Страница 28 из 30
«Ко мне... Ко мне...» – стонали в лесу, и отзвук: «Вперед... вперед...»
Звон оружия. Ржание испуганной лошади. Звук рога. Яростный вопль, влажный хряст. Станко передернуло.
– И колдунов нанимали, – вздохнул Илияш. – Колдуны всю жизнь, всю длинную жизнь ставили ловушки. Одним хозяевам, потом другим – против первых... Колдунов не трогали. Колдун – достояние...
Кто-то задышал в темноте – хрипло, тяжко, кажется, над самым ухом. Станко прижался теснее к проводнику:
– А ты... Откуда ты все знаешь?
– Поменьше бы мне этого... знания, – со вздохом признался Илияш.
Помолчали.
– Колдун – достояние, – горько сказал Станко. – увидеть бы мне только ту тварь, что эти «желтомары» придумала... Это же... Это же палач придумал, зверь безжалостный, стоял, небось, и смотрел, как это его чудо людей... выворачивало...
Илияш хмыкнул. В лесу тонко закричал ребенок.
Станко вздрогнул:
– И дети... Зачем здесь были дети?
Илияш помолчал. Ответил нехотя:
– Заложники... Да мало ли... В двенадцать лет мальчиков уже ставили в цепь... В цепь копейщиков...
– Хорошие предки у князя Лиго, – сказал Станко от души.
– Это и твои предки, – тихо отозвался Илияш.
Молчали долго, и каждый думал о своем.
– А кто ты, Илияш? – спросил Станко ни с того ни с сего.
Тот удивился:
– Я-то? Заморский император, а что?
Станко терпеливо вздохнул:
– Я не прошу, чтобы ты выдал мне свою тайну... Я просто думал... Что ты мне уже... ну, доверяешь, что ли... Что я не ребенок и не болтун... И не слепой, между прочим... Никакой ты не браконьер, ты, может быть, благородной крови... Может быть, тоже этот... бастард, как и я... И тебе случалось командовать войском. Неужели... ты служил простым стражником? А почему? И чем тебе досадил князь Лиго?
Илияш обхватил Станко за плечи, потормошил, прижал к себе:
– Фантазер ты, парень... Фантазер...
Станко, уязвленный, высвободился и некоторое время молча хранил свою обиду.
Лес жил своей жизнью. В чаще бродили бледные огни; «Попа-ался... попа-ался»... – отчаянно плакало эхо.
– Страна ловушек, – сказал Станко с ненавистью.
– Да, – кивнул в темноте Илияш, – и сам княжий венец... Тот самый, четырехзубый... Тоже ловушка. Для самозванцев. Законнейшие из законных наследники – и те дрожали, впервые касаясь его...
– Я бы не дрожал, – проронил Станко сквозь зубы.
В темноте не было видно лица Илияша, однако послышался, кажется, смешок:
– Ты храбрец, как известно... Твоя мать... честнейшая из женщин... А если тот негодяй, что надругался из ней, обманул... ее? Может, он назвался князем Лиго просто из хвастовства, глумясь?
Станко заскрипел зубами. У него не было сил спорить.
Во мраке вокруг сновали белесые призраки, то приближались, то отдалялись звуки боя, победные крики, стоны раненых, хрипы умирающих, мольбы о пощаде.
– А зачем? – спросил Станко шепотом. – Зачем? За что они бились? Им так важен был этот проклятый замок? Этот венец... Их награда – смерть... Все получили сполна... Так за что же?
Илияш прерывисто вздохнул:
– Ты... благостный. Знаешь такое слово? Человеколюбивый мальчик. Отца вот идешь убивать, но жестокости этого мира, конечно, тебя возмущают. Обижают даже. Ты любитель искусства – искусства драки, причем с малых лет, и превыше всего ценишь кулаки свои дубовые да умение обращаться с оружием... И что же? Что так задевает тебя в этих старых кровавых историях?
Призраки не унимались до самого утра, и до самого утра Станко молчал.
На другой день они впервые увидели замок. Илияш, взобравшийся на очередной скалистый выступ, вдруг радостно вскрикнул и выбросил вперед руку; подоспевший Станко приложил ладонь к глазам. На горизонте, за зубчатой кромкой леса маячила, полускрытая туманом, одинокая башенка.
Станко смотрел долго. Ему виделось то, чего и разглядеть-то нельзя было – ленты флагов на ветру, стражники с копьями, чье-то бледное длинное лицо в прорези бойницы...
Рука Станко привычно скользнула к рукояти меча. Скоро. Уже скоро. Он идет, и князь Лиго, колдун, наверняка чует его приближение. Пускай. Он идет, и ничто в мире теперь не может его остановить...
– Ну, – хрипло окликнул спутника Илияш.
Вечером пошел дождь – мелкий, промозглый, пробирающий до костей. Костер упорно не желал гореть – напрасно Илияш ползал вокруг него на коленях и уговаривал, как ребенка, бормоча ласковые слова, чуть ли не целуя. Станко сидел, обхватив колени руками, тихо покачиваясь из стороны в сторону, и мечтал о молоке.
Старый наемник Чаба смеялся над его любовью к молоку – настоящий мужчина должен пить пиво, а если богатый – вино... Станко не теленок, чтобы сосать корову... А Станко тайком от Чабы бегал к молочнице, за медную монетку она наливала почти ведерко... А мать не любила молочницу, в раннем детстве Станко твердо знал, что все молочницы мошенничают и разбавляют молоко чуть ли не вдвое... Он думал так до тех пор, пока мать не послала его, подросшего, за молоком, он шел через все село с пустым ведерком, затравленно оглядываясь – не встретить бы обидчиков... Он постучал к молочнице, боясь ее и презирая, но та встретила его радушно, и, ожидая во дворе, Станко видел, как, облачась в чистый передник, толстуха принялась доить задумчивую рыжую корову, как звенящие струйки молока колотились о жесть ведерка – его собственного ведерка! Потом молочница с улыбкой покачала головой и посетовала – такому маленькому мальчику тяжело будет нести такое тяжелое ведро... А Станко не слушал, его мучила одна-единственная мысль – когда же она успела разбавить?!
Он всю ночь вертелся с боку на бок, из темноты на него укоризненно смотрела рыжая корова... А утром он сказал матери, пораженный собственным открытием: молочница НЕ РАЗБАВЛЯЕТ молоко, она...
Мать в сердцах отвесила ему оплеуху. Он слишком доверчив, добрые духи, он глуп и доверчив, как он будет жить в этом мире, среди подлецов и мошенников?!
Станко плакал, он боялся подлецов и мошенников, и ему так не хотелось быть глупым...
...Илияш развел-таки хилый, дымящий костерок, вытащил из мешка заплесневелый сухарь, оглядел его с отвращением, страдальчески сморщился, откусил.