Повести и рассказы

Только что после этого прилунилось, родимый ты мой? — такая беда, такая сокруха, что и на поди… Гриша… то-то молодость, обыкновенно, неопытность — незнайка… что бы так, того… а то… видишь ли — он, Гриша-то, горевал, горевал по брату да по отцу-то,— ну, вдруг, Как узнал, что деньги нашлись, что Петруша изведал напраслину, думать, думать, да и задумал… о, ихма, ихма… Ну, я тебе баяла, что он почитай со мной не сидел дома, а бродил невесть где. Вот однова сижу я долго вечером,— пряла; сижу и думаю: “Где ж, мол, это Гриша? бывалыча, он приходил ужинать, а теперича давно ночь на дворе — его нет. Да сем, думаю, закушу одна; ему оставлю”. Только я и поужинала без него, убралась, стало быть: потушила лучину, а сама легла спать. Признаться, мне тогда вовсе не спалось: дума одолела, и тут же зубы болели; так, бывалыча, и ноют… Вот лежу я, не сплю; уж за полночь дело, слышу: кто-то колотит в дверь, так колотит, что вся изба трясется; поднимаю голову: пуще, пуще… Сейчас вскочила я, вынула из горнушки лаптенки; пока обулась, пока что… никак ничего не сыщу. Выбегаю в сени, отворяю: что ни есть мочи кричит какой-то мужик: “Бабка! твоего сына поймали!..” — “Где поймали, как?” — “На барских скирдах… поджигать хотел.— Ну!..”

— Что это ты такое рассказываешь, Кузьминишна,— входя в избу, сказала дворничиха.— Вот тебе творожку и молочка. Возилась, возилась, тряс ё расшиби…

— И-и, желанная ты моя! дай бог тебе здоровье, касатка моя,— воскликнула старуха, с неизъяснимым выражением благодарности глядя на горшок с чашкою в руках хозяйки.

— В закутах грязь какая ужастенная… проходу совсем нетути. Как ты пойдешь, Кузьминишна? дождик полил словно из ведра.

— О-о…— произнесла старуха, покачивая головой.— Небойсь сильный?

— Да, силен. Что ж это Иван Осипыч так и не пошел в горницу; ишь растянулся. Иван Осипыч, Иван Осипыч! — толкая купца, твердила дворничиха.— Прусаки вас тут поедом съедят.

— Аль он заснул?—спросила старуха.

— Да, вишь, как заснул, и не растолкаешь. Иван Осипыч, Иван Осипыч, эй, Иван Осипыч!

Дворничиха дотолкалась-таки до того, что купец забормотал: “Рассказывай, рассказывай! я слышу”,— и повернулся к ней спиной.

— Вестимо, намаялся, сердечный,— проговорила старуха.— Чай, все в дороге да в дороге, нешто она шутит?

Через минуту старуха, попрощавшись с дворничихой, вышла из постоялого двора.

1858

ПОРОСЕНОК

— Вот к слову пришлось, Аксинья Тихоновна, про воров-то… дом-от яма, гляди прямо… У одного мужика была лошаденка, лядащая такая: все, бывало, на огородах и днюет и ночует. Приходит к ней вор ночью. Видит, нечего взять, живот плетень плетнем, ног не волочет. Подумал маленечко, да и говорит: “Сем, штуку выкину”,— и зажег ей хвост. Как ты думаешь?.. известно, лошадь со всех ног бросилась куда глаза глядят. Вор за ней, кричит: “Берегись!..” — а огонь так и развевается.

— Царь небесный!..

— Да-а-а!.. вот что делают озорники. Говорит пословица: “Кошке игрушки, а мышке слезки”.

— Точно-с… точно-с… Что же, Федосья Николавна, лошадь-то жива осталась аль уж где?..

— Жива… поди! на другой день ноги протянула.

— Грех какой!..

— А вечор она убежала на большую дорогу. Там ее и нашли. Говорят, ехали о ту пору чьи-то господа, глядят: что за полымя такое?.. Верно, салом каким намазал, разбойник: долго горело… Это лошади господские как увидали, что мчится огонь навстречу, так и бросились в сторону, насилу кучер сдержал.

— Насилу сдержал… чего не бывает, Федосья Николавна, на белом свете! Я думаю, это все по злобе… Вот тоже, говорят, в Осинках, когда еще покойник был жив, мерина удавили…

— Воры?..

— Полагают, что воры. А вестимо, дело божие… под самый перемет подпихнули-с… вон как!..

— Э! не скалозубят ли, Анисья Тихоновна? вор скореича сведет животину долой со двора, чем того…

— Думают, так точно сделалось… одначе кто знает? А вот, Федосья Николавна, я вам расскажу сущую правду про вора… Со мной случилось… Только никакой особенности не было… украл, и вся недолга… про поросенка-с… Ей-богу! Сказать?..

— Ну-ко, ну-ко… я послушаю.

