Страница 64 из 138
- Нет, перед отъездом обязательно еще раз! Здесь! Мне здесь понравилось.
- Перед каким отъездом? Куда? В Серпухов?
- Да. Рассиживаться не выходит.
- А что теперь?
- Князь озадачил - Ржеву у литвин отобрать.
- Та-ак. Опять, значит, драка?
- Ну а куда ж от нее.
- Мить, ты только себя береги. Теперь ведь тебе в самую кашу лезть не обязательно?
- Да, Юли, не волнуйся. И потом, Ржева, это так, пустяк. Разве что для воспитания молодого князь-Владимира пригодится, тут уж мы с монахом постараемся. Меня Вельяминовы гораздо больше заботят. Больше всех.
- Ну-так думай, голова. На мой взгляд, самое разумное сейчас: Тимофея Василича, других братьев - Федора, Юрия, а пуще всего Микулу, отодвинуть от Василь Василича. Озадачить их большими делами и под руку непосредственно Князеву подвести. Чтобы они почувствовали самостоятельность, что сами многого могут добиться, без своего главы. А то что ж, они сейчас вместе, в одной упряжке, за семью свою горой. Как у всех москвичей принято.
- Родись ты мужиком, цены б тебе не было в щекотливых делах.
- Мне и так цены нет. И не только в щекотливых.
- Верно! А ведь много ты, поди, у Кориата подсмотрела? А?
- Подсмотрела, раз смотрела. Только и своя голова на плечах чай имеется.
- Я о том и говорю, а ты обижаться.
- Я не обижаться, я грустить. Опять одна, опять к Ивану этому... Бр-р-р!
- Через неделю здесь!
- Хорошо. Поди, пока я себя в порядок приведу, кобылке моей сбрую поправь.
- Думаешь, сбилась?
- Не думаю, знаю. Кобылка у меня - сучка, потаскуха. Вся в хозяйку. Ни одного жеребца не пропустит. Так что ты, может, пока и нет, а вот Карий твой нынче точно папочкой стал.
* * *
Люба не позволяла себе думать о связи мужа и Юли. А так как думы эти все время вились около, теперь она очень переживала. Не столько о том, что там произошло или нет, а о том, чтобы не подать виду, когда он вернется, не оскорбить подозрением. Но увидев его лицо, забыла обо всем, бросилась навстречу:
- Что, Мить, плохо?!
- Ну-ну, не очень уж. А что, у меня на морде написано?
- Да. Что там? Вельяминовы?
- Ну а кто ж... Ты мне, Ань, вот что... - и умолк.
Люба ждала долго, не выдержала:
- Да что?!
- Ты мне все, что знаешь о Тимофее Василиче, братьях его младших и этом, втором сыне Василь Василича...
- Кольке, что ль?
- Да-да. Да не волнуйся ты так. Страшного нет ничего, а вот вникнуть, разобраться мне срочно надо. И тебя озадачить: какую линию здесь провести. Ведь мне уезжать через неделю. Опять все на твои плечи.
- Ох, да уж я привыкла, - Люба вздохнула облегченно, почти радостно, все ее дурные мысли Дмитрий смахнул одним своим видом: не мог же он с таким лицом, за такими-то заботами, да еще и с глупостями к женщине приставать!
* * *
Через неделю Бобер, получив обширные полномочия распоряжаться серпуховскими, можайскими и звенигородскими войсками на предмет освобождения Ржевы, со всей еще не очухавшейся от восторженной московской встречи Корноуховой братией отбыл в Серпухов. Неделя эта показалась ему по времени кратким мигом, а по количеству дел - вечностью.
Люба напичкала его информацией о московской жизни, Ефим нагромоздил гору хозяйственных проблем, требующих незамедлительного решения. Он имел две длительных беседы с глазу на глаз с Великим князем, где затронул вопрос о месте для Микулы Вельяминова, и одну, тоже долгую, часа два, с митрополитом. Встретился с Тимофеем Василичем, познакомился с Микулой, который и на него произвел прекрасное впечатление, поговорил с самим Василь Василичем, очень вежливо, уважительно, всячески подчеркивая, что вполне понимает его значение и положение на Москве. Речь же шла о том, чтобы подбросить в Серпухов к Рождеству снаряжение дня собирающегося на Ржеву отряда.
Перед самым отъездом он еще раз увиделся с Юли, которая так измочалила его перед разлукой, что, прощаясь с ней, подумал (в первый раз!): пожалуй, да, будь она его женой, даже нет, а встречайся почаще, то давно бы замучила и надоела. И впервые понял отца.
