Пыль Человеческая

Рик всегда получал удовольствие от того, чем занимается, а если переставал его получать, то сразу бросал. При этом он всегда знал, как нужно поступать. Конечно, иногда и он испытывал сомнения, но их вряд ли стоит считать муками совести, ибо он быстро выходил на правильную дорогу и уверенно шел исправлять свои ошибки. Он был лидером везде и в тоже время никогда не претендовал на лидерство, подавая голос лишь тогда, когда нужно было не допустить принятия неверного решения. Это знали даже родители. Наверно, так чувствовала себя мать Исуса, признавая вторичность своей мирской задачи. Понимал это и я. И, конечно же, не потому, что был на три года младше. Поверьте, я знаю, что значит чувствовать себя апостолом.

Великолепное окончание университета сулило ему головокружительные перспективы, но, конечно же, он не был рожден для финансовых или карьерных успехов. За год в арендованной нью-йоркской квартире он написал роман, который сразу же принес читать родителям, а к тому моменту, когда через год он был опубликован, написал новый. Он не стал, да, я уверен, и не собирался, Кингом, но уважение определенных кругов и достаточное существование быстро себе обеспечил. И, конечно же, никто не удивился тому, что на четвертом десятке он жил с единственно любимой женой и двумя нереально положительными детьми в собственноручно выбранном доме, пусть и в богом забытой аризонской глуши. И лучшего места в жизни своей я не встречал. Рик всегда был рад видеть тех, кто хотел видеть его и, наверное, мы этим злоупотребляли. Вот уже десять лет, как я ограничивал свои географически-просветительские возможности и каждый отпуск проводил в "Риквилле".

И вот в сорок лет его не стало. И хотя с этим невозможно было смириться, я понял, что уже давно к этому готовился. Подозревал. Ибо иначе у этих богов быть не могло. И это является главным доказательством их существования.

Так он подарил мне жизнь. Или хоть какое-то ее продолжение. И мне хочется верить, что в этом есть хоть какой-то смысл.

Поскольку отца с нами уже давно не было, а мама была больна и не могла покинуть Нью-Йорк, на похороны я поехал один. Это было 13 февраля. А 16-го, когда я сидел за рулем арендованного "Мустанга" в 70 милях от "Риквилля", смахивая с глаз слезы похорон, все закончилось. Закончилось для большинства. Закончилось для Нью-Йорка. Закончилось для моей мамы и для большинства людей, которые для меня что-то значили. Закончилось для сотен, а может, и тысяч городов на этом усталом шарике.

Я открыл глаза и, прежде чем пошевелиться, прислушался. Как всегда. Опасности не чувствовалось. Вчера я чудом нашел хорошее место. Прикрытый леском старый запыленный барак с полуразрушенными стенами в низине. Я натаскал веток и досок для костра, выбрал наименее разваленный угол, загнал туда байк и натянул на уровне колена проволоку с нанизанными жестянками в качестве гипотенузы своего треугольника жизни. Когда-то такой метод я видел в любимом мною сериале "Ходячие мертвецы".

Разведя огонь и сварив кофе - остатки былой роскоши - я вытащил сигарету из, похоже, последней в этой жизни пачки "мальборо". Кстати о сериалах. Помню, как смотрел "Джерико", постапокалиптическую сагу. Смотрел во многом потому, что смотрела Салли, моя девушка, чудное творение из жуткого мира журналистики. Она всегда уверяла, что я похож на Скита Ульриха, игравшего там главную роль. Кто ж мог подумать... Тем более, что реальность окажется во стократ хуже, чем рисовал Голливуд. Хотя ничего удивительного в этом нет. А реальность куда больше напоминает безысходных "Ходячих мертвецов", только без зомби.

Я был в пути уже седьмой месяц. И ни разу еще безысходность не подбиралась ко мне ближе. Теперь я был один. А значит, не мог позволить себе спать - только дремать, прислонившись спиной к надежному углу и положив на колени дробовик. Не мог позволить себе никуда зайти и оставить без присмотра свой "харлей" - ибо без него меня бы уже давно не было бы. Не мог ни на секунду утратить бдительность - а от этого устаешь не меньше чем от отсутствия сна. На носу была осень, а в баке последние литры бензина.

