Страница 3 из 17
- Ты болен, - сказал Смуглевич и ушел, хлопнув дверью.
Впоследствии Юлиан часто вспоминал этот разговор. Наверное, Смуглевич был прав: он действительно болен. У него не получалось влюбиться, увлечься женщиной настолько, чтобы не обращать больше внимания на сопутствующие этому нелепости. Да и женщины со временем начали видеть в нем некое бесполое существо, вроде шута, всегда готовое отмочить какое-нибудь забавное коленце, но совершенно безопасное во всем, что касалось дел амурных.
Дома у Юлиана имелось огромное количество книг, посвященных самым разным вопросам и объединенных одним: с большей или меньшей степенью научности все они излагали совершенно бесполезные и по большей части курьезные вопросы. Здесь были, например, учебник и сборник грамматических упражнений вавилонского языка, словарь египетских иероглифов в иератическом написании, тонкая оранжевая книжица "Евангелие от Иоанна, перевод на язык бхути его преподобия миссионера Джошуа Лоншана, со словарем наиболее употребительных слов", безымянное латинское сочинение "Житие Феодула, князя Монгольского, благослови отче", "Бестиарий чудесных существ, перевод с германского, с добавлениями, применительно к землям словенским", "Описание страны псоглавцев, сделанное землеходцем Иваном Рудаковым", "Иное описание страны псоглавцев ходока Афанасия Лютого", "Сто двадцать пять известных чудаков и роспись их дурачествам и благоглупостям" и так далее...
Встречались и вполне художественные сочинения, ценимые Юлианом за общие странности слога или содержания, например: "Умертвия, причиняемые любовью", "Живые обмороки", "Жужик - собака-духовидец" и другие.
Книги Юлиан выискивал повсюду: на барахолках, у старьевщиков, в букинистических лавках, у разорившихся наследников. Раза два покупал даже у сомнительных оборванцев, всучивших ему, в частности, по страшно низкой цене бесценные "Труды Миссионерского ежегодника Общества Иисуса Христа" за 1872 год, том XII - "Крепкие и энергические выражения дикарей Малайского архипелага, соч. о.Игнасия Монкады".
Но чаще всего Юлиан захаживал в один букинистический магазин, втиснутый в крохотное полуподвальное ущельице между весьма посещаемой пивной "Бар Заглобский" и заведением "Дамская галантерея", - здесь же, в Старом Городе, совсем недалеко от редакции.
Полки от пола до потолка были заставлены пыльными книгами, размещаемыми без всякой системы. Несколько ламп свисало с потолка, но для подслеповатых клиентов имелся также отдельный фонарь, вроде тех, что берут с собой шахтеры и спелеологи. А кроме того можно было воспользоваться переносной лестницей.
Юлиан вошел в пыльную полутьму и сразу остановился, давая привыкнуть глазам. В глубине подвальчика послышалось шевеление, и откуда-то из пыли, паутины, темноты показался старичок-букинист. Он был стариком еще в те годы, когда Юлиану едва минуло тринадцать, и мать привела его сюда впервые. Мама сказала: "В этот раз мы с отцом решили сделать тебе необычный подарок на день рождения. Выбери себе любую книгу, какую захочешь". Тогда Юлиан отыскал свою первую странную книгу - "Случаи явления русалок людям, с пятью гравированными портретами и топографической картой".
Старичок, конечно, отменно знал Юлиана - как знал он всех своих покупателей, бывавших у него в подвальчике из года в год. Но всякий раз встречал его как незнакомого. Приближал к нему широкое, в густых морщинах и рыжеватых пятнах лицо и тихим голосом, почти шепотом, произносил, старательно проговаривая каждый звук:
- Ч-т-о п-а-н-у у-г-о-д-н-о?..
Юлиан делал в ответ неопределенный жест, и старичок отступал в тень, откуда продолжал зорко следить за посетителем. Иногда Юлиан совершенно забывал о старичке и принимался разговаривать сам с собою, то копаясь в корзинах, где были свалены книги попроще, то стремительно пробегая пальцами по корешкам книг, тесно вбитых на полки. Но потом старичок вдруг шевелился, точно вздрагивающий во сне пес, вздыхал и снова замирал в неподвижности.
Юлиан снял с верхней полки "Великих прокаженных, или Жизнеописания гениев, пораженных лепрою, с правдивым описанием нравов лепрозория". К этому труду мистически настроенного автора, подписавшегося только инициалами Ф.Л. (Юлиан всерьез подозревал, что это женщина) он присматривался уже давно. Все раздумывал, соотносил: цену (немалую) и степень курьезности труда.
- Р-е-ш-и-л-и-сь? - прошелестел старичок, который отслеживал маневры Юлиана уже не первый день.
- Да, - отозвался Юлиан. Голос прозвучал слишком громко. Юлиан поморщился.
- А в-о-т е-щ-е з-а-б-а-в-н-а-я...
Букинист вытащил маленький томик почти совершенно новый, в глянцевитой обложке. Юлиан нехотя взял книжку в руки. Он не любил, чтобы ему "рекомендовали". Предпочитал отыскивать сам. И очень гордился своим чутьем на диковины.
Букинист смотрел куда-то в сторону. Он был похож на черепаху.
Книжка называлась "Мелюзина" и несла на обложке расплывчатое, бледное творение художника-прерафаэлита: некая девица с розовым телом ступала босая между стройных золотистых стволов. К зрителю была обращена преимущественно нежно-розовая нижняя часть девицы.
Юлиан выпятил губу, вертя книжку то так, то эдак. Затем раскрыл. На него глянула фотография автора. Это оказалась совсем молодая женщина. И не в том даже дело, что она была красива - а она была красива, да еще как! И не в этом ее взгляде, прямо и дерзком, из-под пышной, слегка взбитой русой челки. Вообще неизвестно, в чем было дело, только сердце у Юлиана вдруг остановилось, в животе стало горячо, в ушах зашумело, а перед глазами поплыло.
Юлиан всегда потешался над выражением "она вошла в его жизнь", которым злоупотребляли персонажи Эугениуша Чумы, но теперь вынужден был признать, что в иных случаях точнее не скажешь. Эта молодая женщина стремительно входила в жизнь Юлиана, властно заполняя собой всю ту пустоту, куда не допускались поэтесса Жужа и другие прелестницы. Юлиан не боялся даже того, что книга может оказаться напыщенной, слезливой, просто глупой. Облик молодой женщины находился вне литературных достоинств созданного ею текста.
Юлиан молча заплатил за "Прокаженных" и "Мелюзину" и ушел. Старичок даже не шевельнулся, чтобы проводить его к выходу.