Птица солнца

Над головами нападающих лучники и копейщики посылали град снарядов в центр Тимона, и так там было тесно, что мертвецы не могли упасть, но стояли, поддерживаемые соседними телами.

Но вот неторопливо к берегу приблизились галеры, и с их башен лучники начали стрелять в тыл армии Тимона. Берег начал рушиться под ногами отчаявшихся людей, и живые и мертвые скользили и падали в быстрые воды.

Скоро вода из зеленой стала коричневой, а потом и ярко-алой от крови.

– Кровавая река, святейшество, – заметил разговорным тоном капитан галеры. – Я слышал, об этом раньше писали поэты, но вижу впервые в жизни.

Хай молча кивнул. Он видел, что битва достигла пункта равновесия. Отряд Бакмора, даже усиленный солдатами Маго, не мог продвинуть противника дальше ни на ярд. Скоро давление уменьшится, топорники уже устали. И тогда армия рабов рванется наружу, как освобожденная тетива. Нужно еще ничтожное давление, чтобы опрокинуть рабов в реку, но оно должно начаться в ближайшие несколько минут.

Хай нетерпеливо прошептал: «Давай, Бакмор. Ты ослеплен кровью? Жажда битвы затуманила твой разум? Момент настал, но он проходит». – И Хай начал беспокойно расхаживать по палубе. Ему ясно было, что нужно сделать, и его изумляло, что окружающие не видят этого.

– Давай, Бакмор, давай! – просил он и тут же облегченно вздохнул.

– Точно в срок!

Бакмор ударил боевыми слонами в остатки армии Тимона. С топотом и криком огромные серые животные брели прямо по телам, топча их ногами, поднимая хоботами и швыряя в небо. 10 000 глоток испустили отчаянный крик, и армия Тимона устремилась в воду.

– Пора! – крикнул Хай, и галеры устремились к берегу. Они подошли рядом, и с них устремились 400 топорников во главе с Хаем Бен-Амоном.

Его люди старались не отставать от него. Потому что в Шестом легионе самое почетное место в битве – рядом с верховным жрецом. Но топор с грифами так быстро прокладывал дорогу, что нужно было быстро идти, чтобы не отстать от него.

– За Баала! – И они пожинали кровавую жатву, так что земля у них под ногами превратилась в красную грязь, и река ярко расцвела.

Хай увидел Тимона. На мгновение, пораженный, он замедлил движения руки, и в него ударило копье, царапнув ребра. Обратным движением топора он убил копейщика, а потом начал прорубать себе путь к Тимону. Работа шла медленно, а Тимон отступал перед ним к берегу реки.

– Тимон! – отчаянно закричал Хай, и ужасные дымящиеся глаза повернулись к нему и на мгновение задержались. Это были глаза леопарда в ловушке, жестокие и безжалостные.

– Вызов! – крикнул Хай. – Сражайся со мной!

В ответ Тимон откинулся и бросил в Хая свое копье. Хай присел, и копье, задев его шлем, погрузилось в горло соседа. Тот закричал и упал.

Тимон повернулся и тремя большими шагами достиг берега. Он прыгнул в красную воду и поплыл мощными гребками, которым его научил Хай.

Хай тоже добрался до берега, сорвал шлем и нагрудник, разрезал кожаные ремни поножей и скинул сандалии.

Обнаженный, если не считать пояса, на котором держался топор, Хай посмотрел на реку. Тимон был вне пределов досягаемости лучников с берега, на полпути к сотрову за то время, какое понадобилось Хаю, чтобы раздеться.

Хай нырнул с берега и ударился о воду. Потом поплыл в кровавой воде, гребя длинными мощными руками и вспенивая воду ногами.

Тимон на острове нашел оружие. Копья сгоревших лежали на земле.

Когда Хай коснулся дна и пошел на остров, Тимон бросил в него первое копье. Взмахом топора Хай отразил копье, копье попало в голову топора, похожую на большую бабочку, и Хай отбросил его, будто это насекомое.

Тимон бросил еще и еще, а Хай преследовал его по скалистой, усеянной телами почве, и каждое брошенное копье отражал топор, и оно, беспомощно вращаясь, падало на землю.

В отчаянии Тимон подобрал булыжник размером с голову. Он поднял его над головой обеими руками и, сделав шаг вперед, бросил. Камень нанес Хаю скользящий удар в плечо и сбил на землю. Хай упал на спину, топор вырвался из его рук.

