mediatores

"Ни в коем случае ему не нужно доверять! -- взволнованно произнесла Аврора. -- Арнольд -- материалист, и видит только вещественное, а поэтому правды он никогда не увидит!"

"Почему бы и мне не видеть только вещественное? -- откликнулся я. -- Чем так уж плох материализм? Мне тридцать один год, пора расстаться с некоторыми фантазиями!"

"Да потому, что есть я у Тебя!"

"Ты? Но кто Ты, Аврора? Снова Ты ответишь, что Ты -- утренняя заря моей жизни?"

Собеседница грустно молчала.

"Скажи мне, пожалуйста: существовали известные, гениальные люди с таким же, как у меня... феноменом?" -- спросил я.

"Конечно!"

"Кто же? Я потому спрашиваю, что пытаюсь оценить, благо ли это или всё-таки нездоровье..."

"Я отвечу, хотя это и есть их тайна... Нескольких имён достаточно? Ганс Христиан Андерсен. Льюис Кэрролл. Афанасий Афанасьевич Фет".

"В самом деле? -- поразился я. -- Вот, значит, откуда гениальная поэзия этого русского немца! Но только я -- не поэт. Так зачем мне то, без чего огромное большинство людей прекрасно существует?"

"Откуда Тебе известно, поэт ли Ты? Ты говоришь о себе как о старике. А меж тем у Тебя так много лет жизни впереди!"

"Прекрасной жизни! Если Ты -- моя Бессмертная возлюбленная, Аврора, то возлюбленную мне хотелось бы видеть своими глазами, общаться с ней как с реальной девушкой, а не в своей голове!"

"Реальных девушек у тебя целых две".

"В самом деле! -- саркастически ответил я. -- Верно, как я позабыл!" "Разве Аврора виновата в том, что мои девушки такие, какие есть? -- тут же пришла мне в голову мысль. -- Интересно, читает ли она мои мысли, которые я думаю отдельно от неё? Надо будет спросить при случае..."

Возвратившись домой и наскоро пообедав чем-то, я повалился спать: ничего мне не хотелось, ничто не вдохновляло.

Спал я долго, и виделось мне во сне что-то смутное, тревожное. Проснувшись, я обнаружил, что короткий зимний день давно кончился, за окном стемнело. Шёл снег, редкостная тишина ощущалась во всём доме. Что-то новое, особое чувствовалось в воздухе. Что-то незнаемое за то время, пока я спал, явилось в моей жизни, только никак я не мог понять, на радость или на беду пришло это незнаемое.

-- Надо позвонить кому-то и выяснить, что, чёрт побери, случилось, -- произнёс я вслух. В этот момент мой телефон и сам зазвонил. На экране отразился номер Арнольда.

С некоторым страхом я нажал на кнопку ответа: мне отчего-то показалось, будто мой друг звонит, чтобы сообщить, что согласовал с родственниками мою госпитализацию.

-- Да? -- хрипло сказал я в трубку.

-- Слушай меня внимательно, -- начал Арнольд без всяких предисловий. -- Сегодня я встретился со своим братом...

-- А у тебя есть брат?! -- изумился я.

-- Да! Ты не знал? -- поразился Арнольд в свою очередь, искренне или притворно. -- Так вышло, что я ему рассказал о твоём случае...

-- Ты нарушил врачебную тайну!

-- Послушай, он же мой брат всё-таки! Кроме того, человек исключительно порядочный.

-- Как его зовут?

-- Аркадий, то есть Аркадий Иванович: он меня чуток постарше... А он мне, в свою очередь, рассказал кое о чём, пригодном для твоей терапии.

-- Хм! -- скептически хмыкнул я.

-- Видишь ли, есть определённая группа людей, которые профессионально занимаются объективацией человеческих, э-э-э... мечтаний, мыслей и прочих элементов мышления, включая альтернативные личности. Что-то вроде театра... правда, он не посвятил меня в подробности. Это могло бы тебе помочь, я считаю. Хотя доля сомнения у меня остаётся...

-- Что это за группа? Каким образом они "объективируют", если пользоваться твоим выражением?

