Птица солнца

Они прошли в гавань и следили за погрузкой женщин и детей в оставшиеся девять галер Хаббакук Лала. Галеры будут стоять у берега ночью и следующий день, пока не станет ясен исход битвы. Если Опет будет терпеть поражение – а Хай знал, что так оно и будет, – галеры переправятся на противоположный берег, и их женщины с детьми постараются уйти от Манатасси. Выжившие в битве мужчины догонят их, кто как сможет.

Места для всех на галерах не хватало, поэтому первыми вошли женщины царской семьи и аристократки, затем жрицы и семьи купцов. Был ужасный момент, когда женщины юе и из низших классов попытались прорваться в гавань и найти место на галерах. Их избили дубинами и отогнали моряки Хаббакук Лала. Они кричали и закрывали головы, спасаясь от ударов, и Хай почувствовал к ним глубокую жалость. Молодая женщина юе сидела на камнях гавани, держа на руках ребенка, и кровь стекала по ее волосам, образуя лужицу на плитах площади.

Ланнон попрощался со своими женами и детьми на палубе флагманского корабля Хаббакук Лала. Он был отчужден и величествен, и каждая женщина преклоняла перед ним колени. Дети следовали за матерями, но Ланнон едва глянул на них.

Близнецы выросли в молодых женщин брачного возраста. Хорошенькие, с длинными светлыми волосами, расчесанными и заплетенными. Они в последний раз подошли, чтобы поцеловать Хая, и голос его звучал хрипло, когда он прощался с ними. Младшие дети не понимали серьезности момента, они устали и капризничали, ссорились друг с другом или кричали на руках нянек.

Ланнон и Хай гребли по темным водам озера, в которых плясали отражения факелов. В гавани стояли молчаливые толпы, они неохотно расступались, давая им возможность пройти, и Хай заметил мрачность, близкую к откровенной враждебности. Эскорт сомкнулся вокруг них, и они по опустевшим улицам заторопились в лагерь.

На улицах горели костры, а вокруг них пьянство: горожане Опета из низших классов ловили последние часы удовольствий перед страшным завтра. Пирушки были более дикими и гротескными, чем даже во время религиозных праздников. Мужчины и женщины обнаженными плясали в колеблющемся свете костров или лежали в лужах собственной блевотины, а другие в это время беззастенчиво совокуплялись у всех на виду.

Хай видел женщину, которая, пьяно покачиваясь, прошла мимо него в порванном платье, залитом вином. Их него торчали бледные плечи, выставлялась одна грудь, круглая и толстая, с большим, медного цвета соском. Она споткнулась и упала в костер, волосы ее вспыхнули оранжевым пламенем.

В темных переулках двигались какие-то тени, сгибаясь под тяжелой ношей, и Хай понял, что грабители уже принялись за работу в опустевших домах богатых. Он знал, что рабы защитят его дом, но тем не менее почувствовал тервогу, вспомнив золотые книги.

– Величество, дай мне час, – сказал он, когда они проходили мимо переулка, ведущего к его дому у озера.

– В чем дело, Хай? – раздраженно спросил Ланнон. – У нас еще много дел, и мы должны отдохнуть. Что займет твое время?

– Я должен зайти домой. Освободить рабов от обязанностей и спрятать ценное имущетво, особенно свитки, золотые свитки.

– Как хочешь, – раздраженно согласился Ланнон. – Но не трать зря времени. Возвращайся, как только сможешь.

Старые рабы не могли понять, что им говорит Хай.

– Это наш дом, – умоляли они. – Не гони нас из него. – И Хай не мог объяснить. Он оставил их в кухне, смущенных и встревоженных.

Взяв себе в помощь одного из молодых рабов, Хай, сгибаясь под огромной тяжестью свитков, пересек храм Баала и пошел в пещеру Астарты. Она была пуста и тиха. Жрицы все находились на борту галер. Хай остановился у бассейна и посмотрел в его глубины.

– Жди меня, любовь моя, – сказал он. – Я скоро приду к тебе. Сохрани для меня место рядом с тобой.

Он пересек приемный зал пророчицы и в следующей комнате увидел офицеров храмовой стражи. Они радостно приветствовали его.

– Мы слышали, что ты погиб, святейшество.

– Наш пост все еще здесь, святой отец?

