Страница 31 из 33
Графиня Алиса машинально отвесила Белому Коню оплеуху; призадумался Конь, косил лиловым глазом, не осуждал, размышлял: ответить ли оплеухой на оплеуху, но заметил чёрный огонь в очах благородной девицы, ржанул, и понёс, рванулся в самый широкий – как улыбка Белого Кролика – проход.
Принца тащило за Конём, он ударялся головой о гробы, кувшины с прахом гномов, в полузабытьи кричал раненой уткой:
– Ещё миг – и свадьбу бы сыграли с колоколами и песнопениями, Вселенскую свадьбу, клянусь Чёрной дырой!
Теперь же, искусница, ищи меня в Тридевятом Царстве, в Тридесятом Государстве!
Вальпургием! Слышишь, девица! Сына нашего Вальпургием назови!
— А хорошо ли я поступила? – графиня Алиса журила себя, кусала губки, искала в них Истину! – Принц ко мне со всей душой отзывчивого жениха – оплеухи — традиция, бьёт, значит – любит, а я проявила нетерпимость по отношению к благородному молодому человеку с седыми висками искателя приключений в домах непотребности.
Не окрасились зрелостью и обдуманностью мои оплеухи скромной арфистки, любительницы французских романов.
Так с Принцами и с Белыми Конями не поступают!
Алиса опустила плечи, с раскаянием старца пошла по каменному зловещему подземному лесу, сбивала могучими жизнеутверждающими грудями сталагмиты, но не замечала боли, журила себя за поспешность, за девичью непредусмотрительность, называла нехорошенькой торопыгой:
— Что скажет в ответ на мои выразительные поступки преподаватель скрипки князь Бажов Лазарь Андреевич?
Во мне множество прелестных качеств: гордыню поборола, отзывчивая, развитое чувство товарищества с графинями; золото я, а Принц – бедненький, не оценил!
Не пойду за ним в Тридевятое Царство, в Тридесятое Государство!
Мне Отчизна моя милей! – графиня Алиса спорила с собой, доказывала, щелкала пальцами, вспоминала стихи Овидия в оригинале, испытала на себе все психологические способы успокоения, чуть в гроб себя не вогнала, но восстановила дыхание, с удовлетворением смотрела на колыхание грудей – так в чистом поле колышутся закалённые пахари.
— Ой! Товарищ, вы спите? – графиня Алиса нечаянно наступила на лапку премиленького существа — мохнатенькое, губки бантиком, глазки огромные, доверчивые, в них отражается Мир. – Не спите возле адского колодца, похожего на гроб Слона.
Горький плач не разбудит добрые чувства чудищ из колодца, а вы – островок милого обаяния и слабости в жестокой Стране Оплеух.
СЮ-СЮ-СЮ!
Графиня Алиса сюсюкала, вытянула губки дудочкой — добрейшая душа на основе морали.
Мелькнуло, свистнуло; графиня Алиса изощрённо увернулась от – летящего в голову – метательного ножа, даже кончик пряди волос срезал, словно серпом по усам гренадёра.
Помесь котёнка с лемурчиком стояло на задних сю-сю идеальных лапках, а в правых держало по метательному ножу – живые молнии.
Графиня Алиса оценила свои шансы, вгляделась в бездну прищуренных глаз и… в длинном красивом прыжке – росомаха позавидует – скрылась за поворотом, прижалась к крышке саркофага, придерживала взволнованные паровозы грудей:
— Стыдно-то как! Что в Институте Благородных Девиц скажут, когда узнают – а непременно узнают, потому что о гадостях и проступках становится сразу известно, словно их переносят на плечах марафонцы африканцы, – узнают о моём бегстве от существа, которое морально не привито, не знает правил поведения с барышнями, испытывает муки из-за своей эстетической неграмотности – так мучается эльф на приёме у академика живописи. – Графиня Алиса выглянула за угол… и чуть не поплатилась глазом – японская смертоносная звёздочка пролетела в двух дыханиях от вечности. – Ах! Невоспитанная зверушка с мольбой в заслуженных очах – ценность человеческая твои очи! – Алиса вздохнула, но долг – наставлять молодых, обучать правилам поведения – пересилил, в черепной коробке ворочался гигантский крылатый змей знаний.
