Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 14 из 33

Но комар – шустрый, проворный, как абиссинский гимнаст – перелетел на левую грудь графини, и не комар, и не утыканное ржавыми гвоздями старое полено, через которое оборотни перекидываются.

Невысокий человечек в зеленых обтягивающих неприличных панталончиках, в белых чулках, в розовых крохотных туфельках с серебряными пряжками; рубашечка белоснежная, жабо, шляпа сомбреро с пером птицы Счастья, а в руке лже комара – пенисная шпага; кума чёрта не переломит волшебную шпагу.

За спиной эльфа – лёгкие крылышки стрекозы.

— Получила оплеуху, озорница? – эльф топнул по груди графини ножкой – заколыхалось упруго, но грудь, оттого, что не дряблая, быстро восстановила положение равновесия – так перевернутый корабль «Титаник» через час возвращается в нормальное состояние. – Смерть – женщинам!

Не вали ответственность на подружек по Институту Благородных Девиц, отвечай на своём месте и не воспитывай меня, я не маленький, пять раз женат!

Умри, графиня, подобная конференции по книге Знаний.

— Быть не может, чтобы эльф увлёкся! – графиня Алиса в негодовании махнула правой грудью, грудь оглушила, сшибла храброго героя народного эпоса мингрелов, отшвырнула на стену и – всхлип, вой плакальщиц, что не обезумели, недоумение женщин с погребальным пеплом на головах – от удара эльф расплющился, будто под катком ЧТЗ. – Неужели, и эльфа убила, как статую Свободы разрушила? – графиня Алиса покраснела от невыносимого протеста в душе, протеста против насилия, отвернулась и тут же забыла о чёрте, об эльфе, о тяготах и невзгодах пограничной службы корнетов Московского высшего вертухайского училища.

На золотом столике (ножка из платины) стоял огромный сундук, а в нём – одежда женская — видимо-невидимо, даже царевна Несмеяна не нашла бы изъяна в посылке с Небес.

Графиня Алиса счастливо взвизгнула, запустила руки в благословенный – рог изобилия – сундук, рылась, вскрикивала, полная восторга, смеялась, не верила в своё женское обувное и платяное счастье.

Прошёл час, на тонких ножках тараканов пробежали ещё три часа, убежали двуполые сутки, а графиня Алиса перебирала, примеряла, вертелась перед зеркалом, ждала Конец Света, чтобы не стыдно предстать в шикарных нарядах перед восставшими мертвецами.

— Я безумная счастлива, и нет того сумасброда, что сейчас испортит мне настроение – искристое, мартовское, с переломом в душе – травмпункт напряжётся, если я с надломленным восторгом раскрою перед доктором-подростком свою полноту с неясными бликами зловещего Лунного света на каблуках.

Графиня Алиса, наконец, оделась – простенько, одежда не бросает тени на девичью честь, не ущемляет права институток и благородных балерин, с выпуклыми очами тружениц театра.

Золотой обруч Царицы Мира придерживает угольные волосы (на голове).

Грудь крест-накрест в кожаных чёрных полосках, что едва-едва — нехотя, с ленью наёмных рабочих — прикрывают соскИ:

— Ленты изящнее и целомудреннее, чем топик с цифрой шестьдесят девять или бронелифчик, — графиня Алиса успокаивала себя, непривычно, когда только два ремня закрывают, и даже не закрывают, а выставляют – слегка поддерживают резиновые колокола грудей – так плюшевый мишка поддерживает тряпичную куклу за ватные ягодицы. – Всё на виду, и охальники — а в пещерах множество неприглядных личностей со злобными мечтами в очах – не разгуляют своё воображение, не пустятся в долгие конфуцианские рассуждения – что у меня за бронелифчиком спрятано – не поддельное ли? не китайское ли силиконовое? не ватой ли набит бронелифчик для эффекта глобуса? не скрывается ли за топиком сибирская язва на груди?

Прозрачно, толерантно – без намёков на пошлости, только тело, господа, только здоровое девичье тело мудрой эстетки с робостью в десятом поколении институток.

Кожаная чёрная короткая юбочка размером с носовой платочек – с той же целью – не допустить фривольных мыслей у похотников, у подкупных порочных письмоводителей с красными носами антарктических алкоголиков.

