Страница 8 из 16
А 12 ноября 1930 г. курским любителям археологии посчастливилось зачищать культурный слой явно домонгольского периода, открывшийся при строительстве в Профсоюзном саду – на территории посада древнего Курска. Тогда оказались «открыты следы подвала со стоящими в нем тремя корчагами великокняжеской эпохи. Одна из них была извлечена в целом виде и помещена в музей. Эта работа не закончена вследствие наступления морозов»[51], а на следующий сезон – по отсутствию средств и специалистов. Между прочим, похожие находки – большеразмерных сосудов домонгольского периода – встретились археологам под руководством В.В. Енукова, продолжившим уже в 1990-е гг. раскопки в историческом центре Курска [52]. К сожалению, продолжить охранные раскопки здесь в 1930-е гг. курским музейщикам не удалось (ни специалистов-археологов, ни денег на это в музее тогда уже не оказалось).
Кроме перечисленных небольших разведок, несколько еще более поверхностных поисков археологических памятников предпринимали в ту пору уездные краеведы – в Конышевке, Дмитриеве, Медвенке, Щиграх. Все они были связаны с пресечением грабительских раскопок или распашки курганов местными жителями, в условиях НЭПа особо жадными до пахотной земли и ее якобы баснословных сокровищ-кладов. Так, в 1927-28 гг. некто И.И. Булавинцев (о котором мне ничего не известно) обследовал городища у с. Михайловки-Льговской иуд. Снижи.
Надо сказать, официальное поощрение советскими властями массового движения краеведов принесло не только пользу, но и вред археологии. Немало древних земляных насыпей оказалось в 20-е гг. бесполезно уничтожено малограмотными, но самоуверенными «краеведами», особенно сельского да уездного масштабов. К примеру, из Белгородского уезда Курской губернии в ЦБК сообщалось: в одной из деревень «группа крестьян, в главе с бывшим учителем, искала в курганах „бронзы и золота“, под предлогом обратить находку в деньги, чтобы организовать на них какое-то просветительское учреждение. Драгоценных металлов не нашли, вырытые кости, черепа, глиняную посуду, пепел, угли с пренебрежением разбросали» [53]. В самом Курске об этом инциденте, похоже, так и не узнали, как и о многих других, совершенных в том же варварском духе. Самовольных, хищнических «раскопок» случилось в 20-е гг. явно больше, чем десятилетиями раньше или позже, когда политические режимы тоталитаризировались. Усиленное разграбление памятников старины – один из социально-психологических симптомов революционных, кризисных отрезков Новейшей истории России.
За всю «золотую десятилетку» курского краеведения его энтузиастам лишь однажды удалось произвести настоящие археологические раскопки. В 1925 г. сотрудники музея и члены КГОК во главе с Г.И. Булгаковым выбрались-таки на пригородное Шуклинское городище и раскопали поблизости от него курган, да сделали разрез вала и рва. По оценке держателя открытого листа Главнауки на эту экспедицию М.В. Василькова, раскопка кургана «указала на трупосожжение, с урной. Раскопки же вала и рва ничего не дали» [54] – надо понимать, из вещей, а зафиксировать стратиграфию остатков фортификационных сооружений самодеятельные археологи не умели. Поначалу они даже решили, что «Шуклинское городище должно быть отнесено к эпохе позднего неолита», хотя сами нашли на распахиваемом селище железный нож, костяную проколку и лепные черепки, отнесенные их коллегой Соловьевым к финнам.
К сожалению, материалы этой экспедиции опубликованы не были, даже полевой дневник не отложился в фондах, переданных из музея в ГАКО. Документация теперь ограничивается фразой из годичного отчета музея с более точной квалификацией тогдашних находок: «Раскопки кургана у с. Поповки дали новый материал по культуре северян IX–X вв. (установлен обряд погребения, найдены 3 глиняных горшочка)»[55]. Реконструкция же языческого трупосожжения «славянина IX в.» в шуклинском кургане украшала какое-то время антирелигиозный отдел губмузея. Данные этих раскопок приобретают новую ценность сейчас, когда (в 1998 г.) еще один курган той же Шуклинской группы раскопан сотрудниками Курского музея археологии под руководством А.В. Зорина. Эта могила содержала позднероменское, судя по гончарной керамике, рубежа X–XI вв. погребение, сходное по обряду с тем, что изучили первые курские краеведы [56].
Между тем, накануне закрытия КГОК, его руководители (т. е. опять-таки Булгаков и немногие его единомышленники) составили на удивление точный и перспективный список археологических объектов, которые надлежало раскопать в первую очередь. Соответствующий документ заслуживает быть процитированным полностью и нуждается в комментариях историографа. Итак: «План работы культурно-исторической секции Курского общества краеведения на пятилетие с 1929/30 по 1932/33 гг.:
1. Составление и издание археологической карты Курского края – 120 руб. [Подготовлена к печати в Институте археологии (ИА) РАН, A.В. Кашкиным только в 1996 г.; первая часть опубликована в Москве в 1998 г. – С.Щ.].
