Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 7 из 16



Даже из сжатого перечня тогдашних историко-краеведческих работ нетрудно видеть, что их авторы выполняли вполне сознательно поставленную перед собой задачу – дать массовому читателю понятные, но по возможности научные очерки прошлого отчего края. Причем по всем указанным уже мной, а также многим другим разделам, которые я здесь миную (по геологии, географии, биологии, экономике области) «доклады свои Общество ставит в открытых заседаниях, привлекающих значительное число посторонних, преимущественно из состава учащихся Рабфака, Совпартшколы, старших классов школ второй ступени и местных техникумов, которые в будущем примут участие в исследовательской работе общества, между прочим по исследованию городищ и курганов» [38], – значилось в одном из отчетов КГОК тех лет.

Хотя по части выявления, изучения и охраны археологических и иных памятников истории и культуры успехи провинциальных краеведов выглядят гораздо скромнее. Среди их замыслов значилось: «Произвести разведку курганов, селищ, валов, песчаных россыпей, произвести обмеры и подробные описания их. Учёт всех доисторических памятников, а также исторических, в том числе кладбищ… Произвести раскопки в окрестностях городов Курска и Белгорода. Участие в работе по охране памятников искусства и старины»[39]. Увы, намеченная Булгаковым программа систематического обследования губернии в археологическом отношении оказались выполнена на самую малую долю. Кроме упоминавшихся выше разведок Л.Н. Соловьева вокруг самого Курска, осуществились следующие походы его коллег за вещественными древностями.

Один из них предприняла Мария Николаевна Орлова. Эта юная (1903 г.р.), беспартийная, но сочувствовавшая большевикам особа – крестьянка по происхождению (отец ее, правда, стал ювелиром и антикваром в предреволюционном Курске). Она с 1920-22 гг. состояла в агитотделе здешнего губкома, а за 1922-26 гг. окончила 1-й МГУ. «В 1925-26 гг. работала в области археологии в Музее изящных искусств в Москве. В те же годы производила археологические раскопки в губерниях Московской, Владимирской и Иваново-Вознесенской по открытым листам Главнауки за № № 19, 37, 80» [40], участвовала в описании фондов Исторического музея. Перед нами, таким образом, один из первых в стране специалистов по археологии, уже советской выделки.

Став по возвращению в Курск сотрудницей губмузея, Орлова очень помогла с разбором его археологических, нумизматических коллекций, переполненных в результате массовых реквизиций у «социально чуждых элементов» в годы красного террора. Весной 1927 г. она по сигналу из уезда выезжала осматривать городище и могильник на правом берегу Север-ского Донца, близ Белгорода. Этот памятник вовсю разрушался тогда меловым карьером. Осмотр уничтожаемого мелтрестом некрополя установил его сравнительно поздний характер – XVI–XVII вв. [41]. Участвовала она еще в двух-трех археологических экскурсиях с коллегами по музею.

К сожалению, в дальнейшем М.Н. Орлова ушла из музея на лучше оплачиваемую педагогическую работу. Её высокая по тем временам, редчайшая в провинции квалификация археолога-полевика и музейщика оказалась в родном городе по сути дела невостребованной, а выполненная под руководством В.А. Городцова дипломная работа неопубликованной.

В июле 1928 г. губернию посетили московские профессора В.А. Городцов и Л.Н. Мацулевич, которые по поручению Главнауки и Оружейной палаты обследовали место находки так называемых Суджанских кладов (подробный рассказ о них велся мной в соответствующей главе выпуска 1-го настоящих очерков). С помощью курского уголовного розыска им удалось собрать часть случайно найденных в 1919 и 27 гг. крестьянами с. Большой Каменец драгоценностей эпохи великого переселения народов: золотую шейную гривну с инкрустациями гранатами и цветными стеклами; золотой браслет, украшенный змеиными головками; витую золотую цепь двухметровой длины; серебряный кувшин константинопольской работы конца IV в.н. э., по клейму которого удалось датировать весь комплекс, ряд других ценностей. Проведенные этой мини-экспедицией небольшие раскопки в Каменце, на месте находки, открыли следы приречных погребений готско-гуннского круга в каменном склепе. Место погребения оказалось до основания перерыто ошалевшими от изобилия драгоценного металла крестьянами, так что в культурном слое археологам удалось выяснить немного [42].

