mediatores

-- Ну уж! -- нахмурился я этому замечанию.

-- Не "ну уж", а течёт! Как ты считаешь, Оля: должен человек наконец и о себе позаботиться или нет?

-- Конечно, конечно, Мария Владимировна! -- с готовностью отозвалась моя невеста.

-- Так ты повлияй на его, повлияй! Идеалы -- я понимаю, конечно, но не вечно же жить словно Сухомлинский. Ты Сухомлинским будь, а стояк поменяй!

-- Кто такой Сухомлинский? -- наивно вопросила Оля: она, видимо, фамилию великого педагога до того не слышала и этого вовсе не стыдилась.

-- Так, так... -- кивал двоюродный брат. -- А откатики берём, Володя?

-- Фу, Тёмка, какой вопрос противный! -- воскликнул я, слегка краснея. -- От тебя особенно!

Общий смех.

-- Не бойся, я ж по-родственному спрашиваю, ха-ха!

-- Ничего не скажу тебе, не мечтай.

-- Берём, берём, значит...

-- Хорош уже, Артём, хорош! -- шикнули на него с двух сторон мама и дядя Николай. -- Не порть людям праздник!

Следователь шутливо поднял руки. Потом и вовсе приставил их к голове, изображая уши:

-- Молчу, молчу! Я серый зайчик-побегайчик!

-- А я вот считаю, -- глубокомысленно изрекла Оля, -- что в нашей стране... Извините, Серый зайчик, не перебила Вас, нет? (Спрошено было с некоторым вызовом.) ...Что в нашей стране развивающаяся экономика, и откаты -- часть этой экономики. Поэтому выламываться из этой системы как бы даже неприлично. Не говоря о том, что небезопасно. Я бы в любом случае не стала...

-- Умна у тебя невеста, Володька! -- расхохотался дядя Николай. -- "Я бы не стала..." -- да тебе ещё и не дадут! -- Оля насупилась, все, кроме неё, рассмеялись, и я тоже не мог не улыбнуться. -- Ну, не обижайся, красавица... Давно вы познакомились-то, Вов?

-- На работе познакомились, нет? -- уточнил Артём.

-- Нет! -- буркнула Оля. -- На работе у него другие знакомые! Леночки всякие...

Глядя на её хмурую мордашку, все вновь рассмеялись.

-- Только наша Оля им всем быстро даст отлуп, да? -- проговорила мама сквозь смех. -- Ну-ну, молодцом, так держать!

Так разговор продолжался с пятого на десятое, предсказуемо не блистая "ни чувством, ни поэтическим умом, ни красноречия огнём, ни общежития искусством". После выступления Президента и курантов беседа естественным образом переключилась на политику, и Оля, к моему огорчению, выявилась в ней заядлой либералкой. Впрочем, не совсем так: она безапелляционно высказывала либеральные догмы как конечные общеизвестные и не терпящие сомнения истины, чтобы через пять минут выдать что-то достаточно консервативно-патриотическое. Сообщала, например, что "в Украине" Россия ничего не забыла, а несколько позже поддерживала плановую экономику, горевала о распаде Советского союза, с которым мы все потеряли так многое, и при том, кажется, не замечала вовсе, что горюющие о Советском союзе сожалеют об империи, что имперское мышление никогда не поощряет независимость окраин и что советскому человеку даже в ум бы не вошло говорить "в Украине", что одна мысль, следовательно, противоречит другой. Всё ей произносилось, похоже, с чужого голоса, всё -- с равной убеждённостью. Говори с убеждённостью -- и сойдёшь за человека с убеждениями, с грустью подумал я. Только вот зачем молодой девушке обязательно демонстрировать политические убеждения? Чтобы мужчинам нравиться? Или для того, чтобы саму себя уважать? А разве самоуважение девушки зависит от того, сколько чужих мнений, маскирующихся под неоспоримые истины, она произнесёт? Впрочем, зря я: Оля ведь искренне верит во всё, что говорит. А вот возьмём, например, Лену: есть у Лены политические убеждения? Не замечал ни разу... Елена Алексеевна, верно, стыдится попасть впросак с умными людьми, защищая коротенькие истины-носительницы полуправды (а вот Оля хоть раз за разом попадает впросак, ничуть не стыдится), или просто ей это малоинтересно. Такая позиция выглядит честней, но и бледней, конечно. Там, как известно, хорошо, где нас нет. Сейчас тоскую о Лене, а сидела бы она здесь бледной мышкой, улыбалась бы уголком рта там, где остальные от смеха сгибаются в три погибели, -- затосковал бы, как пить дать, об Оле с её живостью и естественностью. Может быть, ни одну из них я, по сути, не люблю, оттого и выбрать не могу? Может быть. Но не пора ли остепениться и перестать искать небесных дев? Мне ведь жена нужна, а не бесплотное облако. Облака же -- скопления воды, как известно, и больше в них ничего учёные не обнаружили.

