Страница 12 из 73
-- Боремся, мы боремся, мы постоянно боремся, -- торопливо и с неудовольствием забормотала завуч, -- но согласитесь, что я не могу просто по причине пола...
-- А я вот могу, -- перебил я. -- Именно по причине пола. И на пол бы я на Вашем месте не ссылался: мы с Вами должностные лица, а пол наш никого не волнует. Я попросил учащегося десятого класса написать мне объяснительную. И тот в бумаге указал, что причиной его курения является то, что вред курения ему классный руководитель никогда не разъясняла. Воспитательной работы не проводилось, одним словом. Похоже, есть серьёзный пробел в этой работе в масштабах всего учреждения! Теперь позволю себе напомнить Вам как лицу, ответственному за организацию всей воспитательной работы в школе, пункт Вашей должностной инструкции четыре-восемь-пять...
-- Вы уже, наверное, и приказ подготовили? -- проницательно уточнила Любовь Георгиевна с еле сдерживаемым гневом.
-- А то, -- подтвердил я.
-- На выговор?!
-- Ну, не на премию же...
-- Я не буду его подписывать, Владимир Николаевич! Это абсурдный, несправедливый, идиотский приказ!
-- В том случае, если сотрудник отказывается ознакомиться с приказом под роспись, -- произнёс я елейным голосом, -- свидетели из числа других сотрудников учреждения удостоверяют факт доведения приказа до сведения сотрудника, а также факт отказа своими подписями. Я Вас в бухгалтерию зачем пригласил, как Вы думаете?
Завуч, развернувшись, энергично вышла и вновь оглушительно хлопнула дверью.
-- Психичка, -- буркнула главбух.
-- Я бы, пожалуй, сейчас на Вас поставила, Владимир Николаевич, -- задумчиво произнесла второй бухгалтер. -- Из расчёта два к одному...
Любовь Георгиевна влетела ко мне в кабинет без стука как раз тогда, когда я вставил приказ на второй выговор с подписями свидетелей в папку-скоросшиватель и, защёлкнув металлические кольца, воскликнул:
-- Красота!
-- На приказ любуетесь? -- перебила меня завуч. -- Вы это специально делаете, Владимир Николаевич?! Теперь я всё поняла, всё!
-- Я тоже кое-что понял, ещё раньше, -- ответил я, сдерживаясь. -- Я вот, например, внимательно прочитал протокол заседания попечительского совета, который Вы проводили. "Обязать директора принять меры по утеплению кабинета географии". Ваших рук дело? Ваших, чьих ещё! Денег в бюджете нет, Вы это не хуже меня знаете. Все деньги мы должны потратить на подготовку к проверке Роспотребнадзора, которая уже на носу. Родители будут ждать пластиковых окон, которые директор по их "решению" просто обязан теперь поставить, иначе он совсем нехороший человек выходит, окон этих они не дождутся, накатают "телегу" в департамент образования, или там в прокуратуру, или в общественную приёмную Президента, куда их фантазии хватит, затем ещё одну, и ещё одну, и слетит Владимир Николаевич со своего места, так? Хорошо придумали, браво. Через неделю проявите ещё одну трагическую оплошность -- а Вы её проявите, не сомневайтесь, я должностную инструкцию хорошую слепил, -- и уволим Вас, любезная, по статье.
-- Владимир Николаевич, Вы не сделаете так!
-- Вы уже второй человек, который наивно полагает, что я так не сделаю. Что-то вот ошиблась первая предсказательница...
-- Только я Вам -- не Ольга Михайловна!
-- Именно! Вы не какой-нибудь делопроизводитель, а замдиректора по воспитательной работе! Новое поколение -- будущее нашей страны! А Вы на этом ответственном посту делаете трагические для детей ошибки, -- произнёс я назидательно-глумливым тоном. -- Нужно ли мне процитировать Вам бессмертную фразу из классики отечественного кинематографа о том, что ошибки учителей незаметны глазу, но в конечном итоге...
-- Перестаньте паясничать, Владимир Николаевич! -- взвизгнула завуч, вся красная от гнева. -- Вам не стыдно?!
Я открыл рот и молча уставился на неё.
