Страница 5 из 11
— И что же, у него нет никаких особенностей? Как бы вы описали его характер в двух словах?
— Ну, возможно, он чудаковат слегка. Много путешествовал, наверное, повидал чуть ли не весь свет. Могу сказать, что мистер Рочестер умен, хотя никогда не беседовала с ним подолгу.
— А в чем проявляется его чудаковатость?
— Не знаю… Это трудно описать. Нет, за ним не водится ничего такого, что бросалось бы в глаза, но, когда разговариваешь с ним, трудно понять, шутит он или говорит серьезно, доволен или наоборот. Но это, впрочем, не имеет значения, потому что он очень хороший хозяин.
Вот что поведала мне миссис Фэрфакс о нашем общем хозяине, но ответы ее совершенно не удовлетворили моего любопытства. В ее глазах мистер Рочестер был обычным джентльменом и землевладельцем, не более того. Она не пыталась заглянуть глубже и явно была удивлена моему желанию составить более четкое представление о его личности.
Когда мы вышли из обеденного зала, миссис Фэрфакс предложила показать мне остальную часть дома, и я стала ходить за ней из комнаты в комнату, вверх и вниз, не переставая изумляться. Просторные парадные залы показались мне величественными, а некоторые комнаты на третьем этаже, хотя и были темными и низкими, манили царившим там духом старины.
Свет, робко проникавший сюда сквозь узкие окна, выхватывал из темноты остовы столетних кроватей с железными прутьями, низко висящие железные лампы, залитые древним красным воском, и испещренные резьбой дубовые и ореховые сундуки. Вдоль одной из стен стоял ряд старинных стульев. Один из них привлек мое внимание. Он был крайне неудобным: прямо из середины сиденья торчал деревянный выступ, а к подлокотникам и ножкам были приделаны металлические браслеты, похожие на кандалы для узников. Неужели здесь кто-то страдал таким расстройством ума, при котором больного необходимо приковывать?
Все эти диковинки превратили третий этаж Тернфилд-Холла в воплощение былых времен, в хранилище воспоминаний. Днем мне нравились тишина и необычность этих комнат, но я бы ни за что не согласилась провести ночь на одной из этих широких, тяжелых кроватей, стоявших в альковах за дубовыми дверями или за старыми английскими гобеленами, сплошь покрытыми причудливыми изображениями странных цветов, еще более необычных птиц и совсем уж невиданных человеческих существ с искаженными, искривленными телами.
— В этих комнатах спят слуги?
— Нет, никто здесь не спит. Знаете, если бы в Тернфилд-Холле было свое привидение, оно обитало бы именно здесь.
— А у вас, значит, привидения не водятся?
— Пока что не слыхала, — ответила миссис Фэрфакс с улыбкой.
— И что, нет даже никаких рассказов или преданий?
— Насколько я знаю, нет. Хотя говорят, что в свое время Рочестеры славились невиданной жестокостью и необузданным нравом. Быть может, поэтому они так мирно покоятся в своих могилах.
— Да… «Прошел горячечный припадок жизни», — пробормотала я и, видя, что она развернулась, спросила: — А куда сейчас, миссис Фэрфакс?
— На крышу. Не хотите ли подняться посмотреть, какой оттуда открывается вид?
Я согласилась и последовала за ней по очень узкой лестнице на чердак. Оттуда по стремянке мы через люк выбрались на крышу. Теперь я оказалась на одном уровне с поселением грачей и могла заглянуть в их гнезда. Нагнувшись над зубцами, я посмотрела вниз. Передо мной развернулась панорама парка: яркая бархатная лужайка, опоясывающая серокаменный фасад здания; большая поляна с вековыми деревьями; лес и прорезающая его тропинка, поросшая мхом, который был зеленее листвы на деревьях; церквушка у ворот; за ней дорога и безмятежные холмы — все дремало под осенним солнцем. Во всей этой картине не было ровным счетом ничего исключительного, но она радовала глаз.
Отойдя от края крыши, я спустилась обратно в люк, но в темноте почти ничего не могла различить. По сравнению с голубой аркой небосвода, которой я только что любовалась, на чердаке было темно, как в склепе.