2. Проведение сплошной археологической разведки по Западным округам ЦЧО – 10 выездов – 500 руб. [Проведена лишь в 1970-е – 80-е годы Центрально-Черноземным отрядом новостроечной экспедиции ИА РАН, некоторыми другими археологами, причем выборочно, пока еще не по всем районам области – С.Щ.].
3. Составление и издание схематического археологического очерка края [Таковым можно считать пока разве что статьи и брошюры Ю.А. Липкинга 1960-х – 70-х гг. выпуска, о которых ниже – С.Щ.].
4. Разработка и издание обзора археологических работ по краю [Подобный обзор предпринят мной в настоящих очерках – С.Щ.].
5. Разработка и пополнение археологических коллекций музея [Эти меры начали осуществляться только с созданием в Курске в 1993 г. самостоятельного музея археологии – С.Щ.].
6. Раскопки археологических памятников в 10 пунктах – 2 000 руб.:
а) Самодуровский курган на водоразделе Оки и Свапы [в планах разведок Посеймской экспедиции КГПУ и КГОМА – С.Щ.];
б) Шуклинское городище близ Курска [шурфовалось и раскапывалось экспедицией ИА РАН в начале 1950-х гг. под руководством Т.Н. Никольской, в настоящее время под угрозой разрушения строительными работами; охранные раскопки одного из уцелевших курганов КГОМА произведены в 1998 г. – С.Щ.];
в) поле погребальных урн у с. Лебяжье близ Курска [раскапывалось экспедицией КГПИ под руководством Ю.А. Липкинга в 1960-е гг., см. ниже главу 4; затем изучалось сотрудником КОКМ-КГОМА Н.А. Тихомировым; в настоящее время под угрозой частичного разрушения строительством моста через Сейм – С.Щ.];
г) поле погребальных урн в урочище Солянка близ Курска [природные всхолмления этого урочища, ошибочно принимавшиеся за курганы, раскапывались В.В. Енуковым в 1995 г.; в качестве рабочего участвовал автор – С.Щ.];
д) Кудеяров городок Медвенского района;
е) „Курган“ у с. Курская Ольховатка;
ж) Ратманское городище близ с. Городища Бесединского района [раскапывалось экспедицией КГПИ и КГОМА под руководством
B. В. Енукова в 1990-92 гг.; рабочим этой экспедиции был автор – С.Щ.];
з) городища близ с. Бушмино [и Гочево – С.Щ.] Обоянского района [раскапывались в 1937, 1939 гг. экспедицией ГИМ и КОКМ под руководством доц. Б.А. Рыбакова; в 1990-е гг. охранные (от кладоискателей и хозяйственных работ) раскопки продолжены экспедицией КГОМА под руководством Г.Ю. Стародубцева – С.Щ.];
и) поле погребальных урн близ с. Хотмыжска Белгородского округа [„В начале 1980-х гг. к исследованию Хотмыжского археологического комплекса приступила Славяно-русская археологическая экспедиция Белгородского педагогического института“[57] под руководством А.Г. Дьяченко];
к) крепость города Курска [укрепления первоначального детинца, а затем и примыкающая к ним изнутри площадка раскапывались в 1990-е гг. под руководством В.В. Енукова [58]; автор участвовал в шурфовке детинца и посада древнерусского города – С.Щ.]» [59].
Как видно из моих комментариев к старому краеведческому плану, почти все перечисленные в нем памятники действительно оказались раскопаны столичными и курскими археологами, но гораздо позднее, в 50-е -90-е гг. А тогда, в раннесоветском прошлом, по мере строительства социализма полевая археология в провинции быстро замерла на отметке, близкой к нулевой. Мизерный бюджет КГОК из года в год сводился с дефицитом и средств на мало-мальски отдаленную и продолжительную экспедицию просто не было. Когда областная плановая комиссия отклонила смету краеведов на очередную пятилетку, перед ними встал вопрос, как и за счет чего можно сократить расходы. В этой ситуации Л.Н. Соловьев, по всей видимости, побоялся вылезать со своей любимой археологией и «обратил внимание на необходимость учета вновь выдвинутых жизнью вопросов и дать им отражение в заявке, включив, например, старую деревню, антирелигиозный вопрос и др.»[60]. Тогда Г.И. Булгаков поступился частью своих заветных замыслов археолога, но не капитулировал вовсе. Признав, скрепя сердце, «что хотя археологический материал не имеет доминирующего значения в намеченном пятилетнем плане, всё же заявку на экспедиционные работы по культуре, истории и этнографии дать надо».