Страница 30 из 30
Он несся через тьму, подгоняемый розгами веток, спотыкаясь, падая, задыхаясь, пугая лес хриплыми воплями, вымещая в беге, в крике весь свой холодный ужас. Потом, запнувшись о корень и угодив лбом в твердое, он ощутил мгновенную боль и перестал себя помнить.
Первое чувство, пришедшее на смену забытью, оказалось снова-таки болью – тупой, тяжелой, надежно поселившейся в голове. Он застонал – без умыслу, без надежды, просто от жалости к себе.
– Станко... Станко...
Его осторожно трясли за плечо. С трудом повернувшись, он увидел над собой ясное утреннее небо в путанице ветвей и склонившегося Илияша.
Ночной кошмар вернулся. Станко бросило в жар; дернувшись, он сел – боль в голове толчком усилилась. Добрые духи, чего он хочет? Чего хочет этот... это...
– Станко... Это я... Не бойся...
Голос был хриплый, усталый, не было в нем ни давешней бодрости, ни веселья. Станко смотрел, широко раскрыв глаза.
– Не бойся... Это я, посмотри...
Склонившийся над Станко человек ткнул пальцем в свое лицо. Это было лицо Илияша – бледное, измученное, с темными кругами вокруг глаз и травинками в бороде, но живое, человеческое, ничуть не похожее на ту страшную личину:
– Это я, да я же...
Станко вдруг ослабел. Невиданное облегчение отобрало последние силы; локти подломились, он тряпочкой растянулся на траве, и сразу вернулась забытая было боль.
– Это призраки такие, мары... – Илияш попробовал усмехнуться. – Мне тоже... привиделось... Ты мне привиделся, Станко... – и проводник передернулся.
Станко лежал и смотрел на него почти с любовью. Жесткая борода, красные, припухшие веки, глаза с остатками былого куража... Это Илияш. Добрые духи, это действительно Илияш, и как он, Станко, рад его видеть, ни одному человеку в жизни он так не радовался...
Он засмеялся – тихо и глупо, от смеха голова заболела сильнее.
Илияш, который, похоже, вполне разделял его чувства, засмеялся тоже:
– Надо же... Ну, парень, и ночка выдалась... Ну и ночка...
Он помог Станко подняться – осторожно, тоже, по-видимому, удивляясь и радуясь тому, что парень-то настоящий. С трудом встав на ноги и справившись с головокружением, Станко увидел рядом – в двух шагах – отвесный обрыв. Внизу, поодаль от каменистого склона, трепетала листьями изящная березовая рощица. Станко подобрался к краю – в камнях под обрывом белели чьи-то кости.
– Да, – Илияш все еще смеялся, – это они... Промышляют так, да...
Не оборачиваясь, путники побрели прочь.
Они шли и шли, и счастье, что дорога была легкой – оба вконец измучились и едва переставляли ноги.
– Молока хочу, – сказал Станко запекшимися губами.
Илияш удивился:
– Что?
– Молока... С ржаной поджаристой корочкой.
– Понятно, – Илияш скептически улыбнулся, – а сдобной булочки с кремом?
– Нет, – сказал Станко трагическим голосом. – С кремом я в жизни не пробовал.
– Плохо, – отрывисто посочувствовал Илияш и вытащил из-за пазухи карту.
За время пути карта еще больше истрепалась и вытерлась, Илияш подносил ее к самым глазам, страдальчески морщился и водил пальцем по дырам и пятнам; утвердившись в некой важной мысли, проводник поднял на Станко довольные глаза:
– Завтра выйдем к замку. С пути бы не сбиться... Тут овражек должен быть, прямой, как стрелочка... Смотри по сторонам, ладно?
Станко рассеянно кивнул. Ему как-то сразу стало не до того.
Завтра. Всю жизнь готовился – и завтра. Радоваться бы... Откуда же это тягучее, холодное, тяжелое чувство?
– Молока хочу, – сказал Станко печально. Илияш сочувственно усмехнулся.
Днем, окончательно выбившись из сил, путники устроили привал. Доедали остатки сухарей, лежали, вытянув ноги, бездумно глядя в небо.
– Илияш, – сказал наконец Станко. – Илияш.
Тот чуть поднял бровь.
– Я хочу поговорить с тобой... Только... серьезно. Без смеха, ладно?
– Без смеха кисло будет, – протянул проводник, жуя травинку. – А впрочем, давай...
Станко собрался с духом:
– Послушай, ты воин... Тебе наверняка случалось... убивать.
– Я охотник, – сказал Илияш после паузы. – Я убиваю зайца, чтобы съесть его.
– Нет, – в голосе Станко скользнули просительные нотки, – я не о том... Поговори со мной откровенно, не прячься за свои шуточки... Тебе ведь случалось убивать и людей?
– Своими руками? – поинтересовался Илияш.
– Да... В бою.
– Случалось, – бросил Илияш коротко.
– И... что?
– Что?
Станко сел:
– Понимаешь... Я никогда никого не убивал. Мой учитель Чаба говорил, что мужчина... Ну, да не в этом дело. Я... боюсь струсить, Илияш.
Стало тихо. Проводник лениво перекатился со спины на живот. Выплюнул травинку, подпер подбородок локтями:
– Струсить? Надеюсь, ты по-прежнему не боишься стражи... Да и самого князя, кстати?
– Нет, – Станко облизал губы, – не боюсь... Я боюсь другого. Вот я победил стражу, вот я победил князя... И надо убивать его, а я... Ну, понимаешь?
– Нет, – сказал Илияш безжалостно. – Не понимаю. Ты мне все уши прожужжал уже – ненавижу, убью, убью... Врал, значит?
Станко потупился. Ему тягостен был разговор, но еще тяжелее носить в себе то новое сомнение, что без спросу поселилось в душе.
– Я не врал, – отозвался Станко медленно. – Я...
По небу с оголтелым карканьем пронеслась пара ворон.
– Я... – Станко не знал, что говорить, – я...
Он вспомнил перепуганное, с разбитым носом, с выпученными глазами лицо рыжего сынишки бондаря – своего главного обидчика. Рыжий лежал в пыли, дружки его сверкали пятками в самом конце улицы, а Станко – рваная рубашка, кулаки в ссадинах – орал прямо в эти белые от страха глаза:
– Есть у меня отец, понял?! Есть у меня отец! Он князь, понял, ты?! Он князь, я его сын, а ты – холоп вонючий, понял?!
Он вспомнил бледное, гордое до надменности лицо матери: «В тебе благородная кровь».
Зачем ей было гордиться князем – ведь он был ее позором?
Илияш смотрел насмешливо – и вместе с тем почему-то печально.
– Пошли, – сказал наконец, поднимаясь. – Нам еще идти и идти... до темноты.
Вскоре нашелся и желанный овражек – «прямой, как стрелочка». Станко он не очень-то понравился: идти удобно, а вот свернуть с дороги – поди попробуй...
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.