Страница 9 из 21
Этого монстра звали Отчаяние.
Этот океан был моими вопросами.
— Ты что тут один? Если да, то где все остальные? Можешь объяснить что происходит? — Досчитала до трех, выдохнула. Эти несвязные речи оказались настолько тихими и беззвучными, что он их почти не расслышал. Парень замер, задумываясь о чем-то, но вновь заметив мое присутствие, расплылся в усмешке и выдавил : — Это что флирт?
— Нет! Ты что! — Зато эти три слова оказались громче ударов всех колоколов на земле.
Туманность, так надолго поселившиеся в его взгляде, незаметно сменилась наглостью. Арчер громко засмеялся, я тоже постаралась улыбнуться, хотя это у меня не особо то получалось. Я постоянно думала о своем пустом, но родном доме, вспоминала про старые карандашные наброски, затерянные под кроватью. Отца. О матери я почти не думала, за долгие восемь лет я научилась справляться без нее. С того момента, как она выкатила на крыльцо свой желтый чемодан с парой наклеек, накинула на плечи бежевое пальто с красноватыми пуговицами, мы ее больше не видели. Тот растворяющийся звук ударов каблуков о дорожку асфальта становился все дальше и дальше. Она присылала мне открытки, которые мне не давали читать. А я отсылала ей письма без марок, которые никогда бы до нее не дошли.
Мне так сильно хотелось увидеть ее снова.
— Где твоя семья? — Неожиданно для себя спросила я его, но парень даже не дослушав, прервал меня, кладя свою тяжелую руку на мое плечо, и указал пальцем вдаль.
— Видишь?— Прошептал он мне на ухо.
— Что я должна увидеть? — Только дома и дым, разбитые тротуары. Скопления брошенных машин.
Его палец перепрыгивал с одного здания на другое, гладил сгоревшие ветви деревьев, гнул крыши автомобилей и очищал улицы от хлама. Он бы первооткрывателем разрушенных земель.
— Ничего. — Казалось, что от шуток он перешел к издевательствам. — Потому что моей семьи там нет.
Снова засмеялся, снова, снова! Маленькое незначительное раздражение превращалось в сильнейшую злобу.
Он долго стоял у тротуара, уставившись на уже негоревший знак светофора «Переходите дорогу», и лицо его искажал то ли страх, толи сумасшедшая боязнь чего-то.
— Это была пятница. — Мускулы лица неподвижны. Напряжены. — Все проснулись от шума сирен и запаха дыма. — Он пялился на асфальт, покрытый огромными трещинами. — Сначала это был маленький толчок. А потом... все повставали со своих постелей и подбежали к окну, люди выбегали из домов и кричали, видя большой пожар, чередовавшийся с землетрясением, превращая крик в один большой ультразвук. — Пытается зажать уши, у него потрясывается голова. — Я бежал по улице, а они все шли, шли, садились в машины, бежали сломя голову, затаптывая собственных детей. Они толпами бросались друг на друга. — Теперь дорога была пуста, но больше я не смотрела на обочины.
Он высказал правду, с которой давно хотел с кем-то поделиться, но я не желала ее слышать. Такую жестокую, обнажающую, нежеланную.
— Нет. — Это был слишком.
— Очнись! — Он сжал кулаки, засучив рукава. Обнажил свои шрамы.
— Я не хочу. — Кто так с тобой, спросила бы я у него, дал бы он мне возможность, замолчав хоть на секунду.
— Неужели ты настолько глупа. — Но он не хотел говорить об этом, я знала.
— Хватит.
— Я конечно предполагал, но не думал.
— Не продолжай.
Его коричневые ботинки, покрытые черными разводами, разбухли и намокли. Парень наступил в лужу, тряся меня за плечо, а потом, пару раз поскользнувшись, ослабил хватку, зацепившись за мой локоть.
— Тебе пора вернуться на землю. — Колени затряслись, почти весь его вес переместился на мою правую половину тела, а затем, спустя пару секунд что-то хрустнуло, и я, не сдержав равновесия упала назад, а Арчер, размахивая правой рукой с висящей на ней большим рукавом плотной джинсовой куртки, полетел следом за мной.
Теперь я припоминаю ему этот случай намного чаще. Говорю ему, как тяжелая куртка, испытанная ливнями и лужами, давила мне на грудь, пока его руки скользили по грязи, оставляя на ней отпечатки крупных ладоней, пытаясь найти точку опоры.
— Слезь с меня! — Прокричала я, пытаясь направить его измазанную в грязи половину лица со свисающими со лба прядями таких же коричневых волос, с запутавшимися в них кусочками земли, подальше от своего лба. Но он не замешкался, почти не двигался, пальцы измазанные мокрым песком, собравшие под ногтями всю грязь асфальта, застыли. И поддавшись секундной панике, я размахнулась и не глядя, стукнула его по лбу. Арчер подался назад, от неожиданности чуть не упал на спину, оставляя на щеке коричневые пятна.
Он лежал в луже посреди улицы и смеялся. Дома, окружившие его, превращаясь в разрушенных чудовищ с бетонными открытыми пастями, съедали наши голоса, взамен выбрасывая что-то неприятное и неловкое. Вокруг ни души. Пусто. Тихо. Тяжело встав с земли, он присел на бордюр, отряхивая песок с ладоней.
— Ты уверен, что нет выживших? — Решилась спросить я, когда последняя крупица песка упала на еще сырую от дождей землю.
— Может быть и есть, но по крайней мере они нам не друзья.
— С чего ты взял?
— Выжившие — отчаянные люди, да они неуравновешенные, я уверен. — Отчасти он оказался прав, хоть и просто нагло врал в тот момент, придумав несуществующие истории. — С твоей стороны было бы глупо идти со мной. Не боишься, что я один из них?
— А стоит ли?
Он усмехнулся:
— Может.
____________________________________________________________
ЧАСТЬ 2.
Поцарапанная железная дверь со скрипом отворилась. В кромешной темноте мигали лампы.
Из соседней комнаты был слышен плач. Наверное, плакала какая-то женщина, но никто не винил ее в этом. Они еще не знали, кто виноват.
Пожелтевшие от грязи кожаные ботинки ступили на ковер. Они шли по белому коридору, оставляя после себя только черные разводы.
В один такой же развод превратилась прошлая жизнь их владельцев.
Один из них был врачом.
Другой учителем.
А теперь, все они беженцы.
Им сказали, что нужно забыть прошлое. Перешагнуть черту, разделяющую то, что было с тем, что стало. Стать сильнее, быстрее, для того чтобы научиться выживать.
«Вы же понимаете, что людей осталось совсем немного» — Сказали им, но за ними были и следующие.