Страница 20 из 79
Люба сидела ко мне спиной, и, просыпаясь, я мог видеть только Владимира, с которым в её присутствии произошла какая-то перемена. Он был приятен. Не знаю, как это объяснить, но от него исходило что-то доброе. Грустное, но доброе. Странно, я даже почувствовал к нему некое мимолётное сострадание и уже по этому одному понял, что теперь выздоравливаю.
— А второй раз, когда нас отправили убирать листья в парк, — говорил он сухим, шелестящим голосом, что-то вспоминая. — Весь курс тогда сняли с пары и отправили в парк, потому что объявили субботник, и ты тогда на весь парк крич… Ты громко говорила, что в день рождения Ленина надо учиться, учиться и учиться, а не грабить, грабить и грабить.
Даже со спины было видно, как при этих словах Люба улыбалась.
— Я хотел подержать для тебя мешок. Все парни держали такие мешки, в которые девушки загребали и заталкивали листья, а потом мы всё это собирали и относили. Там между деревьев бегала потерявшая собака. Английский сеттер. Она ко всем подбегала, обнюхивала и вдруг подбежала к нам, а у меня в сумке был обед. А ты и до этого всё время смеялась и всеми нами командовала, очень возбуждённая. И тут ты стала кричать, что собака совсем бездомная и голодная, и ты закричала на меня: «Эй ты, доставай котлеты, она чувствует, что у тебя пахнет!» А у меня и правда в сумке были котлеты, но ты это так сказала, что я даже не знаю… Мне вдруг стало очень обидно, и я начал открывать сумку, но ты не смогла дождаться, ты выхватила банку из моих рук и сама вытащила котлету. Ты протянула её собаке и стала говорить «на-на-на», а собака только понюхала и убежала. Она искал хозяина. Мне было очень стыдно. А ты не знала, что делать с котлетой, и тебе было тоже стыдно. Ты стала засовывать котлету назад в банку, а она переломилась, и половинка упала на землю, на листья…
Люба сидела, не шевелясь.
— Потом ты, конечно, извинилась. Ты сама меня догнала, и мы вместе пошли по аллее. Ты несла свои грабли, а я нёс ещё и чужие, их было много, они уже не умещались на плече, но я хотел взять ещё и твои, а ты мне их не давала, а потом вдруг сказала: «Володя, я бы хотела…» Но я тебя перебил и сказал, что это всё ерунда. Я чувствовал, что ты нисколько не виновата, и всё случилось из-за… Ну, в общем, из-за того молодого преподавателя с кафедры, который был тогда с нами за старшего. А потом, когда мы отнесли грабли, я снова увидел английского сеттера, но он был уже на поводке и с хозяином, и я хотел к тебе подойти, но ты была уже далеко, вы всё ушли вперёд.
— Я не помню, — твёрдо сказала Люба, выдержав некоторую паузу.
Они помолчали.
Не знаю. Возможно, она просто не хотела помнить. Но мне потом почему-то думалось, что это была их тайна. И весь этот короткий рассказ, и последовавшая за ним пауза были для них чем-то вроде ритуала. Или даже какого-то обязательного элемента игры. Он ей говорил «было», а она отвечала «нет». Потому что после этого они заговорили гораздо более легко и свободно, даже шумновато. Но я уже уснул. Они меня утомили.
***
В тот же год, осенью, в её золотую пору, я снова был в Пскове. Специально сделал крюк по дороге из Питера в Москву, чтобы посмотреть кремль. В той же гостинице я снял номер на ночь, но прожил там два полных дня. Каждое утро я уходил смотреть город, его музеи, бродил по улицам, набережным и к вечеру возвращался. В гостинице за прошедшее лето ничего не изменилось. Любовь Пушкина всё также стояла за стойкой администратора, Гуля по-прежнему улыбалась золотыми зубами, а Мушариф продолжал кататься на тех машинах, которые ремонтировал.
Была середина месяца, поэтому я не наделся встретить в гостинице Владимира. Но я спросил Гулю, и она мне сказала, что его с нетерпением ждут, потому что в начале сентября он не приезжал. С Любой мы один раз позавтракали в буфете и один раз поужинали в ресторане в центре города. Она была в тонусе, но её подбородок вдруг начал как-то подпрыгивать, когда я скользь упомянул про Владимира. Что между ними произошло, я так и не узнал.
Выехав на следующее утро из Пскова, я всю дорогу был в полной уверенности, что заеду на золотую осень в Михайловское, но потом передумал и проехал мимо.