Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 17 из 17

Доротея ждет.

Конечно, письма из Варшавы - не в счет. Какой-то сумасшедший. Она получила их уже пять штук. Он полюбил ее по фотографии в книге - каково? Не говоря уж о том, что так не бывает... Разве нормальный мужчина станет покупать и тем более читать книжку, предназначенную для девочек? Да и вообще - он старый, он еврей (а евреи все некрасивые), тем более - сам пишет, что скоро облысеет...

И все-таки что-то такое, тайное, то и дело тихонько шевелится у Доротеи под ребрами, щекочет и согревает...

* * *

У Доротеи есть сестра - Янина. Яня старше на десять лет, она - как бы это поточнее сказать? - положительная. Вышла замуж за одного хорошего человека, у него свой хутор: четыре коровы, свиньи, все такое, своя земля. Держит двух работников. В первый год замужества Яня приезжала в Вильно веселая, беременная, все смеялась и строила планы на будущее: родить одного за другим троих сыновей, они вырастут, сделаются сильными, работящими и добрыми; потом - разбогатеют...

Однако у Яни родилась дочка - Данута, а больше детей не было. Насчет "разбогатеть" тоже не слишком ладно получалось, однако Яня всем была довольна - и мужем, и дочкой, и хутором, и коровами...

А Доротея жила в Вильно, она ходила в гимназию и совсем не хотела замуж за земледельца, пусть даже владельца целого хутора. Потом они с сестрой получили наследство от бабушки. Яня купила трактор и что-то еще, а Доротея поселилась в профессорской квартире и начала писать книжку про Мелюзину.

Мать Янины и Доротеи, ошалев от наследства, говорила старшей дочери так:

- Всегда ты, Яня, была без царя в голове! Кто заставлял тебя идти замуж? Что с того, что у него своя земля? От него, честно тебе скажу, с самого начала пахло навозом! На что только польстилась... С голоду, вроде, не помирали, можно было и не бежать из дома... Не сглупила бы тогда - жила бы теперь в Вильно...

Яня заплакала от обиды и сказала:

- Не сглупила бы тогда - была бы сейчас старой девой! Видать, мама, вы только несчастной меня и любите, а раз все у меня в жизни сложилось как надо, так считаете своим долгом непременно доводить меня до слез!

И не стала приглашать мать на конфирмацию Данутки, а позвала только Доротею - тишком.

* * *

И вот Доротея в поезде, а поезд медленно подходит к станции. Янина с велосипедом - на перроне, заранее улыбаясь. Доротея заметила сестру еще из вагона, разглядывала ее пока со стороны. От загара Яня казалась старше своих лет. Платье на ней - ситцевое, с рукавами-"фонариками", сшитое дома на машинке... И вдруг Доротея узнала ткань. Из той же материи мама когда-то шила своим дочкам летние платьица, старшей - с широким воланом, младшей просто на лямочках. Это было много лет назад, задолго до того, как Яня почернела под крестьянским солнцем и земля начала вязать первые узлы на ее руках. До того, как их мать сделалась скупой и раздражительной, чуть что покрывающейся бесформенными красными пятнами...

Янина была жилистой и тощей и обладала смутным сходством с собственным велосипедом, таким же поджарым и черноватым.

Доротея вышла на пыльные горячие доски перрона, гулко переступила каблуками. Поезд, свистя, ушел. Сестры обнялись, поцеловались, посмеялись чему-то. Яня свела велосипед с перрона, осторожно перелезла через лопухи и вышла на тропку, ведущую по откосу вдоль железнодорожных путей: внизу рельсы, вверху - смуглые сосны.

- Садись, - предложила Янина, хлопнув по багажнику.

Доротея сказала:

- Давай лучше пешком, а?

- Да я довезу! - засмеялась Янина. - Садись!

Тогда Доротея остановилась и очень серьезно произнесла:

- Я и не сомневаюсь, Янечка, что довезешь. Ты и корову довезла бы. Только мне от этого как-то не по себе. Давай лучше пешком, хорошо?

И они пошли пешком. Было очень тихо, пахло клевером. Доротея то и дело срывала нагретую на солнце землянику. Потом сказала:

- А я напечатала книжку.





- Какую книжку?

- Которую бабушка не успела дописать - про Мелюзину. А я дописала и напечатала. У меня с собой, потом подарю.

Янина немного помолчала, а после осторожно подобралась к "главному":

- Книжка - это хорошо. А замуж ты не собираешься?

- Я тут думала-думала и надумала... Лучше буду я старой девой, объявила Доротея. - На радость маме. Пусть хоть одна дочка получится у нее несчастной. Чтоб было, кого всласть пожалеть... А в конце концов я стану как бабушка Елизавета, и дануткины дети будут приходить ко мне в гости и рыться в моих старушечьих сокровищах...

Янина смотрела на младшую сестру сердито. Доротея "умничала". Вот ведь выискалась! Большой рот в землянике, пушистые волосы взъерошены ветром, легкое платье из крепдешина, кремовое в красный горошек, льнет к ногам. Да еще туфли сняла, сунула в сумку. Стоит босая на тропинке - и умничает... Старой девой себя воображает.

Доротея вдруг улыбнулась загадочно и добавила:

- А вообще - не знаю. Влюбился тут в меня... один человек.

Они пошли дальше. Доротея расхвасталась:

- Я его никогда не видела, а он меня - на фотографии в книжке. По фотографии и влюбился, теперь вот письма шлет... Уже пять штук прислал...

- А кто он? - спросила Янина. - Чем занимается?

- Он писатель, живет в Варшаве. Ужасно остроумный. Если по правде, меня раздражают все эти его "я люблю вас, Доротея" или, еще хуже: "Вы в те годы были еще маленькой девочкой..."

Янина сразу насторожилась:

- Он что, старый?

- Конечно, старый! Ему уже тридцать шесть. А я на той фотографии - с бантом, вот он и вообразил, будто я ребенок... Но вообще он смешно пишет. Я всегда смеюсь, когда читаю. Хотя и раздражает тоже. В общем, не знаю.

Янина, против всех ожиданий, не стала бранить младшую сестру за легкомыслие, а вместо этого сказала:

- Ты лучше спроси Бога, а Он уж положит ответ тебе прямо в сердце. Съезди к этому писателю в Варшаву, познакомься. Может, хороший человек тогда и раздумывать нечего.

- Ну-у... - протянула Доротея. - Так далеко я еще не зашла. Яня! Ты только не рассказывай пока никому, ладно?

- Ладно, - сказала Янина.

* * *

Костел был маленьким и находился в лесочке, сразу за воротами кладбища. Островерхий и тонкий, он казался еще одним деревом в небольшом лесу. Двор костела был тщательно выметен, скамьи отмыты. По всему двору были расставлены картины, изображающие различные эпизоды Нового Завета. Написанные в синих тонах, они были проникнуты кубической испанской тоской в духе Пабло Пикассо.

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.