Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 17 из 21

У горы Каламация было убито тридцать пять тысяч галлов и германцев. Головы варварских вождей были доставлены Крассу. Был захвачен также весь лагерь рабов и обоз с награбленным добром, а также освобождено много пленённых соотечественников. В числе прочего было отобрано пять римских "орлов", двадцать шесть знамён, пять пучков фасций с топорами - знаки достоинства незадачливых консулов и преторов, два года безуспешно воевавших с рабами.

После гибели отрядов Каста и Ганника Спартак отступил на юг, к Брундизию. Послав вдогонку за ним легата Квинкция и квестора Скрофу с легионом впридачу, но повелев ни в коем случае самовольно в бой не вступать, сам Красс задержался у Кантенны, празднуя победу.

3. СМУТА

Лошади, овцы, козы, свиньи, волы, ослы; мужчины, женщины, старики, дети; фракийцы, италики, греки, македонцы, азиаты, скифы; повозки, телеги, тачки, - всё скрипело, визжало, грохотало; блеяло, мычало, ржало; проклинало, понукало, рыдало, молилось. Первая зелень вытаптывалась, и земля, по которой они проходили, превращалась в камень. Вдоль разбитой дороги валялись колёса, тряпьё, ломанные повозки, падаль, и трупы тоже, которые некому было хоронить.

- Куда мы идём? - спрашивали друг друга люди. - Почему мы бежим так, будто за нами гонятся?

Они перестали спрашивать, заметив позади римскую конницу.

Впрочем, Красс не торопился в погоню за Спартаком. Следом за рабами, будто пастухи за скотом, ехали отряды Квикция и Скрофы. Спартак вёл людей к Брундизию. Морские ворота Италии, дорога в мир. Медлить было нельзя и не потому, что сзади находились легионы Красса, а потому что навстречу морем плыло войско Лукулла, проконсула Македонии и усмирителя Фракии, срочно возвращающееся в Рим по вызову сената для борьбы с восстанием рабов. Надо было успеть захватить Брундизий до прибытия Лукулла. А люди недоумевали: куда бежим мы, словно зайцы? Не лучше ли дать сражение римлянам?

Среди беглецов было много сельских рабов, проживших много лет здесь, на юге, и жаждавших расправиться с обидчиками-хозяевами. Самыми бесстрашными были пастухи овечьих стад. Присоединившись к Спартаку, они думали вовсе не об уходе из Италии и бегстве от её богатств. Они забеспокоились первыми: нечего им делать в Брундизии. Сговорившись, пошли к вождю.

Спартак появился перед ними - шлем, кожаный панцырь с медными заклёпками, ручища на рукоятке меча; лицо, заросшее рыжей бородой, мрачные глаза. Им не страшно, их много. Кричат:

- Не хотим в Брундизий, чего мы там не видали! Драться хотим.

Видя, что люди снова выходят из повиновения и не имея других средств образумить их, Спартак решил дать бой. Укрыв ночью в засаде большой отряд воинов, он сделал наутро вид, что уходит. Римляне поверили и последовали за ним, не сразу обнаружив у себя за спиной засаду. Пока римские воины перестраивались, Спартак повернул своих людей и устремился на врага. Насмерть перепуганные легионеры бросали оружие и позорно разбегались кто куда. От полного уничтожения отряды Квикция и Скрофы спасло только наличие большого количества всадников, сажавших пехотинцев на лошади позади себя и уносивших ноги. Разгром стал полным, сам квестор был ранен.

Возбуждённые победой, беглецы в ту ночь долго не могли угомониться. Пили вино, горланили песни, целовали женщин, бахвалились силой, обещали на славу погулять в Лации, как только туда доберутся.

- Кто такой Спартак? Почему мы должны подчинятся ему? - горячились крикуны. - Пусть ведёт нас на Рим или уходит прочь с дороги.

Скопом решили, что покидать Италию им нет нужды. Что они забыли за морем? Сказки о каком-то Городе Солнца пусть Спартак рассказывает детишкам, а войско поворачивает на Рим. Повторялись события, уже происходившие при Мутине.