Алиса со вздохом жалости, но без озлобления – злобничать неприлично – сняла юбочку, осталась только в сапогах (на ногах) и с обручем на голове – знак власти, силы идиллии над грязной реальностью.
С замиранием цельной души, со скромностью – присущей барышне – на палке высунула юбочку из-за крышки саркофага – так рыба удильщик приманивает карасей.
Два метательных ножа пронзили юбочку, словно два горячих взгляда Принца на Белом Коне.
Графиня Алиса вынырнула из укрытия, снежным бараном перекатилась – балерины рукоплещут!
В подкате сбила с ног очаровательную зверушку; помесь доставало из сумки новые метательные ножи, не ожидало нападения, отчего охнуло, открыло очаровательный миленький носик, но тут же получило оплеуху от разогретой — словно на Горячем Камне Гайдара ночевала — графини Алисы.
От сильнейшего удара маленькое чудовище перелетело через бортик колодца, взвизгнуло, напоследок ожгло графиню Алису упрекающим взглядом потерянного в жизни странника, и ухнуло, ОХ! как ухнуло в разверстую пасть ада.
Раздался грохот, будто стадо слонов свалилось, а не маленькое метатель ножей и других опасных колюще-режущих средств.
— Ах! Я не провела воспитательную беседу с нарушителем спокойствия, не отдала последние почести существу, ценный мех которого и глаза послужили бы эстетическим идеалам!
Дурно, невоспитанно, но, надеюсь, никто не узнает, потому что горько плАчу в душе, словно меня прибили гвоздями к стиральной машинке «Эврика».
— Несмотря на то, что от пришельцев, особенно барышень – ожидаю пакости – мелкие и великие, разочарование моё – выше границ спектра, словно меня посадили голую на муравейник и посыпали сахарной пудрой. – Изящная барышня в строгом платье классной дамы, с лорнетом в руке и шпильками из дамасской стали в волосах – ёлка – легко сдвинула крышку базальтового гроба, выпрыгнула грациозно, изогнулась, одним ударом снесла толстый — как самомнение поэта – сталактит (графиня Алиса с уважением плясала в замысловатом придворном реверансе – проявляла уважение к классной даме). – В дни моей молодости членские взносы платили только активные, а домашних питомцев уничтожали — преступники, пассивные, запятнанные дамы с опущенными глазами, словно на каждое веко прикрепили по доске почёта.
Вы, барышня, отправили в ад мою Зизи — любимейшую помесь собачки и обезьяны, совершенство, взлёт генной инженерии. – Из правого ока классной дамы выкатилась хрустальная слеза устремления, сопротивления злу, борьбы со сломанными неокрепшими тёмными личностями (графиня Алиса рыдала, укоряла себя за излишнюю жестокость к метателю ножей, била кулачками в каучук грудей). – Я – герцогиня Чеширская — животных обожаю – лапками они меня любят, а я их подкармливаю, шёрстку вычесываю – холю, лелею; Белого Кролика приручила, он за морковку Родину продаст.
Чеширского кота обучила прекрасным манерам, в церемониймейстеры готовлю животное – за вражескими шпионами подглядывает, саркастически улыбается, в воздухе только улыбка зависает, а сам он у меня на коленях, мурлыка сдобный.
Началось в моём глубоком детстве, когда я впервые пришла на ярмарку: сальные толстые тётки, карманные воришки, продавцы неприличного, зазывалы в кабаки, бордельные балерины с поднятыми выше головы ногами, – восторг для маленькой девочки.
Мой батюшка отправился торговаться с цыганами – они коней воруют, поэтому дешево продают, окаянные, нет на них духовного воспитания личности, словно мрак проглотили.
Ко мне подошёл странник – борода до земли, посох плющом увит, а на страннике из одежды – кроме бороды и усов – сандалии только с кожаными ремешками, похожи сандалии на Египетские лапти.
«Вы – Гермес с Олимпа?» – я знания проявляю, видела в папенькиной книжке картинки с Олимпийскими богами – все боги обнаженные, как и странник передо мной; познавательно, как в Цирке братьев Гримм.
Батюшка от меня книжицу – воспаляющую воображение – прятал под шкаф, но я – бедовая герцогиня, читала, и от тайн книжки у меня фигурка округлялась, глаза выпучивались, будто их мёдом намазали и отдали в аренду шмелям.