– Отпусти нас из храма, святейшество. Позволь сражаться рядом с тобой.

Они помогли ему поместить свитки в глиняные кувшины и запечатать их золотыми табличками. Потом перенесли кувшины в архив и поставили на каменную полку, за рядом больших кувшинов.

Хай провел четверых офицеров и сотню солдат из легиона Бен-Амона по городу к лагерю армии, оставив храм без охраны. Ланнон с облегчением приветствовал его.

– Я боялся, что ты не вернешься, Хай. Думал, судьба снова разлучит нас.

– Я ведь пообещал, величество, – ответил Хай. – Посмотри, что у меня для тебя есть. – И он вывел его из палатки показать храмовую стражу. Сто лучших воинов Опета, стоящих не менее когорты войск юе. Ланнон рассмеялся.

– Хай, мой чудотворец. – Потом повернулся к солдатам и посмотрел на них. Они свежи, доспехи их ярко начищены и горят, и в них была волчья сила, которая так отличалась от боевой усталости остальной армии Ланнона.

Ланнон заговорил с офицерами. «Вы моя собственная охрана. Когда начнется сражение, оставайтесь со мной, рядом со мной и Хаем Бен-Амоном». Потом отпустил их поесть и отдохнуть.

В большой кожаной палатке Ланнон и Хай планировали битву, решая, какие отряды использовать, пытаясь предвидеть все случайности, а писцы записывали их приказы.

Их постоянно прерывали офицеры и адъютанты, сообщая о передвижении врага, прося распоряжений.

Попросил аудиенции Риб-Адди, он нервно потирал руки, тянул себя за бороду и шептал своим тихим голосом книгохранителя:

– Сокровищница, величество. Может, переместить ее в безопасное место?

– Скажи, какое место сейчас безопасно, – рявкнул на него Ланнон, оторвавшись от глиняного ящика, на котором они с Хаем изучали диспозицию. – Никто не знает тайны солнечной двери. Оставь сокровища на месте, они будут лежать, пока мы не придем за ними.

– Но стражей отозвали, – протестовал Риб-Адди – Это неправильно...

– Послушай, старик. Потребуется тысяча человек и десять дней, чтобы переместить сокровища. У меня для этого нет ни людей, ни времени. Иди, оставь нас одних. У нас есть более важные дела.

Риб-Адди ушел обескураженный. Какое дело может быть более важным, чем золото в сокровищнице?

Перед полуночью Ланнон выпрямился и провел ладонью по завиткам бороды, простроченным сединой. Он вздохнул. Выглядел он больным и усталым.

– Это все, что мы можем сделать сейчас, Хай. Остальное в руках богов. – Он положил руку на плечо Хая и вывел его из палатки. – Чаша вина, глоток озерного воздуха – и спать.

Они стояли снаружи палатки, пили вино, а с озера дул ветерок, шевеля кисточки золотых боевых штандартов.

Хаю показалось, что большая коричневая собака, спавшая у стены палатки, шевельнулась, услышав их голоса. Но тут Хай увидел, что это не собака, а маленький бушмен начальник охоты Ксаи, преданный, как всегда, спит у палатки своего хозяина. Он проснулся, улыбнулся, увидев Ланнона и Хая, и примостился у ног Ланнона.

– Я пытался отослать его, – сказал Ланнон. – Он не понимает. Не хочет уходить. – Ланнон вздохнул. – Мне не кажется необходимым, чтобы и он умер с нами, но как заставить его уйти?

– Отошли его с поручением, – предложил Хай, и Ланнон вопросительно посмотрел на него.

– С каким поручением?

– Пусть ищет следы великого льва на южных берегах. В это он поверит.

– Да, в это он поверит, – согласился Ланнон. – Скажи ему, Хай.

На его языке Хай объяснил маленькому желтому человеку, что царь хочет еще раз поохотиться на великого льва. Ксаи улыбнулся и радостно закивал, довольный, что может послужить человеку, которого считал богом.

– Ты должен идти немедленно, – сказал ему Хай. – Это срочное дело.

Ксаи прижался к коленям Ланнона, покачал головой, скатал свою спальную циновку и исчез в тени. Он ушел, а они молчали, потом Ланнон сказал: «Ты помнишь пророчество, Хай?»

Хай кивнул, вспомнив, как его произносила Танит.

– Кто будет править Опетом после меня?