Страница 9 из 20
Должен быть уже самый разгар дня.
Гибкие стены палатки прогнулись внутрь. От прежнего объема осталось меньше трети, и пол сморщился. Майлз ткнул пальцем в тонкий холодный пластик. Он медленно подался, как мягкое масло, и остался в таком вдавленном виде. Что еще за черт...?
В голове у него стучало, горло сжималось: воздух был спертый и влажный. Это было как... как утечка кислорода и избыток углекислого газа во время аварии в космосе. Но здесь? Головокружение, кажется, создало иллюзию наклонившегося пола...
Нет, пол действительно наклонен, понял он с изумлением, - втянут глубоко вниз с одной стороны и зажал ногу. Майлз выдернул ее из захвата. Борясь с паникой, вызванной углекислым газом, он снова лег, пытаясь дышать медленнее, а думать быстрее.
"Я под землей".
Всосанный чем-то вроде зыбучего песка. Зыбучей грязи. Неужели те два проклятых ублюдка в гараже подстроили ловушку? И он попался, шагнул прямо в капкан.
Впрочем, возможно, грязь не столь уж зыбучая. Скат не просел заметно за то время, пока он устанавливал палатку. Иначе он бы разгадал западню. Конечно, было темно. Но если палатка проседала несколько часов, пока он спал...
"Без паники!", - яростно приказал он себе. Поверхность тундры, свежий воздух, могли быть буквально в десяти сантиметрах над головой. Или десяти метрах... "Без паники!" Он пошарил вокруг в поисках чего-нибудь, что могло послужить щупом. Где-то была длинная, телескопическая, остро заточенная трубка для взятия образцов льда с ледников. Уложена в скат. Вместе с комм-связью. И все это сейчас, как оценил Майлз по углу наклона пола, примерно в двух с половиной метрах вниз и на запад от его теперешнего местонахождения. Именно скат тянул его вниз. Палатка в одиночку вполне могла держаться на поверхности замаскированного тундрой грязевого озера. Если бы он смог отцепить цепочку, могла бы она всплыть? Недостаточно быстро. Его легкие были как ватой набитые. Нужно срочно прорваться к воздуху, или он задохнется. Утроба - у гроба. Будут ли родители присутствовать, когда его в конце концов найдут, отроют эту могилу, скат и палатку вытянут зависшим над трясиной тягачом... его тело, замерзшее с разинутым ртом, скрюченное в этой чудовищной пародии на матку... "Без паники!"
Он встал и уперся в тяжелую крышу палатки. Его ноги увязли в податливом полу, но ему удалось высвободить одно их несущих ребер, согнувшееся от напряжения. В плотном воздухе он почти потерял сознание от усилия. Нащупав верх молнии, он оттянул пальцем застежку на несколько сантиметров. Ровно настолько, чтобы прошел стержень. Он опасался, что черная грязь вольется внутрь и мгновенно его поглотит, но она только вползала медленно выдавливаемыми каплями и падала с сочащимися шлепками. Сравнение, приходившее на ум, было очевидным и отталкивающим.
"Господи, а я-то думал, что уже бывал в полном дерьме".
Он стал пропихивать несущее ребро вверх. Оно шло тяжело, скользя в его потных ладонях. Не десять сантиметров. Не двадцать. Метр, метр тридцать, и длины стержня уже не хватало. Он переждал немного, перехватил руки и снова толкнул. Ослабло ли сопротивление? Прорвался ли он на поверхность? Он потолкал стержень туда сюда, но засасывающая слизь крепко держала его.
Кто знает, может быть, расстояние немного меньше его собственного роста отделяло верхушку палатки и возможность дыхания. Дыхание - подыхание. Как долго через эту грязь продираться? Как быстро заросла в ней дыра? У него потемнело в глазах, и не из-за того, что свет потускнел. Он выключил лампу обогревателя, сунул ее в нагрудный карман куртки и содрогнулся от ужаса, порожденного жуткой темнотой. Или, может быть, углекислым газом. Сейчас или никогда.
Поддавшись порыву, он согнулся и расстегнул застежки на ботинках и ремне, а затем - на ощупь - застежку на палатке. Он начал копать, как собака, откидывая большие комья грязи вниз в оставшееся небольшое пространство палатки. Он протиснулся через вход, подобрался, сделал последний вдох и рванулся наверх.
Легкие пульсировали, а в глазах стоял красный туман, когда голова пробилась на поверхность. Воздух! Он выплюнул черную грязь и куски папоротника и поморгал, безуспешно пытаясь прочистить глаза и нос. Вырвал наверх одну руку, затем другую, и попытался вытянуть себя на поверхность в горизонтальное, по-лягушачьи расплюснутое положение. Ударил холод. Грязь схватила за ноги в медвежьи объятия. Пальцы ног оттолкнулись на всю длину от крыши палатки. Она пошла вниз, а он приподнялся еще на сантиметр. Толкать больше нечего. Теперь он должен тянуть. Руки схватились за папоротник, тот оторвался. Еще. Еще. Он потихоньку двигался, и холодный воздух скреб его благодарное горло. Медвежьи объятия сжались еще сильнее. Он безуспешно поелозил ногами еще раз. Ну все, сейчас. Пошел!
Его ноги выскользнули из ботинок и брюк, бедра с хлюпаньем освободились, и он откатился в сторону. Майлз лежал, распростершись, чтобы обеспечить максимальную опору на предательскую поверхность, лицом вверх к серому крутящемуся небу. Форменная куртка и длинные подштанники пропитались слизью, и он потерял один утепленный носок, оба ботинка и брюки.
Шел мокрый снег.
Его нашли несколько часов спустя, свернувшегося вокруг притухающей лампы обогревателя, забравшегося в выпотрошенный отсек для оборудования в автоматической метеостанции. Глаза на испачканном лице запали, ступни и уши побелели. Онемевшие багровые пальцы стучали двумя проводами друг о друга в ровном, гипнотическом ритме - армейском сигнале о помощи. Который должны были прочесть в всплесках помех на измерителе атмосферного давления в метеолаборатории базы. Если и когда кто-нибудь дал бы себе труд взглянуть на внезапно ненормальные данные, поступающие от станции, или заметил бы определенную систему в белом шуме.
Его пальцы продолжали дергаться в этом ритме еще несколько минут после того, как его вынули из тесного ящика. Лед с треском слетел со спины форменной куртки, когда его попытались выпрямить. Долгое время из него нельзя было вытянуть ни слова, только шипящий свист. Лишь глаза его горели.