Тимон бросился на него, забыв обо всем в своем гневе и ненависти. Хай приподнялся, как копье, устремившись вперед.

Голова Хая ударила Тимона в грудь, в районе ребер, и с громким звуком весь воздух вырвался из легких Тимона. Тимон согнулся и опустился на колени, сжимая грудь обеими руками.

Хай нагнулся к нему и ударил по голове, как гладиатор, Ударил кулаком под ухо, и Тимон без чувств свалился на камни.

– Я не могу убить тебя, Тимон. – Голос Хая долетал к нему сквозь серый туман и как бы с большого расстояния. – Хоть ты и заслуживаешь смерти, как никто до тебя. Ты поднял меч против меня и моего царя – ты заслуживаешь смерти.

Зрение проянилось, и Тимон увидел, что лежит на спине с вытянутыми руками. Он попробовал шевельнуться и понял, что связан. Кожаные веревки плотно прижимали его к земле. Он повернул голову и увидел, что лежит на северной стороне острова, скрытый от наблюдателей с южного берега реки, наедине с Хаем.

Рядом горел небольшой костер. Хай разжег его от тлевших остатков, и теперь в нем нагревался широкий наконечник копья и отбитым древком.

– У нас мало времени. Скоро меня станут искать, и тогда дело уйдет из моих рук. – Хай начал объяснять. – Я поклялся своим богам, поэтому не могу наказать тебя так, как ты того заслуживаешь. Но у меня долг перед моим царем и народом. Я не могу допустить, чтобы ты снова поднял на нас меч.

– Римляне нашли для этого способ, и хотя я ненавижу все связанное с римлянами, мне придется воспользоваться их способом.

Хай встал и склонился к Тимону.

– Я ошибся в тебе. Никто не может приручить дикого леопарда. – Хай держал свой топор в правой руке. – Ты никогда не был Тимоном, ты всегда оставался Манатасси. Ты так же отличен от меня, как цвет твоей кожи отличается от моей. Между нами нет связи, это была иллюзия, и хотя говорим мы на одном и том же языке, слышим совершенно разные звуки.

– Твое назначение – стараться уничтожить все, что я считаю дорогим, все, что создал мой народ. Мое назначение – защищать это всей своей жизнью. – Хай помолчал, и когда продолжил, в голосе его звучало искреннее сожаление. – Я не могу убить тебя, но я могу быть уверен, что ты больше никогда не поднимешь меч.

Запел топор, и Тимон крикнул один раз, а потом застонал, а отрубленная правая рука дергалась и дрожала, как умирающее животное, на сожженной земле острова.

Хай взял с костра раскаленный наконечник и прижег им перерубленные сосуды на обрубке руки. Потом перерезал ремни, державшие Тимона.

– Иди, – сказал он. – Теперь ты должен довериться реке. Скоро на остров придут мои люди.

Тимон дотащился до берега и на краю воды оглянулся на Хая. Его огромное тело было искалечено и изранено, но глаза казались ужасными.

Он медленно вошел в воду, прижимая к груди обрубок руки. Течение подхватило его, голова превратилась в точку на широкой реке и исчезла за поворотом. Хай смотрел ему вслед, пока он не скрылся из вида, потом подобрал с земли отрубленную руку, бросил в огонь и сверху навалил сухих листьев.

Бакмор выкопал ямы для сожжения на берегу реки, и они с Хаем обошли ряды павших, которые лежали на своем последнем деревянном ложе. Это обряд прощания, и Хай остановился и посмотрел на старого Маго. В смерти командир гарнизона приобрел достоинство, которого ему не хватало в жизни.

– Сладок ли вкус славы, Маго? – негромко спросил его Хай, и ему показалось, что Маго улыбнулся в своем сне.

Хай спел хвалу Баалу и потом собственноручно зажег погребальный костер.

Танит не было на стенах, когда они с триумфом вернулись в Сетт, но Хай нашел ее в ее комнате. Она плакала, лицо ее побледнело, под глазами показались темные пятна.

– Я боялась за тебя, мой господин. Сердце во мне горело, но я не плакала. Я держалась очень смело. Выдержала весь этот ужас. И только когда мне сказали, что ты жив, я заплакала. Разве это не глупо?