Страница 18 из 33
Белый Кролик икнул, выплюнул выбитый зуб, качнулся, но устоял, даже засмеялся гаденько, словно проглотил жареную вьетнамскую селедку:
— Нет! Не Сергей Иванович Королёв ты!
Он бы убил сразу, одним ударом!
Но сходство, стать – пьяным зайцем я бы прикинулся – утащила бы ты меня в шатёр с золотым петушком.
Замахнулся, но передумал, подпрыгнул и скрылся в адском проходе, похожем на статую пиз…ы Королевы в укромном грязном уголке Французского парка.
Графиня подобрала белые перчатки и гейский веер Белого Кролика, обмахивалась, жеманничала, опускала глазки, словно играла главную роль в «Лебедином озере»:
— АХАХА-ХА-ХА-ХА! Господа! Не подумайте дурного – прошу к столу!
Неловко мне, морально устойчивой перед Принцами и графьями, но сдюжу, потому что вы – культуральные поляки, грубости мне не скажите, не догадаетесь, что я почти обнажена, но так велит великая хитрость, чтобы я по стране оплеух разгуливала модная, до неприличия скромная и конфузливая, словно бабочка на майском жуке!
ХИ-ХИ-С!
Конечности мои жалко, они растут и из ягодиц!
На голове – чёрная вьюга, а могли бы чудеса твориться без толку, но доказательство, что — инопланетяне прилетали на Землю.
Может быть, я – пиги, свинья?
Поросюшки много знают, читают, даже отличаются ханжеством, приходят в Дома творчества, расписываются за людей в книге бракосочетаний и на утро – неизвестный ученый, очкастый, в клетчатой рубашке узника замка Иф видит в своём паспорте печать, узнаёт, что он женат со вчерашнего дня на матери двенадцати алжирских детей.
Ой! У меня голос ломается, в бархат превращается, в шёлк китайский, а китайцы без штанов ходят, в халатах, а возле фанзы ногу выше головы поднимут, и – прощай, история средних веков.
Таблицу умножения на грудях вытатуирую, туда и таблица логарифмов Брадиса поместится — слыханное ли дело, чтобы Принц по грудям невесты не свою Судьбу вычислял, а – площадь треугольника.
Если нет смысла в науках, то – зачем изучаем, почему по лезвию ножа ходим, если иудеи оплатили места в первых рядах в Раю?
Воспитаю себя в израильском духе устроительницы саманных домиков, а по вечерам на кладбище тонким голосом, в унисон с вурдалаками буду выть – счастье ли это или скандал?
Трудно называть девушку мародёркой и скандальной, если девушка морально устойчивая и красивая в блистательной наготе, а нагота – не постыдно, потому что – Правда.
За правдой пойду в столицы Мира: в Вашингтон, в Сидней, на станцию Мир в Антарктиде – пусть пингвин меня укорит и женится на мне – даже церковь деревянная и священнослужители в Антарктиде есть.
Графиня Алиса красовалась перед зерцалами – откуда они выросли? из ада поднялись сквозь километры гранита?
Прилегла в выемку в чёрном базальте – гроб гробом, ручки на груди скрестила, ножки вытянула и хохотала – упала бы от смеха, но лежала, а лежащей упасть затруднительно, всё равно, что пятнадцать суток в свинцовом противорадиационном фартуке танцевать на сцене Мариинского театра Оперы и Балета.
(Многие, особенно польские паны и паненки поняли миротворческий жест графини Алисы, назвали её русской шпионкой, но мысленно, за сотни километров, при этом отметили необыкновенную красоту, мощь и грацию Алисы, простили ей низкое рождение, называли бедняжкой, рады бы принять в Костёле, но не верили, что графиня Алиса – генеральская дочка и у неё денег – гора Арарат из золота.)
После сражений, оплеух, у графини Алисы начались очередные видЕния, но она гнала их прочь – метлой из тех же видЕний.
Показалось, что карлик с огромным носом – до пола, или – хобот, копошится в своих вывалившихся сливовых кишках, мерзко хихикает, ручки потирает, измазал в оливковом масле, а теперь у рук прощения просит, словно на коленях перед толстой женой – Дюймовочкой.
— Ты – привидение, призрак оперы Морисвиль, или знак Президента Кеннеди? – графиня Алиса с интересом ткнула в нос карлика указательным миленьким пальчиком (на пальце перстень – череп и кости – с ядом кураре). – Может быть, ты – прелюдия к Апокалипсису, прости, если твой маленький, как и пятки, ум не воспринимает умные эстетические слова, ты же не Принц – видно, и коня Белого нет у тебя – более чем видно.