Под впечатлением таких сокровищ, вслед за столичными учеными на место той же находки выехали курские музейщики во главе с Л.Н. Соловьевым. Они обследовали побережье Пела в ближней округе села и зафиксировали несколько поселений эпохи бронзы и раннего железа [43]. Тем же летом куряне еще раз выбирались на археологическую разведку – в район р. Оскол, с заходом на полуразрушенный белгородский могильник.



В августе 1929 г. Л.Н. Соловьев и Вячеслав Ильич Стрельский (1910–1983) несколько дней искали археологические объекты по берегам Сейма возле д. Полевой, неподалеку от Курска. «В результате обнаружены были и прекращены хищнические раскопки, дополнена археологическая карта» [44]. А в сентябре они же выезжали по заявке крестьян д. Сапогово осматривать провалы в почве, оказавшиеся вроде сугубо геологическим явлением.

Сын курского чиновника, журналиста и литератора-любителя, члена ГУАК И.Д. Стрелкова-Стрельского (расстрелянного в 1938 г. несмотря на некоторые революционные заслуги), этот юный краевед сделал псевдоним отца своей фамилией («стрельцы» – жители Стрелецкой слободы города). Поначалу он, кроме археологических экскурсий, занимался фольклористикой, соответствующими очерками дебютировал в печати [45]. Уехав получать высшее образование из Курска от греха подальше – в Московский историко-архивный институт, И.Д. впоследствии «достиг степеней известных» – стал настоящим историком, специалистом по источниковедению, доктором наук, профессором Киевского университета, руководил Центральным историческим архивом Украины [46].

В сентябре 1930 г. небольшие раскопки под Рыльском, у с. Сучкина (ныне с. Октябрьское) произвел С.Н. Замятнин (1899–1958), уже тогда весьма авторитетный археолог, научный сотрудник ГАИМК и Музея антропологии и этнографии (Кунсткамеры) в Ленинграде. Будучи уроженцем Воронежа, Сергей Николаевич начинал свой путь в науку, являясь сотрудником Воронежского музея и членом тамошнего краеведческого общества. Еще на рубеже 20-х гг. он приезжал в Курск – проверить старые сообщения здешней ГУАК об «умрихинском мамонте» (см. вып. 2 моей работы), но тогда ему не повезло обнаружить сеймский палеолит. Об аналогичной находке – костей мамонта в Сучкине при земляных работах еще в 1925 г. сообщила в ГАИМК директор Рыльского музея С.К. Репина. Когда Замятнин наконец выбрался сюда изучать это местонахождение, ему помогал начинающий местный краевед А.П. Андреев. Небольшой раскоп принес, кроме остеологического материала, богатую коллекцию кремневых орудий и отходов их производства. По заключению Замятнина, здесь оказалась «вскрыта не обычная картина палеолитического поселения, а скорее следы кратковременного охотничьего лагеря на месте добытого мамонта» [47]. Полувеком позже, в 1986-88 гг. рядом все же оказалась разведана и раскопана С.Н. Алексеевым настоящая стоянка людей каменного века (Октябрьское-2). Тем не менее, именно С.Н. Замятнин в результате своих рыльских раскопок доказал наличие палеолитической культуры в Посеймье [48].

В 1937 г. другой известный археолог (из Белоруссии) – Константин Михайлович Поликарпович (1889–1963) прошел с разведкой на следы палеолита по правому берегу Сейма на всем его протяжении по Курской области, но практически безрезультатно [49]. Как видно, масштабное открытие культуры каменного века на территории Посеймья тогда еще не созрело.

В июне 1929 г. Курский музей «стал перед необходимостью произвести небольшие раскопки в соседстве бывшего Троицкого женского монастыря, где при прокладке водопровода были обнаружены человеческие скелеты. Произведенный по поручению музея т. Соловьевым осмотр места находки, а также раскопка 3 погребений, затронутых канавой водопровода, установили существование в центральной части города: 1) следов поселения, предшествовавшего возобновлению г. Курска в конце XVI в.; 2) следов значительного кладбища, относящегося к XVII в. или несколько более ранней эпохи» [50].