Страница 77 из 79
– Тогда я продолжу, – раздавив в пепельницу сигарету, сказал Ярополк. – Любой из вышеперечисленных признаков, а тем более сумма всех этих признаков, называется маугли-фактор. У всех этих факторов очень сложная система градаций, но все они делятся на две большие группы: положительные и отрицательные. Отрицательные – это понятно: когда ни один из маугли-факторов не проявляет себя никак. Но если хоть один проявляет, значит, пред нами – типичная маугли. Подчеркиваю, типичная.
Ярик снова взял сигарету, но передумал и сунул обратно в пачку.
– До некоторых пор, это всего еще было лет десять-двенадцать назад, все наши маугли гибли. Гибли сразу по выявлении хоть одного положительного маугли-фактора. Гибли внезапно и необъяснимо. Необъяснимо, если только не предположить, что их, так сказать, убирали свои. Фактический материал по маугли стал копиться совсем недавно, когда – внезапно и снова необъяснимо – все маугли начали выживать. Все до единого, понимаешь? Их изучали, исследовали, а они жили. Жили как нормальные люди. И сохраняли при этом все свои маугли-факторы положительными. За несколько лет в России вот таких... – только выявленных, повторяю, лишь только выявленных!.. – уже набирается до полутора тысяч. И это только в России. И число их растет. Очень быстро, лавинообразно. Дело даже попахивает небольшой эпидемией. Наши маугли странным образом кучкуются друг возле друга. Иногда, в самом деле, это кажется настоящей заразной болезнью!
Моя рука невольно потянулась к стакану. Тот был пуст. Бутылка помедлила в руках Ромы, но отдала грамм пятнадцать. Я молча забрал у Ромки бутылку, долил до приличных пятидесяти и выпил. Они промолчали. Точней, промолчал Роман. Ярик продолжал говорить:
– Короче, дело становится довольно серьезным. Слишком серьезным. Если так пойдет дальше, скоро никакие режимы секретности не спасут. А когда информация выплеснется, представляешь, что тут начнется. Всемирная паранойя! Все будут подозревать всех. Потому что, похоже, там... – он поднял глаза в потолок, – будто плюнули на своих маугли. Совершенно будто забыли. Может, у них там какие-то свои заморочки? Чума, бедствие, война? Ромка, правда, может, у них там война?
Роман выразительно усмехнулся. Выражаться словами, покуда говорил Ярик, он, видимо, не решался.
– Вопрос ведь даже не в том, плохо быть маугли или нет? – продолжал Ярик. – И даже не в том, что если война вдруг закончится, все наши маугли могут очень быстро погибнуть. Элементарно погибнуть, как гибли раньше. Я понимаю, тебе это неприятно. Нам тоже не хочется умирать. Никакому человеку-носителю не хочется умирать. Так, зазря...
Он все-таки взял сигарету.
– Но свет в тоннеле все-таки есть. К счастью или к несчастью, это уж кому как. Думаю, ты заметил, ранее я сказал «типичная маугли»? Но бывают ли «нетипичные»? Все дело в маугли-факторах. Положительных или отрицательных. Я не был в числе тех первых людей, которые стали выживать даже после выявления у них положительного маугли-фактора. Кстати, после Афганистана, в госпитале, у меня ведь тоже сперва начинала плясать группа крови. У всех Мартыновых пляшет группа крови. Это у нас, видимо, родовое. Но дело сейчас не в этом, – он устало потер глаза. – Сейчас я скажу тебе главное. Сейчас у меня все маугли-факторы отрицательные. Их называют еще нулевыми. Если нет ни одного положительного, значит все нулевые.
Было видно, что ему отчего-то стало тяжело говорить. Лицо на глазах становилось рыхлым, серым и старым.
– Я уже не типичная маугли. Скрытая маугли. Неким образом превратился в скрытую. Таких, как я, Слав, нас тоже немало, но я работал по особой программе. Должен был себя засветить. Шумно, скандально – все равно как. Главное постоянно светиться. Везде себя подставлять. Обращать на себя внимание. Их внимание. В схему с переворотом меня вставили в самый последний момент. Только ради засветки. Еще большей засветки. Светиться так уж светиться. Такой уж я светлячок: пока жив – свечусь.
Он с трудом улыбнулся. Да, подумал я про себя, Ольга тоже светилась. Изнутри, как ночник, обтянутый розовым шелком. Вспомнив о ней, я вспомнил и о Геле Кукушкиной, задумался и прослушал несколько фраз.
– … и все бы нормально, если бы не исчез президент. Конечно, он не украшение нашей истории, но президенты все равно не должны исчезать. Ты больше, понимаешь, не пей. Ладно. Я тоже выпью.
Он налил себе полный стакан и выпил его старательно, как алкаш, мелко и аккуратно глотая. Потом нащупал на столе огурец, похрустел, проглотил. Заговорил же он совсем другим голосом, гундливо и в нос.
– Так вот. Если всех в мире маугли разделить на выявленных и невыявленных, то теперь появились данные, что некоторые из первых постоянно ищут вторых. Тех, о которых нам еще неизвестно. А найдя их, стремительно поглощают. Лишь после этого они превращаются в скрытых. Я понимаю, Слав, тебе, может быть, неприятно со мной общаться. Если я тоже... Короче, одного человека... Вот так, понимаешь. По статистике МВД, в прошлом году в стране пропало пять тысяч девяносто два человека, исчезновенье которых нельзя объяснить ровным счетом ничем. Никаким криминалом. Ровным счетом ничем! Как, по-твоему, мог пропасть президент? В самой охраняемой больнице страны, на самом охраняемом этаже, в ванной. Он как раз принимал лечебную ванну… Ну, не в слив же его затянуло! Или как, по-твоему, исчезла из самолета твоя Ангелина Кукушкина? Ром, не давай ему больше пить. Отбери, понимаешь!
С Яриком в самом деле что-то происходило. Лицо его, серое, частью обрюзгшее, покрывалось сизым нездоровым румянцем. И говорил он теперь все протяжнее, все сильнее в нос, как при рассеянном склерозе.