Подошёл к двери, выглянул в коридор и, убедившись, что коридор пуст, запер дверь на ключ.
Приблизился к заместителю вплотную -- она даже в испуге на шаг отступила. А мне-то всего лишь нужно было удостовериться, не могла ли она в одежде спрятать включённый диктофон. Нет, негде было его прятать.
-- Ах ты, старая сука... -- произнёс я с наслаждением.
И дальше повалил на свою сотрудницу такую трёхэтажную конструкцию, которую до сих пор краснею вспомнить и, конечно, постыжусь записывать: печатного слова в этой конструкции не содержалось ни одного.
Любовь Георгиевна вначале попыталась что-то гневно-беспомощно возразить. Я, не дав ей сказать ни слова, продолжил демонстрировать владение живым великорусским языком. Я сам от себя не ожидал таких познаний и таких способностей. Я вовсе не душу отводил, а сознательно, расчётливо бил и бил в одну точку. Завуч, прислонившись к стене, глядела на меня со смесью гадливости и ужаса.
Я закончил, наконец, экзекуцию, отпер дверь и распахнул её, послав вдогонку женщине ещё одну непечатную фразу. Её плечи дрогнули. Думаю, что-то я всё же надломил своей матерщиной: вопреки всему, моя соперница была человеком интеллигентным, и уж едва ли раньше на работе слышала в свой адрес слова вроде "старая сука", тем более от начальства.
Через час второй бухгалтер учреждения, коротко постучав, вошла в кабинет и, не говоря ни слова, положила мне на стол написанное заместителем директора по воспитательной работе заявление об увольнении по собственному желанию. Поджав губы, она вышла: не нравилось ей, похоже, как я стал круто закладывать руль, но в свете новых событий каждый сотрудник мог уразуметь: пришло время помалкивать о том, чтС ему в директоре нравится и что не нравится.
-- Победа, -- устало сказал я, открывая сейф и запирая в нём заявление (я не доверял никому и даже опасался, что Любовь Георгиевна выпросит у завхоза под тем или иным предлогом второй ключ от моего кабинета, чтобы похитить со стола заявление, написанное в минуту слабости, но вот от старого железного сейфа ключ был только один). Вопреки ожиданиям, устранение опасного недруга мне не принесло особой радости. -- Где же я теперь найду нового зама по вэ-эр? Хороший вопрос...
VIII
Мне остаётся в рамках первой части рассказать совсем немногое, тем более, что второй, третий и четвёртый год моего директорства я помню не так отчётливо, как первый. Работа несколько приелась мне, в любом случае, она перестала требовать напряжения всех сил. Я, правда, добился кое-каких успехов, если вообще на должности директора можно говорить об успехах, ведь эти успехи со стороны незаметны. Я "выбил" из департамента образования крупную сумму на капитальный ремонт крыши, которую моя предшественница на этом посту получить не могла, хотя крыша потекла уже при ней. Я заменил в учреждении старые и ржавые водопроводные трубы, так называемые "стояки", на полипропилен. Я успешно прошёл плановую проверку Роспотребнадзора и избежал штрафа, да и с Государственным пожарным надзором отделался только предписанием, которое выполнил в указанные сроки. Я навёл отчётливый порядок в документации. Я подстёгивал молодых учителей к активной аттестации и в итоге оказался на втором месте в районе по числу педагогов с первой и высшей квалификационной категорией. Я трудился добросовестно! Но и себя не обижал, конечно. Ни в чём не признАюсь и никаких схем не раскрою (постороннему человеку их знать незачем, а некто на моей должности и сам быстро во всём разберётся, если у него есть голова на плечах), но ведь и автомобиль (бежевый Volkswagen Golf, почти новый) я купил не с одной зарплаты. В своё оправдание скажу, что я не крал "из казны", то есть у государства. Я лишь делал так, что к моим рукам прилипали излишки чужих шальных денег. И то, приговаривал я: с моими обязанностями, с моей ответственностью моя зарплата должна быть, пожалуй, втрое больше! Кстати, все мои коллеги-директорА, с которыми я познакомился на различных совещаниях, были с этим согласны, все поголовно, и ни одного не имелось, который бы не промышлял схожими методами, порой и гораздо более рискованными.