Наутро, вместо того, чтобы трогаться в путь, заводилы принялись бегать по лагерю, уговаривая всех не слушать вождей и не сворачивать лагерь. У них нашлось много единомышленников: они не хотели Брундизия, не хотели уплывать из щедрой, изобильной земли в неизвестность.

Постепенно перед палаткой вождя скапливался народ.





- На Рим! На Рим! - кричал и люди.

Спартак не показывался. Чувствуя своё бессилие, раздосадованный, он пережидал крики, коря себя за то, что ввязался в бой с Квикцием и Скрофой: вместо того, чтобы утихомирить народ, победа разожгла страсти. Он понимал, что ныне одинок. Не оставалось в живых почти никого из тех сподвижников, с кем они жили на Везувии, а потом зимовали в Лукании. Новый, неведомый народ собрался ныне к нему. Даже телохранители вождя были сплошь новичками, и теперь еле сдерживали людей у входа в палатку, готовые уступить напору толпы.

Он вышел из палатки, когда возбуждение толпы, запрудившей площадку, достигло предела.

- Веди нас на Рим! - кричали ему апулийские пастухи, потрясая оружием.

Спартак поднял руку, ¸желая начать говорить, но его не слушали. Шум усиливался.

- Месть! Месть! - вопила толпа.

Отстранив телохранителей, Спартак устремился к народу, с жаром доказывая крикунам их безрассудство, и в тот же миг был крепко схвачен десятком рук; в грудь его уперлись обнажённые мечи. Снова, как в Мутине! Он горестно поник. Несчастные, они грозили смертью ему, в то время как сами были на волосок от гибели.

Смута затянулась на несколько дней. Каждое утро сотники приказывали выступать в поход, но люди не подчинялись. Так они теряли драгоценное время, пока не пришло известие, что помогать Крассу идёт войско во главе с прославленным Помпеем, и оно уже близко.

4. С О Н

Душа - это дыхание, утверждает Зенон. Следовательно, она телесна и подвержена разрушению, а неразрушима только душа целого, Вселенной, Космоса, частицами которого являются душ и живых существ . Он не боялся погибнуть и сожалел только, что так и не удастся спасти людей.

Где-то на краю света, в диких Родопах и ныне протекает ручей детства. Зимой он замерзал, и мать, приходя утром по воду, разбивала камнем тонкий, голубой лёд, повисший над живыми струями. Набрав воды, она неторопливо шла в гору, к своей бедной хижине, а следом за нею топал по снегу, стараясь попасть след в след, малыш. Какая невообразимая даль времени, и сколько событий легло между тем краснощёким ребёнком и взрослым мужчиною, в которого он превратился! Неужто он был тем дитятей в овчинном тулупе? Как отличается рука его - большая, тяжёлая, с налитыми венами, от крохотной ребячьей. Нынешние руки свои он ненавидел. В юности он ими ковал, плёл, рубил, сеял, молотил, всего и не упомнишь; ныне осталось единственное умение - убивать. Сколько людей он убил? Именем Спартака пугают детей. Наверно, оно пребудет в веках, как ругательство, как проклятие. А ведь раньше он жаждал знания, благоговел перед книжной учёностью. Зачем, за что злая судьба так подшутила над ним?

Клинок у горла. И прервалась бы нить неудавшейся жизни. Он исчез бы навеки, ничего не свершив, не ведая истины, - потому что хоть душа и бессмертна, но, слившись с Всемирной Душой, онатперестаёт принадлежать человеку.

Горы Фракии и хижина у ручья. О, златогривый конь! Приди, встань рядом! Дай снова изведать радость полёта!

Матери нет на свете, он чувствует. В Пергаме, в Понте, даже в Колхиде он знал, что она жива, печалится о своём пропавшем сыне, исходит тоской и надеждой. Сейчас в груди пустота. Материнская любовь больше не согревает его. И волшебный конь ему больше не снится. Теперь ему снится отобранный у Вариния жеребец Перс, жёсткое седло, долгие воинские переходы. Нет больше на земле женщины, родившей его и бескорыстно любившей, как любит только мать. И нет другой, которую он любил. Обе ушли навсегда. Как Эномай, Крикс, Ганник. Как многие друзья. Ныне он - собственность войска, раб многих. Живя в Капуе и служа гладиаторской школе Батиата, он был свободным человеком, а, бежав, утратил свободу.