Под конец застолья (Валерия Никитична ушла спать, у дяди Николая тоже слипались глаза) я вовсе загрустил. Артём это приметил зорким следовательским глазом.

-- Что кислячишь, Вовка? -- обратился он ко мне.

Я усмехнулся:

-- Я не "кислячу", а просто грустно стало.

-- Что так?

-- То, что нас за столом пять человек, все -- разных возрастов, и молодёжь тоже есть. Говорят, молодёжи свойственна наивность, но кроме неё, ещё идеализм, поэзия -- а где у нас идеализм, где поэзия?

Оля что-то вопросительно промычала, пережёвывая курочку. Прожевав, отчётливо произнесла:

-- Я не поняла: это было камень в мой огород? Я, Володя, наверное, должна на табуреточку встать и читать стишок? Извини, я не подготовилась! Попроси Лену: она, наверное, всегда к этому готова!

-- Да кто хоть такая эта Лена, расскажите мне уже, наконец! -- возопил Артём на общее веселье.

-- Лена -- это то, что все мужчины иногда делают глупости, -- назидательно промолвила мама. -- Но мы ведь, Оленька, не будем злопамятны, правда?

-- Согласна, Мария Владимировна: я вообще не злопамятная! -- Оля тут же подцепилась на крючок честолюбия. -- Я вообще считаю, в отличие от некоторых, что злопамятность -- дурное качество!

Дядя Николай объявил, что отправляется "баиньки", и мама пошла вместе с ним хлопотать о постельном белье для него и для Артёма (в её доме было шесть комнат, всем гостям должно было хватить места). Мы с Артёмом принялись убирать со стола. Мама, вернувшись, поманила меня в сторонку.

-- Тебе с Олей в одной комнате стелить? -- вполголоса спросила она.

-- Лучше в разных.

-- Вот так здрасьте: где же я разные найду?

-- Ну, в кладовке мне постели, на полу!

-- Володька, перестань блажить! Милые бранятся -- только тешатся. Оленька, брось мыть, я всё помою! -- громко обратилась она к девушке. -- Пойдём лучше, я тебе вашу комнату покажу...

Я вышел на крыльцо, чтобы глотнуть морозного воздуху, поглядеть на звёзды, послушать дальний лай собак, подумать о житейском. Когда вернулся в "нашу" комнату, Оля уже демонстративно спала, отвернувшись к стенке. Я залез под одеяло и лёг рядом, даже не подумав её касаться. Затем, убедившись по дыханию, что девушка действительно крепко заснула, неслышно выбрался из-под одеяла, разыскал шерстяной плед и, завернувшись в тот, улёгся на полу. Мало ли что ночью войдёт в сонную голову!

VII

-- Ты можешь перебраться на кровать, -- сухо сказала мне Оля рано утром.

-- М-м-м, -- промычал я и продолжал спать.

Проснулся я в итоге позже всех и когда вышел к общему завтраку, меня встретили шутливыми комментариями.

-- Я не высыпаюсь, -- пояснил я хмуро. -- Не знаю, Артём, как ты, а я в будни не высыпаюсь.

Хотел добавить ещё что-то, но воздержался: меня всё равно никто не слушал. Дядя Николай завладел общим вниманием, рассказывая что-то потешное.

Позавтракали -- и все собрались в город. И то: "УАЗ-Патриот" даже для пятерных просторен.

По пути Артём вдруг, ни к селу ни к городу, принялся рассказывать "случай": историю о том, как его коллега "накрыл" заведующую детским садом и успешно превратил доследственную проверку в уголовное дело. Та самая заведующая как будто подделала протокол родительского собрания. Казалось бы, нарушение невеликое, но какой умысел за ним скрывался, какой умысел! Предлогом для всего этого рассказа было то, что он меня, тоже муниципального служащего, стремился предупредить и предостеречь от небрежностей, а то гляньте, мол, в экий переплёт по беспечности может угодить человек. Спасибо за заботу, конечно, только вот меня почти физически тошнило от этого рассказа, от энергично-настойчивого обвинительного тона моего двоюродного брата, от его профессиональных словечек, да и просто от этого выражения "преступный умысел", применённого к моей коллеге. Вот уж, правда, нашли опасную преступницу и главаря преступной шайки! Орден повесьте себе на китель! Оля, впрочем, к рассказу проявила живой интерес. Валерия Никитична тоже время от времени вставляла своё "очень умное" словечко.