию.
Саймон стоял вдалеке, пробегался глазами по разноцветным бумажкам, небрежно приклеенным к стене старого кирпичного дома. Переведя дух, побежал вдоль по аллее, а мой рюкзак, украшенный почерневшими от грязи нашивками, болтался у него на спине, как пустой пакет. Собачка на молнии была сломана и из рюкзака торчал край тонкого, почти невесомого, серо-красного спального мешка.
Покосившиеся, вырванные с корнем стволы деревьев мешали Арчеру определить направление темноволосого парня, и он просто пытался увести нас обоих назад, к маленькому магазину с разбитой витриной, находящегося в паре кварталов от парка. Он думал, что это рискованно, ошибочно и глупо — показываться кому-то на глаза в такое время. Он говорил бессвязные речи, а потом его язык, кажется, занемел. Ветер трепал его волосы, от которых отдавало дешевыми духами Диор и миндалем. Арчер чесал шрамы, о происхождении которых никогда никому не рассказывал.