Уверена, что под Землей – толпы письмоводителей, и каждый – мечтатель, а я короткой юбочкой не дам повода для раздумий, для мечт – всё на виду, как в Вигеланд-парке в Осло.

То, что нет трусиков – для гигиены, и опять с той же целью – пусть видят, что я не больна, что нет у меня венериных бугорков – не знаю, что это, но слышала от княгини Орловой Елены Николаевны, что бугорки не к добру, как снег среди лета.





Сапоги кожаные чёрные – в одном ансамбле с лентами на груди и юбочкой – выше колен, и длина их оправдана – пыльно, грязно вокруг, моря нечистот, черепа под ногами – не Версально, но и за Отчизну не обидно.

Спасут от пыли сапожки, а высокие каблучки – не для бахвальства, не для вознесения над обыденностью, а – производственная необходимость – опять же от грязи защищают – дорогие мои сапожки — и от тарантулов. – Графиня Алиса успокоила себя, вертелась перед зеркалом – хорошА, целомудренна, одета со вкусом – обруч, ленты, мини-юбка и сапожки на высоченных башенных каблуках – целомудренно, комар-эльф носа не подточил бы, если бы воскрес с оплеухами.

Графиня подождала восторженных почитателей (разумеется, если бы появились и глазели, Алиса прогнала бы их в шею, потому что – приличная девушка, конфузливая, но сотая доля приятности осела бы в воспоминаниях самородным золотом), ещё раз крутанулась юлой знатоков перед зеркалом, вздохнула – до чего же хороша! – если бы не высочайшие моральные принципы, то похвалила бы себя, за надлежащий вид!

С чувством насыщения пошла по проходу, опускалась ниже и ниже, даже стены стали горячие в преддверии ада.

В скальной нише графиня Алиса заметила чёрный череп – череп афрочеловека, рядом – чёрная свеча и запотевший графинчик с замысловатой надписью по-арабски.

Графиня не читает по-арабски, но убедила себя, что написано – «Лимонад» – залпом выпила прозрачную, дурно пахнущую крепкую жидкость — будто сто муравьёв без усов проглотила.

В горле содрало наждаком, графиня Алиса долго отхаркивалась кровью, ругалась, но не резко, не с дурными словами, а по-эстетски, красиво, с надрывами в голосе и заломленными на груди руками – так рыдают приглашенные высокооплачиваемые плакальщицы в городе Бомбей.

Протянула руку – поправить юбочку – и обомлела, ударенная ужасом случившегося – так каменеет Принцесса под Драконом.

Юбка исчезла, миленькая, столь любимая, потому что вымученная часами примерок, юбочка; и сапожек великолепнейших, эстетически торжественных нет – неокрепшая душа сапог улетела: и настоящей ценности грудастой девицы – кожаных лент – тоже нет, и обруч – дорогой, незапятнанный – растаял в дымке голубой.

Вместо любовно подогнанного бывшего, чёрного одеяния – белое пышное с корсетом из китового уса.

Розовые ленточки, шёлк – премиленько, но где душа одежды, где совесть модельера?

Мимо пробегал с круглым зеркалом зеленый огромный человек-гора.

Графиня Алиса не обратила должного внимания на великана, взглянула в зеркало и разрыдалась – незакалённая сталь.

Рост уменьшился, внешность изменилась, как сосулька в солнечный день.

Вместо прежней гордой графини Алисы – ну, недолго гордилась, – в зеркале (без чёрта и без Ангела за плечами) отражалась сдобная, с избыточным весом, краснощёкая коротышка в белом парике с косицей, а в косице – нож финский.

Алиса из зеркала жеманно улыбалась, робела, носком бальной туфельки водила по звезде Давида, начертанной на заплеванном граните.

— Ох! Люди добрые, да что это делается, неосознанное? – графиня Алиса заголосила, оглянулась – нет ли врага за спиной, с воспалённым взором снова взглянула в зеркало, надеялась на шутку Судьбы. – Небо мне нужно с отрадными китайскими обезьянами на облаках!

Где принципы построения нового общества, в котором каждая девица – добродетельна, умна – на арфе играет, на скрипке пиликает, ножку в балете высоко понимает, но без гама и шума французианских балерин, которые в поднятии ноги выше головы выгоду себе ищут, а не славу Государству.