-- Я повторяю, подробностей он не рассказал. Думаю, он расскажет всё сам. Он уже едет к тебе.

-- Ко мне?!

-- Ты можешь, конечно, не пустить его на порог, но я бы на твоём месте как минимум его выслушал и подумал, не стСит ли рискнуть...

"Да, -- убеждённо произнесла Аврора. -- Да, да, да!"

Странно это выходило: моя болезнь соглашалась с моим врачом, поневоле заставляя забеспокоиться о том, что что-то здесь не так: то ли врач -- не самый хороший врач, то ли болезнь -- не болезнь вовсе.

Додумать эту мысль до конца я не успел: позвонили в дверь.

XVIII

Аркадий Иванович оказался мужчиной средних лет, исключительно похожим на Арнольда. Только вот голос у него был другим, и манера держаться, мягкая, интеллигентная, почти заискивающая, -- тоже иной, и осанка была вовсе не прямой и горделивой, и седина в волосах имелась (видимо, "чуток постарше" было преуменьшением). Ах, да: ещё он носил очки. В одежде (джинсы, невзрачный свитер на рубашку: так, пожалуй, выглядят школьные учителя или какие-нибудь библиотекари районных библиотек на отдыхе) он тоже отличался от всегда одетого почти с шиком Арнольда.

Разумеется, было бы крайне бестактно разворачивать гостя на пороге, да и не виделось мне в этой интеллигентной фигуре никакой опасности. Я предложил Аркадию Ивановичу пройти и усадил его в одно из моих двух кресел. Этим креслам, унаследованным от мамы, было верных тридцать лет. Кресла я поставил под прямым углом друг к другу, между ними, в угол комнаты -- тумбочку, на которую взгромоздил цветочный горшок с фикусом, таким рослым, что он больше напоминал маленькое деревце.

-- У Вас тут очень уютно, Владимир, э-э-э... Николаевич, ведь верно? -- произнёс мой гость, озираясь. -- Этакий чудесный оазис позднесоветского стиля...

-- Вы думаете? -- улыбнулся я. -- Моя невеста этот позднесоветский стиль терпеть не может. Он ей кажется рухлядью, достойной только свалки истории.

-- Ничего плохого не хочу сказать о Вашей невесте, но, может быть, это всё идёт от несамостоятельности мышления? Молодые девушки легко повторяют за другими людьми общие места...

-- Золотые слова, Аркадий Иванович! А особенно скверно, когда эти общие места им кажутся их собственными убеждениями...

-- Как точно сказано! -- согласился она. -- А это ведь ещё Достоевский, помнится, подметил: в "Бесах", в характеристике студентки-нигилистки на революционном сборище у Виргинского...

-- Да, наверное... Ваш брат мне по телефону сказал о некоей... терапии, которую Вы будто могли бы предложить.

-- Я? -- гость с удовольствием рассмеялся. -- Я совсем не похож на терапевта! Скорей, я могу выступить посредником между Вами и определённой группой людей, которые, э-э-э...

-- Что-то вроде театра, я слышал? Извините, что перебиваю.

-- Это не совсем театр, хотя Вы правы: театр к этому имеет отношение, а именно наш первый национальный русский театр.

Я поднял брови.

-- Я вижу Ваше удивление, -- поспешил продолжить Аркадий Иванович, -- но то, что я Вам собираюсь предложить, звучит настолько невероятно, что я обязан начать издалека... Вы знаете, что я с большим удовольствием ознакомился с Вашей работой?

-- Э? -- глупо выдавил я.

-- Кандидатской диссертацией! -- пояснил гость. -- Мой брат мне её прислал...

-- А он её откуда раздобыл?

-- Говорит, что нашёл в Сети в открытом доступе. Стиль несколько шероховат и восторжен... но в целом меня восхитила Ваша добросовестность, количество изученных источников и общеисторическая эрудиция. Вы зря ушли с академической стези! Ну, это чисто моё личное мнение... Вы, надеюсь, мне извините эти замечания, Владимир Николаевич? Я ведь Ваш коллега, то есть в прошлом коллега. Я одно время преподавал историю в государственном университете.