Миссис Фэрфакс на секунду задержалась, чтобы запереть люк. Я ощупью нашла выход и спустилась по лесенке в узкий коридор, отделявший комнаты со стороны фасада от комнат в глубине третьего этажа. Этот длинный, полутемный проход с единственным тусклым окном в дальнем конце и двумя рядами запертых дверей был похож на коридор в замке Синей Бороды.
Когда я продолжила путь, раздался звук, который я меньше всего ожидала услышать в столь тихом месте, — смех, а за ним как будто удар по телу. И тут же, словно в ответ, прозвучал другой смех, отрывистый, бездушный, безрадостный.
Я остановилась. Звук прекратился, но лишь на миг, а потом снова загремел, на этот раз громче, ведь сначала он был хоть и отчетливым, но очень тихим. Смех этот прокатился по коридору звонким раскатом, разбудив эхо, казалось, в каждой из пустынных комнат, однако я могла бы точно указать, из-за какой именно двери он шел.
— Миссис Фэрфакс! — воскликнула я, когда с лестницы донеслись ее шаги. — Вы это слышали? Слышали громкий смех? Кто это?
— Должно быть, кто-то из слуг, — ответила она. — Возможно, Грейс Пул.
— Но вы слышали? — настойчиво повторила я.
— Да, совершенно отчетливо. Я часто ее слышу. Она здесь в одной из комнат занимается шитьем. Иногда к ней приходит Лия, и вместе они, бывает, шумят.
Смех вновь повторился, негромкий, отрывистый, и оборвался странным восторженным бормотанием.
— Грейс! — крикнула миссис Фэрфакс.
Я, признаться, не ожидала, что откликнется Грейс, — до того жутким и неестественным показался мне этот смех. Но дверь рядом со мной отворилась, и в коридор вышла служанка. Это была женщина лет тридцати-сорока, рыжеволосая, с грубоватым, простым лицом. Щеки ее горели.
— Слишком много шума, Грейс, — сказала ей миссис Фэрфакс. — Не забывайте об указаниях.
Грейс жеманно присела и снова ушла в комнату, поспешно закрыв за собой дверь, как будто для того, чтобы я не смогла заглянуть внутрь.
— Грейс у нас шьет и помогает Лие по хозяйству, — продолжила вдова. — У нее есть недостатки, но в целом она справляется. Да, и к слову, как вы утром поладили с ученицей?
Разговор, таким образом, перетек в другое русло и продолжился, пока мы спускались в более светлые и радостные помещения нижнего этажа. В холле к нам выбежала Адель с криком:
— Mesdames, vous êtes servies! — И добавила: — J’ai bien faim, moi![5]
Обед нас дожидался в комнате миссис Фэрфакс.
3
Надежда на спокойную, безмятежную жизнь, которую сулила мне первая встреча с Тернфилд-Холлом, при дальнейшем знакомстве с этим местом и его обитателями не обманула меня. Миссис Фэрфакс действительно была тем, кем казалась, — спокойной женщиной с добрым сердцем, достаточно образованной и весьма неглупой. Моя ученица, ребенок живой, но избалованный и своенравный, а потому часто проявляющий упрямство, вскоре стала довольно послушной и восприимчивой.
Какими-либо выдающимися способностями, необычными чертами характера, особенными познаниями или редким вкусом, которые могли бы хотя бы немного приподнять ее над уровнем обычного ребенка, она не обладала, так же, как не было у нее пороков или недостатков, которые ставили бы ее ниже этого уровня. Ее простодушие и желание угодить мне создали определенную степень привязанности между нами, достаточную для того, чтобы получать взаимное удовольствие от общения.
Иной раз, гуляя по парку в одиночестве, я подходила к воротам и смотрела на уходящую вдаль дорогу. Еще бывало, когда Адель играла с няней, а миссис Фэрфакс расставляла по местам бесконечные банки с вареньем в кладовой, я поднималась по трем лестницам, открывала люк на чердаке и, выбравшись на крышу, смотрела вдаль, за поля, за холмы. Как мне хотелось обладать чудесным зрением, позволяющим заглянуть за горизонт и увидеть кипучий, полный жизни мир, о котором я слышала, но который никогда не видела!
5
Сударыни, обед на столе! Я ужасно проголодалась! (фр.)