— Извольте послушать. Знаете, у меня прежде, при покойнике, существовали свиньи, то есть как снег белые,— господь с ими,— таких завсегда поросят жаловали, что ни на есть самых лучших: с дивушки дашься; провалиться, не вру…

— Я помню…

— Право-с. Теперь, стало быть, поехала я, осенью, поросят продавать в город В… я, и Агап мужичок со мной… поросятенок пяток всего взяли. Вот, мать моя, приехатчи в город, сейчас остановились на хлебной площади. А народу там, знаете, в базарный день бесчисленное множество-с… додору нет. Вы, чай, бывали там?..

— Как же, бывала.

— Хлебушек продавали-с?

— И хлебушек продавала, и по разным оказиям всяческим…

— Так изволите видеть: остановились мы на площади, отпрягли лошадь. Агап мне говорит: “Анисья Тихоновна! я пойду ведерочек купить”.— “Поди, говорю, поди купи”. Он и ушел.— Слышите? осталась я одна: села на телеге с плетушкой и сижу с поросятами. Вокруг меня эвто торговки всякие с пирогами, с грушей горячей, мужики, купечество разное, с посудой, кто с чем. Я взяла подтыкала платье-с и села, ожидаю покупателей.— Вскоре, сударыня ты моя, подходит ко мне купчик молоденький такой, щеголек, подходит и спрашивает: “С какими товарами?” — “С поросятами”, говорю. “Покажи”. Я открыла плетушку. Он вынул одного и осведомляется касательно цен. “Как цена?” — “Без лишку: полтора рубля”.— “Таких, говорит, цен нонеча не бывает, а ты скажи настоящее”. Я говорю: “Уж для почину, так и быть, рубль с четвертью”. Он вынимает кисетик и выкладывает мне. Пересчитала я, “так точно-с”, говорю, и перекрестилась. Подходит другой покупатель, также полюбопытствовал товар, спросил цену и отдал денежки. Гляжу-с, идет третий, Федосья Николавна. Идет в синей поддевке, худощавенький, на лице у него шов. А глядеть; честный. Право-с. Как раз подходит и осведомляется: “Почем поросята?” — “Рубль с четвертью”. Знакомых же, сударыня моя, вокруг меня никого нет. Засим говорит такие речи (прасол он, что ли, какой): “Держи гривенник задатку, остальное сейчас принесу”. И пошел. Я сижу. Годя немного, друг ты мой, вижу, он идет обратно.— “Что, цел, говорит, поросенок, которого я торговал?” — “Цел, милый человек; как давича двоих продала, только и есть, опричь никто не брал”.— “А цел гривенник?” — “Цел-с”,— и показала ему в горсти гривенник.— “Дай его сюда, отвечает он мне, я тебе огулом все деньги отдам”. Я отдала. Полез он после того в плетушку, выбрал поросенка, вытащил его за заднюю ножку и несет… сам удаляется от меня… Я кричу: “Сударь! почтенный человек! куда вы?.. деньги пожалуйте!..” Он издали вопиет: “За мной иди, за мной, дома отдам”. В одну минуту нырнул в народ и исчез, аки прах какой. Что делать, Федосья Николавна? как быть?.. поросят бросить не на кого; бежать вслед ему не приходится: товар весь растаскают. Я кричу: “Ах, батюшки, заступитесь за вдову: поросенка унес один человек”. Подвернулся тут какой-то мещанин, спрашивает меня: “Чего ты, говорит, тетушка?” Я: “Так и так, поросенка унес один человек, я его совсем не знаю”. Он говорит: “И я не знаю”,— и отошел. Потом подходят ко мне, сударыня ты моя, два молодых юношей, обнявшись промежду собою, и спрашивают: “Что ты кричишь, тетенька?” Я ответствую: “Покража, голубчики мои, сотворилась; не знаете ли сего человека? в синей поддевке?” — “Э! говорят, у него рубец на щеке?” — “Так, так, рубец…” — “Нет, говорят, не знаем”,— засмеялись и ушли.

— Бедовые!.. тут держи ухо востро да востро: с ног смотают,— женское дело…

— Именно с ног смотают, мать ты моя родная…

— Ты бы жаловаться скорее… чего ж смотреть?

— Вот-с извольте дослушивать, Федосья Николавна. Я, конечно-с, намеревалась жаловаться. Ведь вы сами посудите: мое дело вдовье,— кто мне что припасет?.. Следственно, сами рассудите, по-божьему… Приходит Агапушка с ведерками. Я ему сказываю: “Как нам, Агапушка, быть? — рассказываю ему все,— примета, дескать, такая-то, в синей поддевке…” Только что вы думаете? А Агап его знает… “Эвто, говорит, Анисья Тихоновна, прощалыга надменный, ибо всем известный; я его и дом знаю”. Как раз, значит, уложил ведерки, перепоясался и пошел к нему на дом. “Одначе вряд ли мы, Анисья Тихоновна, разыщем”,— объяснял он мне таким манером. “Почему?..” — “Так как он есть вор, по этой причине вора изловить трудно”.— Но я доказала ему: “Ты хоть посмотри сходи, поросенок с приметой: правое ушко сечено и хвостик в дегтю…” Затем Агап приходит туда, всходит в горницу, сидит хозяйка, что-то работает; а поросеночек по полу ходит… Слышите? дай бог исчезнуть, не лгу… ходит, вот как есть ходит, похрюкивает себе полегонечку… Примерно, Агап ведет такие речи с хозяйкой: