mediatores

-- Поня-ятно всё теперь, -- протянула Оля, вновь по-русски, и обе молчали всю оставшуюся дорогу до моей городской квартиры.

-- Володя, мы обе поднимемся, -- сказала Оля, когда я припарковал машину у подъезда. Не спросила, а сообщила о своём решении.

-- Конечно, что уж там, -- буркнул я.

Все мы прошли и расселись у меня в кухне на стареньких табуретах. Все всё понимали, а кому теперь начинать говорить, было неясно, непонятней же всего было, о чём сейчас говорить.

-- Скажи нам хоть что-нибудь! -- предложила Оля наконец.

-- Я не знал, что так выйдет, -- хмуро пояснил я. -- Само как-то сложилось. Вечно я так жить не собирался, не думайте.

-- Меня, значит, на Новый год ты не пригласил? -- с неприязнью уточнила Оля. -- Выходит, я сама, дура, виновата, что напросилась?

Я пожал плечами.

-- Я никого не держу, -- добавил я с подобием раскаяния. -- Вы обе обижены, наверное, поэтому делайте, что находите нужным.

-- Очень благородно! -- иронично прокомментировала Оля. -- "Что находите нужным..." Мы теперь должны, видимо, обе уйти, не вынеся такой подлости, да? Ты этого хочешь?

-- Я, наверное, действительно пойду, -- пробормотала несчастная Лена. Пока ещё транспорт ходит...

Оля смерила девушку странным взглядом. Хотела что-то сказать, но удержалась. Видимо, решила, что проявлять сейчас великодушие к сопернице -- себе дороже. Лена между тем очень быстро оделась и вышла, закрыв за собой дверь. Я выскочил за ней.

-- Позволь мне хотя бы отвезти тебя домой, -- предложил я.

Стоя на лестничной площадке, Лена неслышно плакала, спрятав лицо в ладони. Помотала головой, не отнимая рук от лица:

-- Нет, нет! Я вызову такси...

-- Я её не ждал, честное слово!

-- Да, я поняла... -- всхлипнула девушка. -- Но ведь ты с ней не прекратил отношения, когда уже со мной... И ты считаешь, так можно? Почему ты... Почему я говорю Вам "ты"? Владимир Николаевич, извините, мне пора!

И Лена была такова. Я вернулся в квартиру с тяжёлым сердцем. Оля, скучая, водила пальцем по узорам на скатерти. Бросила на меня недовольный взгляд.

-- Желаешь закатить скандал? -- остудил я её раздражение. -- Я скандалов не люблю. И, знаешь, не в таких мы близких отношениях, чтобы позволить тебе закатывать скандалы. Не семь лет прожили вместе. Если считаешь, что тебя оскорбили в лучших чувствах, поезжай-ка ты домой тоже!

Оля картинно вздохнула. Подумала ещё немного, помотала головой.

-- Да нет, -- ответила она с достоинством обиженного человека. -- Я не скандалистка: мне, если хочешь знать, вообще всё это противно. Не будем выяснять, кто кого оскорбил, хотя ты держишься так, будто я тебя обидела, и мне непонятно, почему. Ещё и на улицу грозился выставить: вот уж спасибо... Как ты думаешь, хорошо это -- меня посылать домой за три часа до нового года? Я родителям что должна буду сказать?

-- А Лена что им скажет?

-- А Лене твоей раньше надо было головушкой своей думать! И тебе тоже!

-- Что значит "раньше думать"? -- опешил я. -- Я с ней первой познакомился!

-- Не надо! Она просто устроилась в твою школу работать, а ты на неё глаз положил. Это не называется "познакомился". Иди, догоняй её! Ещё не поздно!

-- Боюсь, что уже поздно...

-- То есть я ещё и виновата? -- настырно спросила Оля.

Я махнул рукой:

-- Никто ни в чём не виноват...

-- Ты, выходит, не виноват!

-- Виноват, конечно! Только если винить меня в скрытности, в отсутствии искренности -- я с тобой не должен был завязывать отношений, при полной искренности-то. Тебе тогда надо было сейчас уходить, а не ей.

-- Не вижу связи, -- холодно возразила девушка. -- У вас с ней до меня как будто что-то серьёзное завязалось, что ли? Ты ей что-то пообещал? Если ушла -- значит, и она виноватой себя почувствовала, я так рассуждаю.

-- А если просто из деликатности? Не можешь ты себе этого представить?

-- Не могу. Значит, наверное, не очень хотела. За счастье люди борются, а само оно не приплывёт.

-- Хм, -- невесело усмехнулся я. -- По твоей логике как раз и выходит, что я не виноват: тоже ведь просто-напросто "боролся за счастье".

-- Я тебя особенно и не виню, -- согласилась девушка. -- Мужская природа, всё ясно... Да... -- Она вновь вздохнула. -- Мы, наверное, эту историю ещё не раз вспомним...

-- Звучит как "Я не раз ещё тебе припомню...".

-- "Вспомним", я сказала, а не "припомню".

-- Как ты быстро женщиной стала, Оля...

-- То есть? -- она бросила на меня тревожный взгляд. -- Ты в каком смысле? В... медицинском?

-- Нет, в психологически-бытовом...

-- Потому что если в медицинском, то да: я ведь тебе рассказывала, у меня уже были отношения раньше. Это на случай недоразумений, претензий всяких нелепых... Ну что: будем продолжать ссориться? Или как? Побежишь за своей Леночкой?

VI

Я не успел ответить: в дверь позвонили. Я открыл дверь -- ввалились дядя Николай с сыном Артёмом, оба довольные, уже немного подшофе (когда хоть и где успели "клюкнуть"?). Они, дескать, ехали мимо и увидели, что свет горит, так вот, не хочу ли я к ним присоединиться, и (поглядев через моё плечо на Олю), э-э-э, девушка тоже? Потому что, во-первых, метель, к утру наметёт ещё, и на своём "Фольксвагене" я рискую сесть на брюхо, а на внедорожнике не рискую. И, во-вторых, праздник, а если я за рулём и если завтра буду возвращаться, то что ж, и рюмки себе в праздник не позволю? Ну как за ночь алкоголь не выветрится?

-- А ты, Артём, как будешь решать ту же самую проблему? -- уточнил я с сомнением. Двоюродный брат засмеялся в голос, показывая крупные здоровые зубы.

-- Я ведь на служебной, Вовка! -- с удовольствием пояснил он.

И то верно: едва ли сотрудникам ГАИ придёт на ум останавливать тёмно-синий "УАЗ-Патриот" с красной полосой и гербом Следственного комитета России на борту. Это я и без него должен был сообразить.

-- Ты... едешь? -- осторожно спросил я Олю. Та обиженно передёрнула плечами:

-- Конечно, еду! -- подтвердила она. -- ЧтС мне, здесь оставаться?

Неясно было, примирение это или временное перемирие. Не договорили мы с ней, но сейчас, пожалуй, было и к лучшему не договаривать.

Добрались с ветерком: Артём включил проблесковый маячок, чисто из озорства, и в один момент грозно рыкнул в микрофон на внешний динамик: "Водитель "Оки", дайте дорогу следственным органам!"

Снова приветствия, объятия, восклицания на крыльце. Про Лену никто не вспомнил (а если кто и вспомнил, не подал виду). Скверно вышло, думал я: у меня, положим, "лоб медный и совесть карамазовская", да и действительно семейный праздник -- не самое удачное время коллективной исповеди, но вот Оля, прогнав соперницу, и ухом не повела: шутит, смеётся, забавные случаи рассказывает, знакомится с Артёмом... Или она только внешне так, а внутри глубоко переживает? Но если переживаешь, то будь искренней, не устраивай себе веселье, не общайся уж вовсе с родственниками такого скверного, как я, человека!

За столом общий разговор продолжился. Мама шутливо упрекала меня в том, что я на своей работе вовсе запропал и, заботясь о других, о себе совсем не думаю. Артём с лёгким вызовом требовал рассказать, каких значимых результатов я всё-таки добился за время моей службы. Пожав плечами, я принялся перечислять: вот, документацию привёл в порядок, вот, несколько проверок без замечаний прошёл, вот, вышел на втрое место в районе по числу аттестованных на высшую категорию, вот, крышу починил, вот, старые трубы заменил на полипропилен...

-- В школе заменил, а у себя дома не заменит! -- ввернула мать. -- Всё другим, ничего себе. А у тебя дома в ванной тоже, между прочим, стояк аварийный!