mediatores

-- Да, и я как раз собирался!

-- Я тебя слушаю очень внимательно! Как звали вторую?

-- Августа.

Арнольд будто еле приметно дрогнул.

-- Ты не хочешь узнать её фамилию, Арнольд? -- спросил я.

-- Пожалуйста.

-- Фамилия её была Шёнграбен.

-- Вон как? Очень интересно. Очень, знаешь ли, интересно. И я тебе подтверждаю ещё раз, что никогда ни о какой Августе Шёнграбен не слышал. Но я весь внимание...

Я приступил к рассказу, который передам как-нибудь в другой раз. Мой друг кивал, хмыкал, делал пометки. Я закончил.

-- Блестяще, -- констатировал Арнольд. -- Просто блестяще. Не поверил бы, если бы не услышал.

Он вылез из-за стола и принялся расхаживать по кабинету.

-- Была у меня гипотеза, и эта гипотеза теперь практически оформилась в теорию. Ты помнишь, что я тебе говорил о границе между художественным воображением и ДРИ? Эта граница проходит по способности отличать реальность от собственных фантазий. Все, кто занимается художественным творчеством, могут это делать. Ну, или почти все, так как патологиями всяческих творцов я специально не занимался. А вот ты не можешь!

-- Откуда такой странный вывод?

-- Оттуда, что Августы Шёнграбен никогда не существовало в природе! Твой ум, услужливо желая мне подкинуть пищу для анализа, вспоминает мою фамилию, во мгновение ока придумывает фиктивного персонажа -- и вот, пожалуйста, целая история создаётся на моих глазах! Многие несообразности этой истории меня убеждают в её фиктивности. События неправдоподобны, диалоги неправдоподобны, характер девушки противоречив!

-- Разве нет людей с противоречивым характером?

-- Само имя неправдоподобно! Что это такое вообще -- Августа?

-- А "Арнольд" для русского человека -- правдоподобное имя?

Арнольд осёкся. Вернулся за свой стол. Поиграл шариковой ручкой.

-- Я тебе больше скажу! -- снова начал он. -- Я не уверен, что и Лина-то существовала, что она -- не такой же фантом. Потому что "Лина", хм! Как-то это очень отдаёт литературщиной, дешёвым немецким романтизмом, что ли. Почему уж сразу не Лорелея? Или Ленора, из "Ворона"! "For the rare and radiant maiden whom the angels name Lenore -- Nameless here for evermore!" -- с удовольствием выговорил он английский текст.

-- Браво, я оценил твоё произношение.

-- Я стараюсь: смотрю фильмы, аудиокниги слушаю! -- похвастался мой друг. -- Мозг надо развивать, это и есть профилактика всяких патологий!

-- Ты не считаешь, что пошлятина ужасная -- этот хвалёный "Ворон"? Масса слов при ничтожном смысле.

-- Считаю, -- согласился Арнольд. -- Но красиво, правда? Кроме того, меня текст и его автор с медицинской точки зрения интересуют...

-- А ещё не кажется тебе, что твои сомнения оскорбляют память об умершем человеке?

-- Память об умершем человеке -- да, а память о фантоме -- больно мне много заботы! -- парировал Арнольд. -- Милый мой, я ведь тебя изначально предупреждал, что ты от меня не дождёшься никакого сочувствия! Я человек и вообще холодный, а во-вторых, сочувствие для терапии -- крайне вредная штука. От слишком большого сочувствия сам станешь ку-ку... Твой мозг наделён способностью создавать фантомы и истово уверяться в их подлинности, это очевидно. Откуда берёт начало эта патология, я пока не понял. Видимо, посредством психогенной амнезии след каких-то событий в памяти полностью зачищен. Но ты не волнуйся, мы до них обязательно доберёмся... Разговор с твоей матерью мог бы многое прояснить.

-- Этого только ещё не хватало!

-- А чего ты боишься? -- удивился Арнольд. -- Ты... неужели думаешь, что я побираюсь к твоей госпитализации и нащупываю для этого контакты с родственниками? Уверяю тебя: и в мыслях не было! Тем более что пока нет оснований...