Интересно, как бы себя чувствовал в этом мире Рик? В мире, где не существует никаких правил кроме правил выживания. И где не выжил, похоже, никто, кто бы этого заслуживал. Оружие, патроны, еда, жизнь. Только об этом можно думать. Только за это бороться. Такие как я - мамонты. Может, я последний. Хочется этим гордиться. Хотя гарантий того, как поведу себя за последней чертой никаких. Я - апостол. Я такой, каким, хочется верить, был бы Рик.

Вокруг - звери. Для которых любой человек - добыча. Остальные мертвы. Последних людей я видел с неделю назад на одной богом забытой колорадской заправке. Я десятой дорогой обхожу городки. Потому что в лучшем случае меня туда не пустят. Куда вероятнее - отберут все и вышвырнут на дорогу (таких историй я достаточно наслушался еще в первые месяцы). Не повезет - убьют.

Я пробирался небольшими дорогами и тропами. Но и здесь попадались охотники и фермеры, берегущие для меня запас свинца. Несколько раз меня спасали только железный конь и стрелковые навыки. Хотя в целом Вайоминг - хорошее место. Плюсы: вода, дрова, возможность укрыться. Гипотетически еще дичь. Но, честно говоря, ее я почти не видел, похоже, местные выбили все. А если где-то в кустах что-то вспорхнет - это не про мою душу, в жизни не охотился (кстати, Рик всегда осуждал охоту). Минус один - плохой обзор, опасность за каждым кустом и холмом.

Я пробирался в Бигхорн. Хотя никогда там не был и даже на Дискавери его не видел. Но там у такого одиночки мог появиться шанс. Какая-нибудь избушка. Опять же охота. Я был, как подсказала встреченная табличка, в округе Оушеки, обошел с востока Уэрленд и держал на северо-восток. По-идее оставалось немного, но я уже понял, что последний отрезок придется тянуть на себе все пешком. Причем уже без еды. Только оружие и вещи.

Нужно было собираться. И срочно отключиться от чувства голода. Все-таки пустой кофе не лучший завтрак даже для незамужней маклерши. Похоже, скоро начну собирать ягоды, хотя мои познания в них более чем ограничены. Хуже я разбирался только в грибах и финансовой аналитике.

Выкатив байк, я повел его на свободу. Выбрался из низины и остановился на краю леса.

И тут на меня накатило. Перед глазами расстилалась великолепная холмистая равнина. Еще не показавшееся солнце размешало вокруг удивительный цветовой коктейль, придав пейзажу какую-то киношную неестественность. То, что лежало ниже неровной линии горизонта, окрасилось в преувеличенно густые желто-зеленые тона, резко контрастировавшие с тусклым водянистым небом. Эта завораживающая гринуэевская картина будто разом включила и другие органы чувств.

Я услышал пение птиц и шелест листвы. В нос ворвались пропитанные детством запахи дикой природы. По щекам прокатилось движение воздуха, так, как будто они были свежевыбриты и протерты ментоловым кремом. Все это вмиг ворвалось в голову и оглушило, превратив меня в набор беснующихся знаков препинания.

Ощущение было слишком ярким для взрослого человека. Что-то подобное переживаешь только в детстве, и именно такими вспышками оно остается с нами на всю жизнь. И этот момент, конечно, я тоже не забуду никогда.

Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я взял себя под контроль. Немного. Сев в седло, я закурил неплановую сигарету. С удовольствием глубоко затянулся, заполнив легкие до отказа.

Что-то подобное, наверное, ощущает солдат, когда в прифронтовой зоне воцаряется тишина. Война ушла. И внезапно видишь мир таким, каким он должен быть. Единственновозможно. Кого-то это заставляет плакать, кого-то - улыбаться... Но никак не верить. Ибо верить в это нельзя. Об этом можно только мечтать. Мечтать по ночам, закрыв глаза, если устал считать мертвых вместо баранов.

Слева в миле от меня начиналось поле, желтеющее чем-то, что я решил считать пшеницей. Все остальное пространство было покрыто нетронутой травой. Из-за спины, слегка изгибаясь, выступал лиственный лесок. Впереди часть обзора закрывал небольшой холм. По-хорошему, мне нужно было уходить правее, держась подальше от возделанных угодий, всегда готовых подарить радость общения с двуногим зверьем. Но я знал, что сначала выеду на холм. Наверное, просто для того, чтобы осмотреть всю равнину. Наверное... И, возможно, тогда я бы добрался до Бигхорна.