Ранним утром, в холодной тьме, когда караван тронулся к Тайницким воротам, а женщины всплакнули и махнули вслед платочками, рванул гривы коней и полы кафтанов лютый с морозом ветер, громко заскрипели под копытами замерзшая грязь и сыпанувшая с вечера белая крупа. Осень кончилась. А на северо-западе вытянула узкий длинный хвост неярко, но отчетливо светящаяся странная звезда, суля глядящим на нее людям неведомые, но совершенно неотвратимые беды.
* * *
Все не так уж сумрачно вблизи...
В. Высоцкий
Серпухов встретил гостей холодом, застывшей грязью, густыми белыми дымами костров и печей и великой строительной суетой с визгом пил и звоном топоров.
Кремль вполне обозначился и, хотя и был деревянным, выглядел гораздо более ладным, чем Московский. Все дело было опять же в пропорциях: стены выше, башни пониже, огороженная площадь гораздо меньше. Поэтому и смотрелся он как большой крепкий кулак, к которому подступаться - страшновато.
"Вот! Вот это форпост! Тут мы и встанем, и попробуй нас сшиби!" - это было первое, что подумалось, и само по себе порадовало: "3начит, все правильно! И хорошо!"
И вообще на душе стало как-то покойно, далеко на край сознания отползли сложные московские заботы, потому что здесь его встретили благополучно улыбающиеся, радостные рожи, у которых (по всем признакам) дела шли на лад.
Огромное пузо монаха, "рваные ноздри" Алешки, молодецкая улыбка Гаврюхи, лоснящиеся физиономии чехов, преданно-озабоченный взгляд Константина моментально растопили все льдинки в душе, разогнали все тучи в голове: "Все совсем неплохо, черт возьми, коли здесь растет крепость, опора твоя, и не она - главное, а те, кто ее возводят и укрепляют, семья твоя, люди, прекрасные и любимые люди, связанные с тобой одной веревочкой до самой смерти".
И этот мальчик, главная надежда, ставка в большой игре, смотрел весело-испуганно-вопрошающе: ну как, командир? как мы тут? неплохо?! или плохо? и что дальше?!
Монах полез целоваться:
- Дай обойму тебя, сыне, поздравлю!
- С чем?!
- О-о! Перво-наперво, что цел возвратился! Что этих вот архаровцев корноухих-криворуких всех живыми-невредимыми домой привез. Разве мало сего?
- Каких это криворуких?! Каких криворуких?! - вскинулся Корноух.
- Цыц, не залупайся, балбес, с тобой после! Не видишь - с князем говорю!
- Ну говори, говори, - Бобер смеялся.
- Второе, что насовсем приехал, теперь за дела по-настоящему возьмемся! Ведь дел важных кучу привез, поди? - монах подмигнул незаметно, скосившись на князя Владимира, который, поедая Бобра глазами, жадно выдохнул монаху эхом:
- Привез?!
- Привез, привез.
- Вот видишь! - монах расплылся еще шире, хотя казалось - дальше уж некуда. - Ну и с тем, что татар стукнул, не последнее же, кажись, дело! (Тут все встречающие восторженно взревели.) Правда, пока без нас...
- Да, отче, без вас, без вас! Но не без нас! Ххе! Кхе! - ехидно хихикая, снова влез Корноух.
- Э-эйх, язва! - монах, как выстрелил, выбросил свою лапищу, вцепился Корноуху в воротник, дернул его к себе, так что у того голова мотнулась и шапка слетела, и без всяких видимых усилий оторвал от земли.
- Скажи мне, баранья башка, когда ты научишься не перебивать старших?
Корноух только хрипел и взмахивал руками - лапа монаха придавила ему горло. Монах, хорошенько встряхнув как котенка, опустил его на ноги, дал глотнуть воздуха:
- Обещай исправиться, а то второе ухо оттрясу!
- Нет, прости, отче! Отпусти душу на покаяние! - просипел потрясенный Корноух. - Сдохну, с кем останешься татар бить?!
- Ну, кобель! Совсем зазнался! Без него уж и татар не одолеть! - монах небрежно отшвырнул его на Гаврюху -тот чуть не упал - и величественно повернулся к князю.
Все это породило неописуемый гогот и гвалт. Дмитрий блаженствовал. Обнимая, пожимая протянутые руки, получая и сам расточая ласковые слова, он ощущал сейчас главное, что делает человека счастливым: он нужен! Очень многим. Всем им. С ним им хорошо. Без него будет хуже. И это порождало такие ощущения!