-- Хорошо, представим себе, что ты найдёшь причину, -- согласился я. -- Развод родителей, скажем, или меня в детстве родители в гневе выкинули из окошка, и я это тщательно "вытеснил". Что ты будешь дальше делать с этим? Как это лечить?

-- Хм! Отличный вопрос. Я думаю, Володя, я ищу, я перебираю варианты. Это и есть врачебное творчество, между прочим... Имеется у тебя дом за городом? -- неожиданно спросил он.

-- У матери есть, она живёт в нём, у меня же никогда не было! -- ответил я, опешив. -- Я же только директор школы, а не олигарх!

-- А у меня есть. Надо ехать по Костромскому шоссе, не доезжая до Нерехты, а потом свернуть на грунтовку. Там деревенька, почти нежилая, и вот, на её отшибе... Участок шесть соток, кирпичное строение, несколько комнат, печка, электричество. Поезжай-ка ты туда, пока не кончились зимние каникулы! Ключ в жестянке, а жестянка в развилке яблони, там что-то вроде дупла...

-- Это ещё зачем? -- поразился я.

-- Поезжай и телефон отключи! Для максимальной изоляции от внешних контактов.

-- Из-за моей опасности для общества?

-- Нет, для успешной реминисценции, -- терпеливо пояснил Арнольд. -- Поезжай -- и веди дневник. Мне фантастически интересно знать, будет ли твоя альтернативная личность в этих условиях прогрессировать или наоборот, пропадёт. Но помимо всего, такая изоляция, бедность внешних впечатлений -- это способ активизировать глубинные слои памяти. Конечно, при известном усилии пациента! Со мной, разумеется, нужно сохранять связь, это -- обязательное условие. Я бы поехал с тобой, но я даже в каникулы завален частной практикой по горло. Кстати, -- спохватился он, -- у меня ещё одна консультация через пятнадцать минут! Мы почти два часа сидим...

-- Я подумаю... -- дипломатично отозвался я. Никакого желания у меня не было ехать куда-то в глушь, чтобы в этой глуши ковыряться в собственных детских пелёнках.

-- Подумай, а схему проезда я тебе сегодня пошлю письмом! Электронный адрес у тебя всё тот же?

-- Всё тот же... Если твоя реминисценция не поможет -- тогда что?

-- Тогда? -- Арнольд задумался. -- Тут, при терапии ДРИ -- если речь идёт о ДРИ, конечно -- есть две принципиальные стратегии. Или как бы сборка нескольких личностей в одну, так называемая фузия, или разотождествление.

-- Как ты представляешь себе сборку в моём случае? -- скептически спросил я. -- Кем я должен стать: муже-женщиной? Трансвеститом? "Голубым", может быть?

-- У меня нет никаких предубеждений против "голубых"! -- с известным высокомерием отозвался Арнольд. -- Мне кажется, лучше иметь нетрадиционную ориентацию, чем психическое расстройство.

-- Ну, спасибо тебе на добром слове! Что там с разотождествлением?

-- Не за что. Твою альтернативную личность требуется объективировать, как бы отделить от тебя...

-- Как именно?

-- Посредством аутотренинга, может быть... Вообще, твой случай крайне интересен. Я не говорю об уникальности в мировом масштабе, в литературе описаны гораздо более увлекательные вещи, почитай "Миллигана" или "Сибиллу", но в моей личной практике ты уникален, я уже говорил. Ты не против, если я сокращённое изложение твоего анамнеза и терапии включу в свою докторскую? Имя изменю, конечно, об этом не беспокойся.

-- Пожалуйста! -- отозвался я с прохладцей. -- Всегда рад помочь, доктор. Как говорится, чем можем...

XVII

Эта вторая беседа с Арнольдом меня опустошила. Опустошила физически: я еле мог вести автомобиль. Я открыл сокровенное -- а меня безжалостно препарировали, вывернули наизнанку, распотрошили и к каждому потроху прицепили ярлык с латинским названием. Что значит "не было Лины"? Или я, по его мнению, вовсе из ума выжил?! Может быть, и Арнольда тогда нет? Может быть, окружающего мира тоже нет, а я подобно Браме нахожусь в безвоздушном пустом пространстве?

Но что мне делать, если действительно не было Лины? Что если я действительно потерял способность отличать реальность от фантазии? Профессионалам нужно доверять...