Румбу танцуешь, морально устойчивую, с подстёгиванием себя, будто лошадку с грузом соли по горе ведешь над пропастью, а далеко внизу – золотая рожь колосится. – Графиня Алиса погладила себя по головке, погладила бы и карлика, но он – негигиеничный грязный, антисанитарный.
Карлик долго смотрел, пытался луч зрения направить на лицо графини Алисы, чтобы бесстрашно – лицом к лицу лицо увидать – предстать перед красавицей, но шаловливые глаза косили на неожиданно огромные груди – окаянные, да избавит Провидение карлика от кошмарных снов, где груди созерцают закат.
Он извлёк из походной сумки (лейбл – «Сумка Гайдара») свисток, сдунул с него крошки махорки, осмотрел со всех сторон – так брезгливая певица осматривает губы негра любовника, убрал свисток обратно в сумку, поклонился графине, а затем, будто на пружинах, доставшихся в наследство от чёрта, подпрыгнул – красиво, профессионально, даже на шпагат в полёте развернулся, и отвесил графине Алисе две сочные, с пылу с жару оплеухи.
Свет не видел подобных оплеух – отточенных, порядочных и игривых.
Графиня в ответ машинально наградила карлика ответной оплеухой, попала в сопливый нос, вздрогнула в брезгливом ужасе, вытерла ладонь о серебряный кувшин с гербом Республики Конго.
— Я, наверно, эмигрант из Будущего! – карлик хитро оскалился – Тамбовский волк ему не брат. – Выходи за меня замуж, красавица с крепкими ягодицами повелительницы тьмы.
У толстых женщин – их политкорректно в США называют «с избыточным весом», а, если даун толстый, то: личность с ограниченными возможностями и с избыточным весом – тьма между ягодиц, адский грохот и сера.
У тебя же, очаровательнейшая – что не мешает тебе получать оплеухи – графиня Алиса, ягодицы повелевают даже тьмой.
Никогда себе не прощу, что покинул родной дом – Сирию, и отправился на вольные хлебА в Германию, где бесплатное жильё эмигрантам, развлечения, лечение, еда и танцы кулачных тайваньских клоунов под синим небом января.
Застрял в подземельях России; на поверхности в России нет дорог, а под Землёй – заплутает даже плут.
Но, возможно, Судьба по доброте душевной меня закинула в чертоги лукавого, – карлик звонко стукнул себя кулаком по лбу, взвизгнул, снова подпрыгнул и в сатанинском полёте ударил графиню Алису по левой и по правой щекам – куртуаз Лондонского Короля.
Не играю в театре наций, не говорю со сцены слащавым голоском любителя прокисшего творога:
«Кушать подано, княгиня!
Руки вымойте перед едой и пипиську покажите, иначе ляжете спать на голодный желудок призрака!»
АХАХА-ХА-ХА!
Замучился я без свадьбы, ничего отрицательного не нахожу в себе, а через дырку в штанах ветрА вольные вылетают на радость стяжателям и чернокнижникам.
Нет, неполиткорректно говорить — чернокнижник, задевает честь рабов США, нужно говорить – афрокнижник.
Тьфу, на условности!
Ещё трижды тьфу!
Через сиксилиард лет прилетят инопланетяне, взглянут на мой портрет, покачают зелеными воронками на изумрудных рылах и произнесут с Вселенской печалью в гамма диапазоне:
«Король, карлик, а – Король!
Чувствовал, что надорвёт становую жилу, но лез к своей мечте, даже ботинки с загнутыми носами на ночь не снимал – так торопился достичь мечты.
В панталоны по нужде ходил – бомж Елисейских полей, – не терял время на мелочи и добился, узнал, познал Правду».
Обидно, что сейчас не знаю к чему стремиться, куда пойти, чтобы на трон королём сесть и не прилипнуть на испражнениях предыдущего короля, которому, наверняка, выпустили кишки.
Для чего живём, куда стремимся с длинными носами тапиров?
В детстве я небо голубое видел, сапфировое, лазурное – страсть, а не небо.
Папенька меня на руки возьмёт – руки у него золотые, с серебряными локтями, Вселенная в руках уменьшается, – по меже отец идёт, песни поёт о Родине, о Светлом будущем без жарких куртизанок и холодных призрачных геев.